— ..Пробежать можно было только по одному, — рассказывал Карлу свидетель боя. — Мы шли строем с саблями в руках на заграждение неприятеля. Был там и господин д'Артаньян со своими мушкетерами, и они проявили себя настоящими храбрецами. Господин д'Артяньян очень старался убедить герцога не рисковать жизнью и не идти во главе своих солдат по тому проходу, но милорд герцог не послушал его совета. Господин д'Артаньян был убит, но герцог вел своих людей с такой отвагой и с таким презрением к смерти, которые редко встречаются. Многие скажут вашему величеству, что никогда не видели более отважного и молниеносного боя.

Джемми вернулся домой, пройдя с отрядом в торжественном марше по улицам Лондона до Уайтхоллского дворца, а люди сотнями выходили из домов посмотреть, как он проходит.

Он стал старше, но остался таким же красивым. Лицо его пылало, отчего глаза казались более яркими и блестящими. Женщины, глядящие из окон, бросали Монмуту цветы, и на улицах раздавался крик: «Отважный Джемми возвращается домой с отрядом!»

Это было то, чего он так жаждал. Именно этого признания. Этой славы.

И Карл с некоторой тревогой видел, что люди были вполне готовы признать славу этого мальчика — отчасти потому, что он был красив, отчасти потому, что отважен, но главным образом потому, что герцог Йоркский был католиком, а они поклялись, что на троне Англии никогда не должен снова восседать католик. Джемми казался теперь более серьезным, и Карл надеялся, что его сын осознал, что лучше отказаться от всех его опасных идей.

У Джемми появилась новая любовница, Элинор Нидхэм, совершенно покорившая его. Ему хотелось завести две своры английских гончих в Чарлтоне. У него родился сын, нареченный Карлом, и сам король с герцогом Йоркским были крестными отцами.

Это был гораздо более подходящий для молодого человека образ жизни, думал король. И взгляд его, когда он смотрел на юного Монмута, был полон любви.

По Англии распространились слухи, что герцог Йоркский вскоре снова женится и для него уже выбрали принцессу Марию-Беатрису, сестру правящего герцога Моденского. Девушка была совсем юной — ей было четырнадцать лет, — красивой и казалась способной иметь детей. Но у нее был единственный недостаток: она была католичкой.

Этот брак доставил Луизе массу волнений. С тех пор как она уехала в Англию, Людовик дал ей три основных задания. Она должна была способствовать союзу с Францией против Голландии, заставить Карла публично объявить о принятии католической веры, а также устроить брак между герцогом Йоркским и принцессой, которую выберет для него Людовик.

Людовик выбрал богатую вдову герцога де Гиза, бывшую до замужества Елизаветой Орлеанской, второй дочерью Гастона, брата Людовика XIII. Луиза подчеркивала в разговорах с Карлом и Иаковом преимущество этого брака, но она была достаточно умна, чтобы понимать, что не должна слишком явно работать на пользу Франции.

Герцог Йоркский, испытывая чувство раскаяния после смерти жены, расстался со своей любовницей Арабелой Черчилль, но почти немедленно после этого возникла связь с Екатериной Седли, дочерью сэра Чарльза Седли. Екатерина не была красавицей, но, как обмолвился как-то его брат, было похоже, что любовниц Иакова выбирал для него его священник в качестве епитимьи. Однако Иаков вопреки всем традициям решил, что, хотя он легко относится к отсутствию красоты у любовницы, он не может согласиться с ее отсутствием у жены и что мадам де Гиз, уже не юная и не красивая, ему не подойдет. Таким образом, потерпев неудачу с французской женой, Луиза была готова поддержать выбор Марии-Беатрисы, так как та тоже была католичкой, а католическая герцогиня Йоркская, конечно, не будет препятствовать выполнению одной из ее основных обязанностей — способствовать тому, чтобы король открыто признал свой переход в католичество.

Поэтому Луиза чувствовала, что, хотя ей не удалось убедить короля и его брата выбрать мадам де Гиз, она не вызывала недовольство короля Франции, направив свои усилия на то, чтобы состоялся брак с Марией-Беатрисой, особенно если учесть то, что по всей стране выражалось недовольство католическим браком герцога.

По Англии прокатывалась новая волна протеста против католицизма. Прошло уже много времени после костров у Смитфилда, но еще были живы люди, помнившие отголоски тех дней.

— Не хотим папства! — кричали люди на улицах.

Луизе все еще не удалось получить никакого обещания от Карла относительно времени, когда он заявит, что он католик. Однако он отменил некоторые законы, направленные против католиков. Он заявил, что ему хочется, чтобы в стране утвердилась веротерпимость. Но многие из его подданных хотели знать, неужели он забыл, что случилось с английскими моряками, попавшими в руки инквизиции. Он что — забыл о дьявольском заговоре с целью взорвать здания парламента в период правления своего деда? Король, говорили люди, слишком беспечен, а так как брат у него католик, а француженка-католичка все время нашептывает ему на ухо, то он готов заплатить любую цену за мир.

— Папа, дотянувшись лишь одним пальцем ноги до Англии, — заявил сэр Джон Найт в палате общин, — вскоре окажется здесь полностью собственной персоной.

Палата общин после этого потребовала, чтобы Карл отменил свою декларацию о религиозной терпимости. На это Карл ответил, что он не претендовал на отмену каких-либо законов, касающихся собственности, прав или свобод своих подданных, или на изменение догмата или благочиния англиканской церкви, но лишь на отмену наказаний за отступничество.

Ответом палаты общин на это было решение не утверждать законопроект о финансах до тех пор, пока не будет отменен закон о свободе вероисповедания.

Так как обе палаты парламента были настроены против него. Карлу ничего не оставалось, как согласиться одобрить тест-акт, закон о присяге в отречении от признания папской власти и догмата преосуществления, требовавшие, чтобы все должностные лица, гражданские и военные, давали торжественную присягу в соответствии с обрядами англиканской церкви и заявляли об отказе признать догмат преосуществления.

Сделав это, он немедленно встретился с Иаковом.

— Иаков, — сказал он, — боюсь, что теперь вы должны принять решение. Надеюсь, что оно будет правильным.

— Речь идет об этом тест-акте? — спросил Иаков. — Это из-за него глубокая морщина появилась у вас на челе, брат?

— Да, и если бы вы подчинились здравому смыслу, ее бы не было ни у меня, ни у вас. Иаков, вы должны принять торжественную присягу в со ответствии с обрядом англиканской церкви. Вы должны отречься от признания власти папы и отказаться от догмата преосуществления.

— Я не могу этого сделать, — ответил Иаков.

Вы должны изменить свои взгляды, — непреклонно настаивал Карл.

— Собственное мнение — это то, что у нас должно быть, хотим мы этого или нет.

— Умные люди держат его при себе.

— Умничающие в духовных вопросах никогда не войдут в святое место и совершают святотатство.

— Иаков, вы некоторым образом слишком серьезно относитесь к себе, но недостаточно серьезны в существенном. Послушайте меня, брат. Мне уже больше сорока лет. У меня нет ни одного законнорожденного ребенка. Вы мой брат. Ваши дочери являются наследницами престола. Вскоре вы женитесь на юной девушке, и я не сомневаюсь, что она даст вам сыновей. Если вы хотите подвергнуть свою собственную глупую голову опасности, что станет с их будущим?

— Никогда еще ничего хорошего не получалось из плохого, — твердо ответил Иаков.

— Иаков, с добром и злом все ясно. Поразмышляйте о здравом смысле. Завтра вы придете в церковь вместе со мной, и рядом со мной вы сделаете все, чего я от вас жду.

Иаков отрицательно покачал головой.

— Они не признают вас, Иаков, — настаивал Карл, — они не согласятся на наследника-католика.

— Если на то Божья воля, чтобы я потерял трон, то я его потеряю. Я делаю выбор между одобрением людей и одобрением Бога.

— Королю полезно одобрение людей, но оно еще более важно для человека, который надеется стать королем. Однако это в будущем. Вы забыли, мой первый лорд адмиралтейства, что все офицеры, согласно тест-акту, который я вынужден был снова ввести в действие, обязаны давать торжественную присягу по обряду англиканской церкви, заявлять об отказе признавать догмат преосуществления и давать присягу о главенстве короля над англиканской церковью. Ну же, брат, неужели вы не можете признать меня главой своей церкви? Или им должен быть папа?