— Матью, ты с кем-нибудь говорил? Кто-нибудь с тобой говорил? — в голосе Кэрол звучало такое отчаяние, что Матью тоже пробрала дрожь.

— Да…

— И что? Что тебе сказали? Лучше сразу все!.. — Кэрол умоляюще всхлипнула.

Матью набрал полную грудь воздуха.

— Боюсь, что мы никогда не увидим его, Кэр. Плохой биогенетический тест, очень плохой, много ниже нормы. Я видел его утром в BGTI…

— Говарда?!! — Кэрол отпрянула от Матью и смотрела на него широко открытыми глазами.

— Тест, его результаты, — Матью сглотнул. — Много ниже границы “NC”.

Кэрол медленно опустилась на кровать. Она продолжала безотрывно смотреть на Матью. Молчание затянулось. Матью встал и подошел к окну. Минут десять он стоял ни о чем не думая, уставившись на панораму города. Когда он повернулся обратно, он встретил все тот же взгляд широко открытых глаз жены. Кэрол не прерывала молчания. Она была замужем за экспертом BGTI и вот уже шесть лет невольно участвовала в обсуждении проблем генетики и тестирования. Она молчала, прекрасно понимая, что никакая сила на свете не вернет ей ее Говарда, если это все не дурной сон.

Америка, как всегда, определяла свои временные ориентиры по громким судебным процессам. Часто достаточно было сказать, что события происходили во времена суда над О. Джей. Симпсоном, как сразу становилось ясно, что имеется в виду.

Несколько последних лет всеми средствами массовой информации пропагандировалась идея о “Генетической Чистоты”. До истории с “вычислением” СПИДа генетика несколько лет пребывала в кризисе. Проекты “Геном” вызвали слишком много неоправданных надежд, и начальная эйфория сменилась на глубокое разочарование.

Финансирование резко сократилось, и вся отрасль пребывала в апатии. Операции генной трансплантации сократились до минимума. После нашумевшего открытия картина резко изменилась. Конечно, прошли годы, в течение которых СПИД еще взымал свою дань, но пришел тот день, когда у первого зараженного после операции генной коррекции зафиксировали отсутствие ВИЧ. Через рекордно короткий срок FDA отменила ограничения на генное лечение СПИДа, и все снова ожило. Сотни миллиардов только разжигали аппетит. Биогенетические фирмы повели массированное наступление и по всему фронту. Строго говоря, мутационное происхождение СПИДа оставалось лишь одной из гипотез, однако уж слишком выгодно было сделать ее “единственно верной”, что обещало баснословные прибыли.

Конкуренты объединились для достижения обшей цели, и их главной мишенью стала FDA. Родственники больных, умерших от СПИДа, предъявили чиновникам FDA огромные иски за проволочку в принятии решения, которое могло бы спасти от смерти их родных. Понятно, что те несколько месяцев с момента первого удачного опыта лечения и до официального разрешения были фатальными для многих, кому было отказано в лечении со ссылкой на законодательный запрет. Поначалу само возбуждение подобного рода дел казалось проблематичным, ведь по сути, нельзя подать в суд на законодательный орган за принятие или не принятие закона. Но просочились сведения, что из-за небрежности дело провалялось три недели без движения и, вообще чуть-ли не потерялось. Выл раскопан соответствующий прецедент, позволивший протолкнуть один из исков на рассмотрение. За ним последовало еще несколько.

Часть дел была инспирирована фармацевтическими и биогенетическими фирмами якобы от имени родственников потерпевших. Выли наняты лучшие адвокаты, гонорары которых оплачивались фирмами. Не только США, но и весь мир следил за ходом нескольких самых громких процессов. FDA превращалась в символ бюрократии и врага человечества. Казалось, что вот-вот будут созданы прецеденты, на основании которых можно будет сделать прорыв и вновь легализовать и другие генные трансплантации. В критический момент вмешались Верховный Суд и Конгресс, положившие конец судебной истерии и объявившие поданные иски заведомо незаконными. Почти сразу же был поднят новый флаг — “Генетическая чистота”.

В самом начале, всех вступающих в брак или собирающихся иметь детей призывали проходить обследование добровольно. После первой атаки в прессе, последовала вторая — заговорили о генетическом образовании и генетической культуре. Стало модно “подтверждать” свое происхождение при помощи “Сертификата генетической чистоты”, выдаваемому после прохождения анализов. Биогенетический истэблишмент вновь попытался заговорить на языке Фемиды. В отличие от предыдущей кампании, новая велась гораздо более изощренно. Первый прецедент был создан без особого шума. Больной гемофилией юноша выиграл дело против своих родителей на основании изначальной посылки, что вероятность заболевания 0.25 была недопустимо высокой, чтобы подвергать ребенка опасности пожизненных страданий. Это был первый снежный комок в постепенно нарастающей лавине, которая все набирала скорость.

Не получив, что было вполне естественно, стопроцентного положительного результата при тестировании, молодые, как правило, люди бросались с иском в суд, где судьба дела зависела исключительно от добросовестности эксперта. Границы результатов исследований, влияющих на принятие решения, были очень расплывчатые, совершенно субъективные, и постепенно со всех сторон посыпались требования определить, наконец, хоть какие-то нормы и границы допустимых отклонений.

В конце концов, были объявлены слушания в Конгрессе по вопросу о “генетическом законодательстве”, но победа генетиков, несмотря на почти всеобщее их ликование, была еще далеко не полной. На слушания в качестве экспертов были приглашены наиболее известные ученые из самых разных областей медицины, биологии, фармацевтики и, конечно, генетики. Пламенные речи специалистов были верхом красноречия. В них осуждалась как слепая Фемида, так и современные нравы.

Казалось, что генетики публично давали задний ход, но тщательно подготовленная ловушка сработала именно так, как и было запланировано. На одну чашку весов были брошены права личности, а на другую — совершенно вопиющие случаи рождения детей с врожденными пороками, которые, по свидетельствам специалистов, можно было предотвратить. В качестве решения была предложена классификация как результатов тестирования, так и групп генетического риска для тех, кто не проходил это тестирование. Причем, только “в целях зашиты прав человека”, были тщательно оговорены условия и критерии, избавлявшие конкретного человека от обязанности проходить тестирование.

Выход из создавшейся ситуации был принят “на ура”. Решающим доводом, произведшим особое впечатление и на публику, и на конгрессменов, было то, что вся обработка данных производилась компьютером без какого-либо вмешательства человека, а финальное заключение предлагалось оставить за двенадцатью специальными экспертами — по аналогии с двенадцатью присяжными. Генетическое законодательство прошло, в итоге, почти без поправок, несмотря на отчаянное противодействие Amnesty International и других подобных организаций, все больше терявших свое влияние. Одной из самых существенных поправок, великодушно предложенной в самом разгаре дебатов, был запрет на ретроактивные судебные иски. Волна судебных процессов схлынула почти мгновенно, и страсти потихоньку улеглись. Дело, правда, было сделано. Проведение в жизнь генетического законодательства потребовало государственного финансирования, и налогоплательщик раскошелился на грандиозные проекты, включавшие самые современные компьютерные системы, астрономические суммы дополнительных исследований и подготовку экспертов. Теперь био-генетика могла открыто праздновать победу — она проникла в повседневную жизнь, но и здесь были предприняты максимальные предосторожности: даже самой новой специальности дали официальное название “Компьютерная биохимия”, как бы исключив слово “генетика” из лексикона.

— Мы можем вернуться домой, — Матью нарушил молчание, но Кэрол не пошевелилась.

Матью тоже застыл у окна. Через пару минут он повторил: