После той, самой первой ДИ, последовало еще несколько: при поступлении в университет, при открытии специального банковского счета, при подписании нескольких контрактов, где, как он думал, ДИ была только пустым требованием адвокатов, и, конечно, при поступлении на работу в BGTI. Никогда в жизни Матью не получал сообщений электронной почты, требовавших дактилоскопической идентификации. Даже на работе, имея практически неограниченный доступ к информационным базам, он ограничивался своим личным кодом.

— Матью, извините за неудобство, — компьютер сменил гнев на милость, и Матью снял руку со сканнера.

— Персонализация компьютерных сообщений, — автоматически отметил он, разрешая аппарату продолжать.

— По получении данного сообщения Вам следует незамедлительно явиться в приемную фирмы BGTI. Конец сообщения.

Матью опустился на стул: он слишком хорошо понял значение этой единственной фразы на экране. Теперь его очередь, у Кэрол все в порядке. Непроизвольно Матью потянулся к клавиатуре и набрал CTRL-ALT-F-R-O-M секретный код, который в припадке пьяной откровенности выболтал Сэм. Матью вспомнил многозначительную серьезность Сэма, выболтавшего мелкий секрет INSC, обнаруженный им в одном из архивов открытого доступа. По этому скрытому ключу на экране должны были появиться полные данные отправителя сообщения: кто, когда, откуда, и, главное, что интересовало Матью, куда направлены копии.

— ACCESS DENIED, — промелькнула на мгновение надпись на экране, после чего все вернулось на исходные позиции.

— Черт! — выругался Матью.

Он прекрасно понимал, что получение скрытых данных никак не изменит ни его судьбы, ни его последующих действий, но тот факт, что постоянно до сего времени работавший пароль не подействовал, больно уколол его. Матью, поднимаясь, привычным движением нажал “EJECT”, и PTPIC, почти неслышно урча, выехал в его подставленную ладонь. Матью не глядя бросил его в раскрытый кейс и направился обратно в спальню.

Кэрол находилась все в той же позе, но на этот раз ее глаза впервые за последнюю неделю встретились с глазами мужа.

— Наконец-то, — раздраженно проговорил Матью, — наконец-то ты меня стала замечать, — Матью знал, что даже через плотно закрытую дверь нельзя не услышать трель компьютера. — “С”,- Матью выдержал паузу.

— У тебя “С”,- вторая пауза тянулась чуть дольше. — Я практически уверен, что у тебя “С”,- голос Матью звучал все громче с каждой фразой.

— Теперь моя очередь. Но, в отличие от тебя мне не видать “С” как своих ушей!

Можешь радоваться! Скажи что-нибудь!! А?!!.. — Матью запнулся на полуслове, он заметил сузившиеся глаза Кэрол.

— Сволочь, — обругал он себя.

Кэрол ожидала результатов теста ровно семь дней — максимально допустимый срок.

За эти семь дней она не проронила ни слова, и ни разу их глаза не встретились.

Фактически, Кэрол ожидала приговора. Это для простых смертных этот анализ назывался “Общий Биогенетический Тест”. Матью, будучи компьютерным биохимиком, работая в BGTI, имел непосредственное отношение к его разработке. Став впоследствии экспертом, он прекрасно понимал, что этот, так называемый, “тест” был абсолютной генетической проверкой, и финальный результат “С”, то есть “conform”, означал жизнь, а “NС” — “not conform” — практически полное отсутствие медицинской страховки, а для новорожденных, во многих случаях, лишение права на жизнь.

Компьютер анализировал каждый без исключения участок ДНК и каждый ген, последовательно сравнивая его с данными Всемирной Генетической Библиотеки.

Каждый ген имел свой весовой индекс и получал оценку “да-нет”. После суммирования определялся итоговый результат, который тоже не имел полутеней: “да-нет” или “С-NС”. Заключение, согласно стандарту, выдавалось через четыре — семь дней и состояло из одной единственной фразы: “Вы прошли РВГТ с результатом “С-NС”, согласно закону о биогенетическом тестировании”. При отрицательном результате предлагалось срочно прибыть в BGTI, где в присутствии адвоката выдавалось официальное уведомление, что с настоящего момента сокрытие результата теста являлось, в предусмотренных законом случаях, уголовным преступлением.

Также выдавался обширный перечень учреждений и должностных лиц, имевших по закону право на получение информации о тестировании.

Расшифровка результатов теста никогда и никому не предоставлялась. Сам тест занимал от силы шесть часов компьютерного времени, а остальное уходило на просмотр и визирование результатов двенадцатью случайным образом отобранными экспертами — специалистами BGTI, в число которых входил и Матью. Вместе с дипломом эксперта он получил право на получение полных результатов экспертизы, как своих собственных, так и всех ближайших родственников. Матью знал, что ровно в 9 утра раздастся звонок в дверь, и один из посыльных BGTI передаст ему многостраничный отчет Кэрол. Он знал также, что посыльный будет ждать в машине, пока Матью не спустится с отчетом вниз, не сядет в машину и не даст сигнал отправляться в BGTI. До получения утренней электронной почты он не знал только одного: отправится ли Кэрол вместе с ним, или останется дома. Теперь же, последние сомнения Матью исчезли — Кэрол получила “С”, и он отправится в эту поездку один. И еще, очень мало шансов на возвращение его, Матью, на работу в BGTI.

— Мат, почему ты не пошел до конца? — голос Кэрол звучал достаточно громко, но Матью показалось, что он не расслышал.

— Что? — машинально переспросил он.

— Мат, ты не пошел до конца, а ведь наша жизнь разрушена, Мат, — Кэрол произнесла всю фразу очень ровно, не выделяя ни единого слова, но “наша жизнь” ударила Матью по перепонкам.

Кэрол не делала никакого различия между своей и его судьбой. Матью вдруг осознал, что за неполных шесть лет их совместной жизни он никогда не говорил “мы”, а только “Кэрол и я” или “я и Кэрол” в зависимости от момента. Кэрол же всегда и везде, к месту и не к месту говорила “мы”, причем любого другого на ее месте давно засмеяли бы все их общие приятели.

— Я все тебе рассказал, Кэрол, — Матью с трудом избежал слова “объяснил”.

— Выл шанс, Матью, — голос Кэрол не поднялся и на четверть тона.

— Какой, к черту, шанс!! — Матью сорвался на крик, — был дохлый номер!

Кэрол промолчала, и он сделал шаг и протянул руку к дверце шкафа.

— Твой сын, — Кэрол медленно выдавила слова, — Д-д-дохлый.

Матью сидел в спецмашине BGTI. Водитель, он же посыльный, был отделен от него перегородкой. Фактически это была машина инкассаторов, но специально приспособленная для нужд BGTI. Пассажир не мог самостоятельно покинуть машину, все управление дверями находилось в кабине водителя. В случае каких-то неожиданностей в дело мог вмешаться диспетчер BGTI. Рядом с Матью на сиденье лежал уже подписанный и утвержденный тест Кэрол. Матью подписал его поверх титульного листа, так как места для подписи родственников предусмотрено не было.

— Надо же, — подумал Матью, — 99 процентов “С” и меньше чем 0.2 процента “NС”.

Это был едва ли не лучший тест, который он видел за все время выполнения обязанностей эксперта. Почти абсолютный результат. Но этот результат сводил почти к нулю его, Матью, шансы пройти тест. Он втайне надеялся избежать этой процедуры, а в результате он потерял Кэрол навсегда. Он рассказал ей почти все, и Кэрол почувствовала, что главное он утаил. Она также почувствовала его страх, страх в первую очередь за себя, за результаты собственного теста и за карьеру.

Шесть лет назад, когда Матью и Кэрол объявили о помолвке, Матью позвонил отец.

Полупросьбой — полутребованием он вызвал сына для “очень серьезного”, как он выразился, разговора. Матью подумал тогда, что отец с матерью будут возражать против его очень быстрой женитьбы, они с Кэрол не были знакомы и полугода, и, заранее предвидя такой оборот событий, приготовил длинную речь. Все оказалось совсем не так. Сидя в машине по дороге из аэропорта, родители очень подробно расспрашивали Матью о Кэрол и, казалось, совершенно не возражали против его брака. Однако оставалась некая напряженность, Матью чувствовал это. Главный разговор был впереди.