– Ты наводил справки обо мне. – Голос был очень тихий и очень напряженный.

Дьявол! Он медленно встал, моляще протягивая руки.

– Я все объясню.

Она закрыла папку и положила на стол. Во взгляде уже не было боли. Там вообще ничего не было.

– Зачем? Я все понимаю. Как твой заместитель, я имею доступ к секретной информации. Ты должен был знать, насколько мне можно доверять. Я долго удивлялась, что ты нанял меня, ничего не выяснив. – Голос упал, и она продолжала избегать его взгляда. – Жаль только, что ты не сказал мне, особенно когда мы стали…

– Любовниками, – грубо подсказал он, не дождавшись продолжения. – Только я наводил справки не из-за работы, Анжелика. Это было чисто личное.

Она метнула в него пылающий взгляд, в котором ясно читалась ярость.

– Ты вторгся в мою частную жизнь, потому что тебе было интересно? – бросила она. – Или я была достаточно хороша как заместительница, чтобы работать со мной, ничего не зная о моем прошлом, но не настолько хороша, чтобы спать со мной, не наведя справок? Ну и каково же знать, что ты был в постели с дочерью преступника, Рис?

– Анжелика…

Трясясь от ярости, в которой он видел настоящую боль, Анджи ударила ладонью по столу.

– Знаешь, я ведь в самом деле поверила вчера вечером, когда ты сказал, что хочешь пригласить меня в ресторан. Но тебя волновали вовсе не сплетни, правда? Ты не хотел, чтобы безупречная репутация, которую ты создал такими трудами, оказалась под угрозой, если кто-то узнает: дочь Нолана Сен-Клера, изгоя и преступника, рядом с…

– Довольно! – Рис схватил ее за руку с такой силой, что на ней остались бы синяки, не ослабь он тут же хватку. – Ты прекрасно знаешь, что мне все равно, кто нас видит. Что я действительно хотел пригласить тебя в ресторан. Не знаешь? Нет?

Она смотрела на него снизу вверх, и торопливый ответ дрожал на губах, но был остановлен его взглядом. Она первая опустила глаза.

– Да, – неохотно выдавила она. Удовлетворенный малой победой, он отпустил руку.

– Я наводил справки, потому что беспокоился за тебя, – мрачно сообщил он. – Я узнал о твоем отце, но меня это волнует ровно настолько, насколько его идиотизм причиняет боль тебе.

– Ты беспокоился за меня? Почему? – Анджи вглядывалась в его лицо, ища объяснений неожиданному признанию.

Должен ли он высказать все?

– Потому что ты была так одинока. Потому что было ясно, что тебя что-то мучит, и я хотел знать, могу ли помочь. Потому что ты дорога мне, черт возьми!

Анджи глядела на него, кусая губу, и пыталась осознать эти слова. С одной стороны, было бы легче поверить, что сделанное им сделано из естественных соображений работодателя, который должен знать, насколько надежен его заместитель. С другой – Рис никогда не врал ни ей, ни кому бы то ни было. Если он сказал, что вторгся в ее частную жизнь потому, что думал о ней, оставалось только поверить.

Она дорога ему. Она знала, что нравится ему, что их отношения не ограничиваются физическим влечением. Но она очень следила за тем, чтобы не давать им точного определения. Конечно, она понимала, что любит его. Но никак не ожидала встретить ответную любовь и вообще не надеялась на счастливый конец этого бурного романа.

Нет, думала она, отводя взгляд от пылающих серых глаз. Нельзя давать слишком много веры его словам. Он… ослеплен. Но как долго это может продолжаться? Рано или поздно его начнет беспокоить то, что отец в тюрьме, а я была под следствием. Конечно, женщина с таким скандальным прошлым не годится ему в жены, не может быть матерью его детей.

Не он первый говорит, что любит ее. Отец… и вот чем это обернулось. Бостонские друзья, которые ушли, не оглянувшись, когда показываться рядом с ней стало непрестижно. Другие мужчины, которые хотели ее, но не хотели давать взамен того, что нужно было ей. Как же она может довериться этому сложному человеку, который еще почти ничего не знает о любви? Однажды ей уже сделали слишком больно, и она не хочет повторения.

Сжав руки на груди, будто от холода, она отвернулась.

– Рис, я бы ушла сегодня пораньше, если ты не против. Мне нужно побыть одной. – Впервые за все время, что работала на него, Анджи просила отпустить ее пораньше.

– Позволь мне отвезти тебя, – тут же предложил он. – Мы проведем день вместе. Поговорим. Нам нужно поговорить, Анжелика.

Она не сдержала вздох удивления. Рис хочет прервать работу над важным проектом, потому что ей плохо? Неужели она дорога ему больше, чем она может поверить?

– Мне действительно нужно побыть одной, Рис. Увидимся утром, ладно?

Он был расстроен, но кивнул твердо.

– Ладно. Позвони, если передумаешь насчет разговора, хорошо? Знаешь, не всегда лучше справляться в одиночку.

Она повернулась, чтобы уйти, пока не поддалась импульсу броситься ему на грудь. Но едва дошла до двери, как сильные руки развернули ее.

– Прости меня, Анжелика, – говорил он, глядя ей в самые глаза. – Я не хотел причинить тебе боль. Я только пытался помочь.

Ее сердце билось о его грудь, и во рту у нее пересохло. Даже после эмоционального потрясения последних минут тело отзывалось на его близость.

– Я знаю.

Его поцелуй был бережным и невообразимо нежным. Почти любящим. Когда он разжал руки, Анжелика вся дрожала и подозревала, что он – тоже.

– Позвони, если я буду нужен тебе, – хрипло повторил он.

Она не могла отвечать. Повернулась и вышла.

Запершись в бабушкином доме, Анджи сидела в теплом халате с Цветиком на коленях и смотрела в пустоту. Она просидела так несколько часов. Пришло и прошло время ужина, но она не думала о еде. Она понимала, что прячется. Прячется от Риса, от своего прошлого, прячется от сумятицы собственных мыслей и чувств. Она чувствовала себя в такой безопасности здесь, окруженная воспоминаниями и бабушкиными вещами. Хватит ли у нее когда-нибудь смелости выйти из этого милого убежища?

Она прижимала Цветика к груди, пока кошка не забеспокоилась и, вырвавшись, не побежала к своей миске. Анджи печально посмотрела вслед своей любимице. В этой уютной святая святых остается только одна проблема – одиночество. И есть только один человек, который может эту пустоту заполнить, – Рис. Нетрудно было представить себя в его руках, а живо представленный образ пробудил до боли сильное желание, чтобы он стал реальностью.

Одиноко ли ему? – вдруг подумала Анджи, вонзая зубы в уже искусанную губу. Думает ли он о ней, сидя в своем скудно обставленном, жутко спокойном доме? Мучаясь сделанным и гадая, простит ли она когда-нибудь.

В том, что простит, она не сомневалась. Конечно, сначала она будет зла на него, и боль усилит злость. Сознание, что Рис платил чужому человеку, чтобы тот выяснил ее прошлое, причиняло мучительную неловкость. Но Рис – это Рис. Он просто нашел самый легкий способ выяснить то, что хотел знать. И двигала им не жестокость и не простое любопытство, но забота о ней. Зная это, может ли она продолжать злиться?

«Я люблю его, – подумала она, и тут же желание напомнило о себе. – Я очень люблю его». Она должна была злиться, но вместо этого была тронута его заботой. Действия были, как обычно, беспардонными, безусловно неэтичными, даже грубыми, но она не помнила, чтобы кому-то другому настолько было до нее дело.

У него так мало опыта заботы о ком-то, кому он сам не безразличен. Ему отчаянно нужна ее любовь, даже если сам он никогда не научится любить так же. И снова она поймала себя на мысли, что хочет поддаться соблазну быть нужной, впервые в жизни по-настоящему нужной.

А может быть… ну… может быть, ей удастся научить его любви, научить взаимности, подумала Анджи с первым проблеском надежды. Она и сама об этом не очень много знает, учитывая ее прошлое, но у нее были дедушка и бабушка как пример того, во что могут превратиться человеческие отношения ценой времени и усилий. Кажется, ее прошлое не имеет значения для него. Значит, все, с чем ей нужно сражаться, – это его естественная осторожность и ее собственная неуверенность.