Горем был сокрушен Карату [2], правитель Дитану,
Был в плену у печали Илу любезный служитель.
Дом дотла уничтожен, восемь братьев погибли,
Нет у него и супруги, верной мужу в несчастье,
Родичей пятерых поразил болезнью Рашап,
Шестеро поглощены волнами гневного Йаммы.
Плакал Карату, и вопли его небеса наполняли.
Слезы катились из глаз непрерывным потоком,
Падали слезы на землю, словно блестящие сикли.
Тяжким забылся он сном, слезы мешая со стоном [3],
И явился к нему в сновиденьи пророческом Илу.
— Что ты рыдаешь, о царь? — бог обратился к Карату,
Что тебя в горе твоем может, скажи мне, утешить?
Может быть, власть над людьми, какою лишь я обладаю,
Может богатство, а может быть что-то иное?
Плакать довольно. Возьми серебро и желтое злато [4],
Вместе с ларцом, и рабов заодно с их потомством,
Богу на это ответил, упав на колени Карату:
— Мне ни к чему серебро или желтое злато.
Что мне делать с богатством, когда сыновей не имею?
Родичей нет у меня, кому бы его я оставил.
И на эти слова возразил ему Илу могучий:
— Толку в слезах не найдешь. Скорей отправляйся походом,
Чтобы невесту добыть себе в царстве Удумми [5].
Эту страну разори и потребуй Хурритянку-деву [6],
Прелесть её от Анат, неземная краса от Астарты,
Очи её — словно чаши из алебастра,
И ожерелье на шее из ляпис-лазури.
Только её забери и с нею одной возвращайся.
И возродится твой род от этой девы прекрасной.
И пробудился Карату совсем другим человеком.
Руки омыл от плечей он до самых кончиков пальцев
И совершил он богам возлияние жертвенной кровью,
В жертву принес он козленка им и ягненка,
Также и птиц быстрокрылых, какие бессмертным любезны,
Вылил вино на огонь из серебряных кубков.
Это все совершив — так, как бог повелел в сновиденьи,
Он на стену поднялся, взывая к богам об успехе.
А затем со стены он спустился, чтоб войско созвать для похода,
Хлебом наполнил телеги — запас на полгода для войска.
Было войско Карату небесному ливню подобно.
Ратников в нем под копьем находилось тысяч под триста,
А рабов без числа, земледельцев же вовсе без счета.
Дом свой закрыл холостяк, несли на носилках больного,
Хроменький ковылял, еле плелся слепец по дороге,
Взятый на деньги вдовы, шагал с рядом наемник,
И новобрачный, дома оставив жену молодую,
Брел вслед за ними, о ложе своем сокрушаясь [7].
Шли они день и другой, и третий также шагали.
Храма достигли они Асират, богини великой,
Что украшает собой страну сидонийцев и тирян [8].
Дал в этом храме обет Карату великой богине:
Он обещал серебра весом ровно в две трети
Веса хурритянки, золота в треть её веса,
Если прибудет она в его подворье женою [9].
И четвертый шли они день, пятый, шестой шагали.
Как саранча, опустились на поле с пшеницей [10],
И подвергли они город царский набегу,
Также селения все, что вокруг него находились.
Жертвами стали и жены, что возвращались с водою,
И жнецы на полях, и люди, несущие хворост.
Стоны, ржанье и лай, и вой, и мычанье
Мощные стены дворца в эту ночь проникали.
Царь Удумми Пабелли, сон и покой потерявший,
Утром к Карату послов отправляет с дарами
С золотом желтым в ларце своем драгоценном
И с серебром, и с рабами, до смерти в неволе живущим [11].
И обратились послы к Карату с низким поклоном:
— Слово тебе от Пабелли царя, принесли мы, владыка!
Землю мою ты покинь, оставь мой город Удумми.
Вот тебе выкуп за это — золото и колесницы,
И серебро, и рабы, и иное богатство.
— Твой не нужен мне выкуп, — послам отвечает Карату.
Деву хочу я Хурритянку, дочь, рожденную первой.
Прелесть её от Анат, неземная краса от Астарты,
Очи её — словно чаши из алебастра,
И ожерелье на шее из ляпис-лазури.
О её красоте мне поведал Илу владыка.
И возвратившись, предстали послы пред Пабелли.
Был сокрушен царь Удумми ответом Карату,
И он снова к Карату послов отправляет.
Слово царя Карату послы передали.
— Как я отдам тебе дочь, какую ты просишь,
Если к голодному руку она простирает,
Жаждущим чашу с водой родниковой подносит?
Ты её заберешь, а они устремятся за нею.
Будет стенать и рыдать осиротевшее царство
Так, как корова во хлеве ревет, потерявши теленка.
Эти слова не смягчили жестокого сердца Карату
Вновь потребовал он для себя Хурритянку-деву.
Отдал в жены её несчастный Пабелли,
И стенала страна его, словно корова ревела
В хлеве своем опустевшем об уведенном теленке.
И привел победитель царевну в чертоги златые,
На подворье доставил он молодую супругу.
И на свадьбу к нему все собираются боги
Прибыл Илу-отец, и могучий Баал, и Йариху,
И к отцу всех богов Баал обратился со словом:
— Дай, отец мой, благословенье и силы Карату.
Поднял Илу, отец всех живущих, кубок десницей,
Слово он молвил, которое трижды желанно:
— Вот, Карату, жену ты в свои доставил чертоги,
Девой юной привел к себе на подворье,
И родит она семерых сыновей тебе славных,
А после них ещё и восьмого добавит.
Грудь свою Анат им сосать предложит,
Асират молоком их своим напоит,
Возвеличен ты будешь среди рапаитов,
Вознесен в собрании знати Дитаму.
А потом восьмерых дочерей ты получишь,
И они среди всех рапаитов тебя возвеличат.
Слово свое завершая, кубок бог допивает.
И не спеша по жилищам своим расходятся боги.
Только они исчезли, только скрылись из виду,
Деву царь призывает на свое высокое ложе.
Что ни год, сыновья у Карату обильно рождались,
Зачинала и вновь рожала Хурритянка-дева.
И вознесен был Карату средь мужей рапаитских.
Между тем Асират свое сердце наполнила гневом,
Вспомнив обет Карату, она возвысила голос:
— Слово нарушил Карату, больше нет ему веры.
Хворь, от какой нет спасенья, она на царя напустила.
Месяц болен Карату, два месяца он в постели,
Третий месяц более, а на четвертый месяц
Страшась приближения Мута, зовет он Хурритянку-деву:
— Слушай, жена! Теленка зарежь пожирнее [12],
Кувшины с вином откупорь [13] и призови на застолье,
Оруженосцев мне верных, сколько б их ни было дюжин.
И появились все разом и жирного ели теленка,
Сладким вином запивали, молили богов о Карату,
Их ублажали дарами, и слезы они проливали,
Сердцем своим сокрушаясь, и в горе пальцы ломали.
Но не были приняты жертвы, мольбы не услышали боги.
И вновь Хурритянка-дева дружину в дом призывает,
И вновь она поит и кормит верных оруженосцев.
И над своим господином рыдают они, как над мертвым:
— Горе нам без Карату. Уйдет он в страну Заката,
Жену он свою покинет, оставит свою дружину,
Оруженосцев оставит он на юнца Йаццибу!
Но не были приняты жертвы, мольбы не услышали боги.
Толда Хурритянка магов к себе на пир приглашает:
— Ешьте и пейте, о маги! Свое покажите искусство,
Чтобы справиться с хворью, какая царя одолела.
Пили и насыщались маги в покоях Карату,
Стрелы метали в воздух [14], словно быки, ревели.
Но было все понапрасну. Хворь искусства сильнее.
Во сне о болезни Карату принесло сновиденье
Сыну его Илихау. Так возвестил ему голос:
— Хворь на отца напустили, страдает он тяжкой болезнью.
К Илу явись с мольбою, может быть, он услышит,
Жертвой насытишь владыку, может быть, он поможет.
И зарыдал Илихау, заскрежетал он зубами.
— Неужто ты нас покинешь? Тебя мы считали вечным,
Чья сила была нам в радость? Останемся мы без владыки,
Будем бродить по подворью, подобно бездомным собакам [15],
Видя, как достоянье отца жена расточает
И как пустеют амбары. Тебя оплакивать будут
Вечные горы Баала, Цапану священное поле.
Слезы ронять все будут, друг друга в беде вопрошая:
— Правда ль скончался Карату, служитель великого Илу?
Сын поспешил в покои, чтобы с больным проститься.
Родитель вскинул десницу и прекратил причитанья:
— Слезы твои бесполезны, душу они иссушают,
Нутро они надрывают. Деву, сестру Восьмую [16]
Ты призови, чей голос всех голосов сильнее.
Пусть Восьмая рыдает, пусть поля оглашает,
Своды небес тревожит болью, идущей от сердца.
Жди появления Шапаш с воинством звезд на небе.
Выйди навстречу богине вместе с сестрой Восьмою.
Пусть узнает богиня о горе, меня постигшем,
Ведать должна, что Илу жертву приносит Карату.
В левой руке пусть держит громкозвучащий бубен [17],
В правой руке пусть держит приношенье за мертвых.
Тотчас отца покинул праведный сын Илихау
С елеем в руках и с плодами деревьев,
Что в жертву богам предназначил.
Отроки черпали воду из пруда на участке сестрицы.
Вышла она из покоев, увидела милого брата,
Узрела в руках Илихау она приношенье за мертвых.
Ноги её подкосились, она задрожала всем телом.
— Что-то стряслось дурное? — она у брата спросила.
— Болен отец наш, болен, занемог наш родитель,
Жертвы он Илу приносит, готовит пир погребальный.
— Зачем ты меня волнуешь? — с плачем она вопрошает.
Как это все случилось, мне расскажи скорее.
— Вот уже третий месяц, как наш родитель болеет,
Месяц четвертый отец наш покоев не покидает,
Буду я строить гробницу с камерой погребальной,
Тебе её должно украсить [18]. И зарыдала Восьмая,
Заскрежетала зубами и к небесам возопила:
— Неужто он нас покинет, кого мы считали вечным,
Чья сила была нам в радость? Останемся мы без владыки,
Будем бродить по подворью, подобно бездомным собакам,
Видя, как достоянье наша мать расточает,
И как пустеют амбары. Тебя оплакивать будут
Горы Баала, отец мой, Цапану священное поле
Слезы ронять — святыня, что шире земных пределов.
Она поспешила к покоям, чтобы отца увидеть,
Чтобы с отцом проститься.
Оставив отца, Восьмая покинула страждущий город.
Она удалилась в пустыню, чтоб снова отца оплакать.
Елей захватив, Илихау вышел в соседнее поле.
Елей выливая на землю, к природе он всей обратился
К водам, земле и небу, к Баалу, что громом владеет:
— Пролейтесь дожди на пашню, которая засыхает,
Пусть в борозды льется влага и поднимается полба
Пусть зеленеет пшеница, пахарь пусть возликует,
Пусть все твари земные увидят милость Дагана.
Хлебом пусть он наполняет наши пустые амбары,
Меха — вином золотистым и маслом прозрачным — кувшины.
Пусть от владений Карату Мут кровавый изыдет!
Услышал эту молитву в покоях великий Илу.
Богов он призвал и к детям с вопросом таким обратился:
— Скажите, богини и боги, кто Карату излечит.
Семь раз повторил вопрос он. Никто ему не ответил.
— Идите, — сказал богам он, — на ваши вельможные троны,
Сам я займусь леченьем любезного мне Карату.
Сам изгоню из тела ту хворь, что в нем поселилась.
И вот в руке его глина, добрая глина в деснице,
Вылепил он фигуру, похожую на человека.
Назвав её Шатикату, он к ней обратился со словом:
— Лети, Шатикату, не медля, в чертоги царя Карату!
Минуй города незаметно, скрытно пройди селенья.
Выгони хворь из тела, которая в нем засела,
На лоб наложи алтею [19], от пота омой ему шею,
И накорми его сразу хлебом и бычьим мясом
Изыдет вместе с болезнью враг его Мут кровавый.
И сделала все, как велели, и одолела Мута.
Исчезла в небесных высях. Карату к жене обратился:
— Дай мне, Хурритянка-дева, мяса и хлеба побольше.
Заколи поскорее ягненка, и следом за ним — барана!
Занял трон свой Карату, словно и не был болен.
Рады все — один лишь Йаццибу, его первенец, недоволен [20].
Сотрапезники, окружив его, на отца поднять голос требуют:
— Ты иди к отцу и скажи ему, повтори ему слово твердое
Что насильник он из насильников, не решает он дел убогого,
О сиротах он не заботится, защищать вдовицу не хочет он,
Как сестра ему — ложе хворого, как жена ему — ложе смертное.
И от трона пусть он отступится, пусть его передаст здоровому.
И подходит сын к трону царскому, повторяет слова нечестивые:
— Ты насильник, отец, из насильников, не решаешь ты дел убогого,
О сиротах ты не заботишься, защищать вдовицу не хочешь ты,
Как сестра тебе — ложе хворого, как жена тебе — ложе смертное.
Отступиться от царства должен ты, и на трон посадить здорового.
И Карату ответил дерзкому: — Пусть Харан пробьет тебе голову!
Пусть Астарта, слава Баала, копьем твое темя расколет!
В грязь с вершины падешь за нечестие! [21]
