Благословили старейшины братьев, проговорив на прощанье:

Ты, Гильгамеш, повелитель, на силу свою не надейся.

Во всем положись на Энкиду. Степные он ведает тропы,

К дальним походам привычен и к кедрам он знает дорогу.

Ты же, Энкиду, о друге заботься. Устанет — подставь ему спину

Грудью прикрой его в битве и вырой в пустыне колодец.

Чтобы мог о н напиться. Царя мы тебе поручаем.

Если в Урук возвратится, ты будешь с великой наградой.

Только из города вышли, Гильгамеш свой голос возвысил:

— Друг мой, давай в Эгельмах [14] возвратимся,

Там пред Нинсун предстанем.

Жизни пути ей известны, богиня поможет советом.

В дом величайшей богини с робостью братья вступили.

Сына увидев, Нинсун удивленно вскинула брови:

— Вижу я, ты при оружьи, — к Гильгамешу она обратилась.

Враг ли какой угрожает Уруку и ты моей помощи ищешь?

— Враг не опасен Уруку, — Гильгамеш богине ответил.

Мы угрожаем Хумбабе, защитнику кедров ливанских.

Зло все земное вобрал он, и мы его уничтожим.

Братьев оставив одних, богиня к себе удалилась

Чудное тело свое освежить очищающим корнем,

Грудь ожерельем украсить и лентою опоясаться.

Это все совершив, она на кровлю восходит.

Там, совершив воскуренье, свой возвысила голос:

— Шамаш, бог справедливый, огибающий небо и землю,

Гильгамеш мне тобою дарован, объясни же, коль пожелаешь,

Почему ты вложил мне на горе в него беспокойное сердце,

Почему на дорогу направил, ему грозящую смертью?

Говорят, что зла в мире много, но пускай с ним бьются другие.

Так возьми же по крайней мере над сыном моим попеченье.

Когда ты во мрак уходишь, поручай его стражам ночи.

Помолившись, с кровли спустилась и кадильницы погасила,

А затем позвала Энкиду и к нему обратилась с речью:

— Ты воин могучий, великий, хотя и не мною рожденный,

Тебя посвящаю я сыну, служи моему Гильгамешу.

С девами-жрицами вместе, какие верно мне служат.

И в знак посвящения надела ему на могучую шею

Талисман, от бедствий и сглаза, а также ему вручила

Каравай самой испеченный…

Снова двинулись братья Шамаша торной дорогой,

Дружеским взглядом хранимы. День завершив, отдыхали,

Хлеба ломоть съедали, и утром двигались дальше.

После ночи одной Гильгамеш обратился к Энкиду:

— Звал ты меня. Меня ты коснулся? Сон почему оборвался?

С тройкою туров могучих один в степи я схватился.

Пыль столбами взметнулась от мощных копыт и от рева.

Был я сражен. Но кто-то, не ведаю — зверь, человек ли

Мне поспешил на подмогу, дал из кувшина напиться.

Что означает видение это и что оно мне предвещает?

— Слушай меня, Гильгамеш! — отозвался Энкиду.

Сон твой прекрасен и пусть он тебя не пугает.

Тот, кто пришел на подмогу — не человек и не зверь он,

Шамаш, наш бог милосердный или, возможно,

Родитель твой Лугальбанда. Поверь мне:

Подвиги, что совершим мы, не будут людьми позабыты.

Снова шагали они и вновь становились на отдых,

Хлеба съедали ломоть и были тревожимы снами,

Ибо виденья ночные богами даны человеку.

Вновь проснувшись средь ночи, к Энкиду царь обратился:

— Звал ты меня. Меня ты коснулся? Сон почему оборвался?

Сон расскажу я другой. В ущельи мы оказались.

Вдруг послышался грохот. На меня гора обвалилась.

Ноги мои придавив. И вдруг появляется некто.

Видом прекрасный. Он с моих камни отбросил

Сердце мое успокоил и дал из кувшина напиться.

Кто этот друг неизвестный? Узнать хочу я, Энкиду.

— Друг мой, — молвил Энкиду, — этот твой сон превосходен.

Благо тебе он сулит, хотя ты и был им напуган.

Ведь не гора обвалилась, это рухнул Хумбаба.

Кедров хранитель могучий больше нам не опасен.

Сбросим мы тело Хумбабы птицам и паса на съеденье.

И снова шагали они и вновь становились на отдых.

Хлеба съедали ломоть. Энкиду вырыл колодец.

К краю его Гильгамеш подошел и бросил щепотку

Взятой из дома муки, и к горе обратился:

— Слушай, гора, и ночное пришли мне виденье.

Ветер холодный подул. Энкиду накрыл Гильгамеша,

Рядом остался стеречь он друга, уснувшего сразу.

Вновь проснувшись средь ночи, к Энкиду царь обратился:

— Третий сон мне привиделся, самый ужасный.

Небо вопило, словно от боли, земля грохотала.

Молнии в небе сверкали, ливень был смерти ужасней.

Гора, что вчера нависала, сделалась пеплом летучим.

Смысл сна распознавший, Энкиду сказал Гильгамешу:

— Вот что сон означает: Хумбаба намного опасней,

Чем мы с тобою считали. В пламенном он одеяньи,

Точнее — в семи одеяньях, одетых одно на другое.

Он под могучей защитой, и чувствую я, что разумней

Будет в Урук возвратиться, с ним не вступая в сраженье.

Тело мое онемело, и в ногах появилась слабость.

— Брат, — Гильгамеш возражает. — Неужто ни с чем мы вернемся,

Путь проделав великий? Неужто уступим Хумбабе?

Вспомни победы былые, и дух твой, Энкиду, окрепнет,

Оцепененье прогонит, вновь мышцы наполнятся силой.

Ров перейден, и вступают они удивленно

В строй лесных великанов. Дышала природа покоем,

Но коварный Хумбаба к ним подползал незаметно.

Мощное тело его в одеянии было волшебном.

Шамаш заметил опасность, и с неба ударила буря.

Восемь он выпустил ветров, и громы загрохотали.

Молнии перекрестились, словно мечи великанов.

И ослепленный ветрами, и оглушенный громами,

Силы теряя, Хумбаба, голос могучий возвысил:

— Сдадимся тебе, победитель! Можешь взять меня в рабство!

Кедров сруби, сколько хочешь, лесов моих порожденье.

Сам их на место доставлю, дворец для тебя я воздвигну.

— Вспомни коварство Хумбабы! — послышался голос Энкиду.

Он не достоин пощады. Но с ним мы покончим позднее.

Много опасней Хумбабы лучи в одеянии волшебном.

Если погашены будут, творец их могучий затмится.

— Нет! — Гильгамеш отозвался. — Если изловлена птица,

Птенчикам некуда деться. Сначала Хумбабой займемся.

Что до лучей сиянья [15], оставим их напоследок.

Так, убеждая Энкиду, топор Гильгамеш поднимает,

С силой его направляя прямо в затылок Хумбабы.

В грудь хранителя кедров меч свой вонзает Энкиду.

— Время птенцами заняться — молвил владыка. — И сразу

Стал топтать он ногами светящееся одеянье.

Меж тем Энкиду другое сорвал с неподвижного тела

И бросил в яму с водою — и в яме вода закипела,

Пар испуская горячий. Энкиду же сеть набросил

На пять остальных сияний. И все они оказались

В той же кипящей яме, её заполнив до края.

— Теперь возьмемся за кедры! — сказал Гильгамеш и секирой

Он по стволу ударил. И лес задрожал от удара.

— Что ты делаешь, друг мой, — проговорил Энкиду.

Тело живое ты губишь. Я чувствую запах крови.

Сходна она с людскою, только другого цвета.