Скоро наступило время покинуть роскошное горное жилище Андреаса и отправиться туда, куда позовет меня моя неуемная тяга к путешествиям. Андреас и его матушка хотели, чтобы я еще погостила, но я уже настроилась на отъезд; во мне есть некий внутренний механизм, который подсказывает, когда наступает самое время возобновить движение.

Они оба стояли у ворот, когда я направила свой «фиат» в сторону гор. Они махали мне на прощание и говорили «Adien». Они заставили меня пообещать навестить их в январе или феврале, чтобы научиться кататься на лыжах и увидеть Мегеве в самый лучший сезон.

Я никогда в жизни не каталась на лыжах из опасения поломать ноги. Но тут подумала, что, может, стоит попробовать.

Машина проехала мимо молодых красивых мужчин, работавших на полях, и я снова начала спускаться на равнину в поисках более жаркого солнца.

Если ехать из Мегеве на юго-восток, то можно очень быстро добраться до Италии. На том же нанятом «фиате» я катила обратно по крученым альпийским дорогам — я, Ксавьера, королева дороги!

Через несколько часов я уже была в душном и влажном Милане. Это второй по величине город страны с населением около 1,5 миллионов человек, но явно не типичный итальянский город — он, в основном, является деловым центром; практически все население живет в сдаваемых в наем домах, что придает городу странный американский привкус. Однако кое-где все еще сохранились остатки былых сокровищ и красоты, выполненных с чисто итальянским вкусом. Но даже если бы этого ничего не было, Милан прославился бы на весь мир тем, что был родиной «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, а также тысячи других работ великого художника эпохи Возрождения.

Я позвонила Фионе, с которой когда-то жила вместе в одной комнате в Нью-Йорке. К несчастью, у нее на этот вечер было назначено свидание, а на следующее утро она должна была уехать на несколько дней в Рим. Но у нее нашлось время познакомить меня с ее хорошим приятелем, который был одним из самых знаменитых итальянских художников-сюрреалистов. Этого круглолицего медведя я буду в дальнейшем звать Домиником.

Фиона привезла меня в роскошную квартиру, в которой царила почти полная темнота. Когда мои глаза привыкли к ней, я поздоровалась с маэстро и увидела его творения. Воистину сюрреалист! Большинство картин изображали причудливые мутации женского тела.

У него были черные до плеч волосы и большие темно-карие глаза, которые нервно бегали с предмета на предмет, не останавливаясь на мне во время разговора. Из-за его веса и бороды я не могла точно определить возраст, но решила, что ему было от тридцати восьми до сорока восьми лет. Он экспромтом предложил мне гостеприимство на одну ночь, и точно также, экспромтом, я приняла его предложение. Из-за назначенной встречи Фиона должна была уходить немедленно, а я осталась наедине с Домиником.

Измученная долгой, душной поездкой я захотела освежиться и отдохнуть, поэтому пошла помыться под душем. Я только начала раздеваться, как Доминик неожиданно появился в моей комнате и напал на меня. Боже мой, не успела я понять, что происходит, а он уже хрюкал и стонал, грубо трахая меня. Это было очень неприятно, а он, казалось, получал удовольствие. Я снова ощутила себя проституткой, обменивающей свое тело за ночлег.

Хорошо, подумала я, теперь-то уж, наверняка, он должен выказать свое гостеприимство!

Я говорила себе: «Чем быстрее и чем дальше ты окажешься от этого человека, тем для тебя будет лучше», но у меня не было больше никаких знакомых в Милане, я устала после поездки и, кроме всего, сейчас, когда он вел себя как типичный подонок-мужлан, я чувствовала потребность выступить в роли ангела-мстителя и хотела подзадержаться здесь еще некоторое время, чтобы определиться, как и чем могу отплатить ему. Поэтому я осталась.

После душа я почувствовала себя лучше, сменила белье, и когда спустилась вниз, Доминик уже сидел в гостиной, потягивая коктейль и читая газету.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он, будто его хамство в сочетании с душем должны были привести меня в благодушное настроение. Ну что за свинья!

— Доминик, вам действительно было так нужно нападать на меня? — резко сказала я на своем лучшем итальянском языке.

— Ну, моя дорогая, я слышал о вашей репутации и подумал, что вы, возможно, в свою очередь слышали обо мне, как о дамском угоднике, может быть, даже от Фионы, и я хотел, чтобы вы знали, что это истинно. А что, вам не понравилось наше небольшое любовное приключение?

— Я хочу иметь право голоса в подобных вопросах, я слишком люблю заниматься любовью, но не тогда, когда направляюсь в душ и на меня набрасываются мужчины. — Типичный образчик мужской самонадеянности: все, что я должен сделать — впихнуть в бабу член, и это должно унести ее на небо. С этим мне доводилось сталкиваться, поэтому я добавила: — Вы многое потеряли… я могу быть тигрицей в постели, когда соответствующим образом подготовлена и разогрета. А вам хотелось доставить удовольствие только себе — просто перепихнуться, без всякой любви…

Доминик страшно возмутился тем, что я отчитала его за свинское поведение, и я бы не удивилась, если бы он вдруг вскочил и стал бить меня — но в это время зазвонил телефон, он взял трубку и стал разговаривать. (Спасительный звонок!)

Оказалось, звонила Фиона. Она чувствовала себя неловко из-за невозможности уделить мне время, поэтому отменила свидание и сказала, что присоединится к нам вечером. Я была благодарна ей, и не только из-за вежливости по отношению ко мне.

Доминик предложил Фионе встретиться в каком-то ресторанчике, чтобы вместе пообедать, а затем весьма настойчиво стал выяснять, собираюсь ли я одеться к обеду.

— Я одета, — заявила я. — Вы не одобряете мой туалет?

— Вполне, вполне, — сказал он, а затем добавил, — послушайте, я не так все истолковал — и извиняюсь за случившееся. — По его виду я могла понять, что он не привык к извинениям, поэтому я почувствовала себя гораздо лучше, предвкушая встречу вечером. В самом деле, я была уже на взводе, в готовности к весьма приятному времяпрепровождению.

Я не была разочарована. Мы втроем отобедали в прелестном ресторанчике на Виа Сант Андреа, отделанном деревом теплых тонов и кожей, с отличной кухней. Нам подали языки с устрицами, маслом и чесноком — наплевать на дурной запах — и великолепные сладости — на диету тоже наплевать, — а Доминик был само очарование. Его рассказы из жизни артистического мира доводили до гомерического хохота.

Доминик был вынужден покинуть нас на некоторое время (он должен был присутствовать на открытии художественной галереи) и пригласил нас с собой, но мы отказались, потому что хотели поделиться друг с другом всем, что с нами произошло за эти годы. Около одиннадцати часов вечера Доминик снова присоединился к нам и пригласил посмотреть его студию.

Студия превысила всякие ожидания — четыре громадных, с высокими потолками помещения в старинном миланском здании; обстановка состояла из антиквариата, соседствовавшего с современной скульптурой и, конечно, его собственными работами. Доминик был чокнут на животных и женщинах (он был женат несколько раз) и комбинировал их в своих картинах самым необычным образом.

Рабочая студия Доминика была большой, хорошо освещенной и по-своему веселой. Но наибольший интерес представлял его офис — стены, уставленные тысячами книг, в основном по искусству. В нише из-под потолка свешивалось черное яйцеобразное кресло. Это было одно из его изобретений; Фиона села в кресло и стала раскачиваться, поставив ноги на подставку, заявив, что оно сделано как раз для нее. Оказалось, что Доминик собственноручно изготовил кресло. Я же удобно разместилась в цвета тигровой кожи шезлонге, в цветовую гамму которого очень хорошо вписывалась в своем бежевом платье. Доминик занял место за своим внушительных размеров столом, и мы провели несколько часов, беседуя о его жизни, картинах и чувствах. Он был родом из состоятельной семьи и смог удовлетворить любовь к искусству без побочных заработков. Его карьера как художника началась около пятнадцати лет тому назад, и с тех пор цены на его произведения достигли бешеных размеров. Я спросила его мнение о некоторых современных художниках.