Литмир - Электронная Библиотека
Петроградского Совета

1. Имя, отчество и фамилия и точный адрес с телефоном. Ответ: Моисей Соломонович Урицкий. В. О., 8 л., 9, кв. 7. тел. 577-07.

2. Семейное положение. Ответ: Холост.

3. Образовательный ценз.

Ответ: Окончил юридический факультет.

4. Какую функцию выполняли в комиссариате, совете, профессиональном союзе, партийной организации? Ответ: Комиссар внутренних дел. Председатель Чрезвычайной комиссии. Разные задания партийной организации.

5. Сколько часов в день заняты работой в комиссариат, совете, профессиональном совете, партийной организации?

Ответ: Неопределенное.

6. Как давно находитесь в партии? Ответ: С. Д. с 1894 г.

7. Какую партийную работу выполняли и где, занимали ли ответственные посты?

Ответ: Разную и разные посты.

8. С каких пор работаете в Советах и какие должности в них выполняли?

Ответ: С момента организации Советов. Разные.

9. Подвергались ли наказанию за принадлежность к партии и какому?

Ответ: Много раз тюрьма и ссылка.

10. Какую работу ведете в настоящий момент и где именно?

Ответ: Комиссариат внутренних дел. Председатель Чрезвычайной комиссии.

11. Работал ли в провинциальных городах, уездах и волостях, когда и где именно?

Ответ: В старые годы.

12. В каком отделе желали бы работать в Петроградском Совете?

Ответ: В каком прикажут.

М. Урицкий

Своей деятельностью Урицкий сумел завоевать безграничное доверие рабочих. И безграничную пепависть врагов Великой Октябрьской революции.

«Сколько проклятий, сколько обвинений, — вспоминает Луначарский, — сыпалось на его голову в это время. Да, он был грозен, он приводил в отчаяние не только своей неумолимостью, но и своей зоркостью. Соединив в своих руках и Чрезвычайную комиссию, и Комиссариат внутренних дел, и во многом руководящую роль в иностранных делах, он был самым страшным в Петрограде врагом воров и разбойников империализма всех мастей и всех разновидностей. Они знали, какого могучего врага имели в нем. Ненавидели его и обыватели, для которых он был воплощением „большевистского террора“.

Но мы-то, стоявшие рядом с ним вплотную, мы знаем, сколько в нем было великодушия и как умел он необходимую жестокость и силу сочетать с подлинной добротой. Конечно, в нем не было ни капли сентиментальности, но доброты в нем было много. Мы знаем, что труд его был не только тяжек и неблагодарен, но и мучителен… Но никогда мы не слышали ни одной жалобы от этого сильного человека. Весь — дисциплина, он был действительно воплощением революционного долга».

Товарищи знали, что на долю Моисея Соломоновича выпала самая тяжелая работа в пролетарской революции. Они отлично понимали, что невозможно даже представить себе более ответственную и трудную работу, чем работа по обезвреживанию врагов революции, которая лежала на плечах Урицкого.

Буржуазно-белогвардейская печать обычно изображала Урицкого «кровожадным чудовищем». Но по-настоящему правдиво рисует нам его однажды состоявшийся разговор с одним из чекистов.

— Слушайте, товарищ, вы такой молодой, — сказал Урицкий, — и такой жестокий; сразу видно, что вы — еще но перебродившее революционное випо.

— Я, Моисей Соломонович, настаиваю на расстрелах не из чувства личной жестокости, а из чувства рсволюционной целесообразности, — ответил чекист, — а вот вы, Моисей Соломонович, против расстрелов исключительно из мягкотелости. Я думаю, что во время революции лучше быть жестоким, чем мягкотелым.

Урицкий ответил:

— Ничуть я не мягкотелый. Если не будет другого выхода, я собственной рукой перестреляю всех контрреволюционеров и буду совершенно спокоен. Я против расстрелов потому, что считаю их нецелесообразными. Это вызовет лишь озлобление, не даст положительных результатов.

И Моисей Соломонович все чаще вспоминал о покушении на Владимира Ильича Ленина 1 января, незадолго до созыва Учредительного собрания. Враги собирались обезглавить социалистическую революцию, обеспечить победу эсеро-меньшевистскому большинству Учредительного собрания. Ленин выступал в Михайловском манеже по случаю отправки на фронт первых петроградских полков Красной Армии. Возвращался он вместе с Марией Ильиничной Ульяновой и швейцарским социал-демократом Фридрихом Платтеном. Па мосту через Фонтанку автомобиль был обстрелян из револьверов. До десятка пуль пробили кузов и переднее стекло. Только случай спас Владимира Ильича от возможной гибели. Пуля задела руку Платтена, когда он пригнул голову Ленина, услыхав выстрелы. Урицкий знал, какую огромную работу проделали чекисты ВЧК по выявлению преступников, покушавшихся на жизнь вождя революции. И наконец все они были установлены и арестованы.

Когда дело было завершено, встал вопрос, что с этими людьми делать.

— По-моему, — высказал свое мнение Бонч-Бруевич, — их необходимо немедленно расстрелять: это контрреволюционная группа. Нужно положить конец подобным покушениям, нужно, чтобы все знали, что Советская власть, власть диктатуры пролетариата, с подобнои публикой будет расправляться самым твердым образом, применяя к ним высшую меру наказания.

В это время из Пскова было получено сообщение, что немцы двинулись в наступление.

Через четыре дня в газетах было напечатано знаменитое ленинское воззвание «Социалистическое отечество в опасности». В тот же день на имя Ленина поступило запечатанное письмо из арестного помещения. Письмо с просьбой о помиловании от пятерых преступников, стрелявших в Ильича, было написано на обратной стороне воззвания. Заканчивалось оно просьбой послать на фронт.

Владимир Ильич прочел письмо и сказал:

— Вот и прекрасно.

На письмо появилась его надпись: «Дело прекратить. Освободить, послать на фронт».

— Пускай поживут юнцы, — сказал Владимир Ильич одному из комиссаров 75-й комнаты, — осмотрятся и подумают. Пойдите к товарищу Бонч-Бруевичу и скажите, что я не возражаю против освобождения арестованных.

Первым бронепоездом эти пять бывших офицеров были отправлены на фронт.

Что руководило Владимиром Ильичей, когда он принимал это решение? Этот вопрос часто задавал себе Моисей Соломонович, проводя допрос того или иного контрреволюционера. Ответ напрашивался сам — что бы ни руководило, это был акт милосердия и великодушия пролетарской революции. И это было Урицкому близко. Однако ему не довелось узнать, что Зинкевич, вернувшись с фронта, бежал к Колчаку и воевал против Советской власти в Сибири и на Дальнем Востоке; Волошинов стал офицером деникинской армии, служили в белой армии Некрасов и Мартьянов. Только уехавший в Сибирь к Колчаку Ушаков был обвинен в большевизме, сдался в плен Красной Армии и воевал в ее рядах.

Во всяком случае, это решение Владимира Ильича Ленина поддерживало Урицкого в его отношении к применению расстрелов, хотя дальнейший ход событий заставил председателя Петроградской ЧК согласиться с товарищами и порой принимать самые жесткие меры для защиты завоеваний Октябрьской революции от вражьих посягательств.

62
{"b":"121235","o":1}