Литмир - Электронная Библиотека

В этот момент дверь толкнули так, что слабенький крючок вырвало с мясом, и в проеме обозначился Фимка в наспех наброшенной рубашке.

– Варька... Привет, Тарас. Вы тут что... Али у-убить кого решили? – Сосед Варвары по этажу слегка заикался.

Девушка молча кивнула на змею. Тарас приподнял за хвост то, что осталось от гадюки, так, чтобы Фиме было видно. Варвара, поморщившись, отодвинулась как можно дальше.

– Вот. – Голос Тараса оставался невозмутимым и сонным, сражение Варвары с высшими силами не произвело на него впечатления. – Ужика убили.

Фимка с интересом взял предложенную гадость, рассматривая совсем не страшный, провисший и одновременно скрюченный ударами трупик. Маячивший в пальцах файербол он засунул в карман рубахи.

– Так это не уж, – наконец выдавил он. – Это гю-гю-гюрза. Из тех, что в подвале отыскались. Опасная, кстати, тварь. Непонятно, как сюда попала.

– А ты всегда с файерболом ходишь? – поинтересовалась Варька, невинно хлопая ресницами.

– Нет, – сумрачно ответил Фима. – Только когда за стенкой начинают визжать.

– Очень правильно, – кивнула Варя, – в случае чего ты бы меня сжёг вместе с насильником.

Оскорбленный в лучших чувствах Ефим только головой мотнул, а Тарас уже мягко выпихивал утреннего гостя в коридор:

– Всё, Фима, всё. За помощь спасибо, от ужика мы отбились сковородкой.

– Там твои яйца по полу размазаны, не по-поскользнись, – проявил заботу Фима, за что получил необидный прощальный подзатыльник.

Квёлый с утра Тарас так и не пришёл в нормальное состояние. Взвинченная Варька тоже не смогла успокоиться, и они представляли собой противоположные полюса – Варька понесла на занятия переполнявшие её эмоции, а Тарас какую-то сонную одурь. Он ещё попытался умыться холодной водой, но не сработало. Наоборот, пока умывался, вялость какая-то наползла.

«Меньше надо по ночам бродить», – нравоучительно заметил Тарас, отгоняя мысль, что поганое самочувствие, вероятно, имело всё те же корни. Он еле доплёлся до Колледжа, стараясь держаться в основном потоке школяров, осматриваясь насчёт бешеных почтовых лошадок, шпаны и падающих на голову дирижаблей, – обошлось, конечно, а внутри, где провал уже не угрожал, расслабился, и его сразу развезло.

Как после хорошей дозы алкоголя.

Собственно, и лекции сегодня были нудными. В сентябре такое часто. И тепло было, даже слишком. О-ау. Тарас прикрылся ладошкой. Та-ак тепло, что клонило прилечь прямо на парту. Заснуть на лекциях – это как раз то, чего ему не хватало. Бакалавр потом сожрет. С костями. Возможно, в переносном смысле.

Тарас, клюя носом в конспект, наблюдал за не менее сонной мухой, вяло таранившей стекло. Окна в аудитории были яркие, когда-то полностью витражные, их цветная мозаика некогда имела смысл, но поколения школяров опустошили узорчатую раму. Наложенные кое-как замены, примерно попадавшие в тон, исказили контуры рисунка. Только в определенных ракурсах там угадывалась фигура с поднятой рукой. Тарасу показалось, что она держала косу. Мужчина это стоял или женщина, уже не было понятно. Или вообще монах. И сейчас, похоже, клей расковыряли карандашом либо стальными перьями – стеклышки в двух местах еле держались, собираясь выпасть наружу. Вот где всё лаком вскрыто, а где на живую нитку. Прошлой весной здесь выпустили голубя, который повел себя точно как сейчас муха, только сил было побольше, сразу вынес несколько кусков витража... Голубятник потом сгорел на экзаменах. Не из-за птицы, конечно, просто баллов недобрал... Всё постепенно рушится... Расползается, как эта мозаика... Постепенно...

– Молодой человек!

Тарас подскочил. Сна уже не было ни в одном глазу, школяр трепетно, внимательно и с должной долей почтительности поедал глазами лектора.

– Слушаю, господин синий бакалавр.

– Повторите, что я сейчас сказал.

– Вы сказали, что обычный порядок стимуляции может быть изменен, а в ингредиентах присутствует каучук.

– В каком виде должен быть каучук?

– Распарен.

– Не распарен, а отварен. Вроде вас сегодня, – позволил себе пошутить бакалавр. Всё ещё могло обойтись без штрафных долей. – Почему вы не ведёте конспект?

– Простите, господин синий бакалавр, у меня в сумке хроны, шесть хронов. Я всё запоминаю... Стараюсь запомнить, а сложные места буду хронировать.

– Почему бы просто не записать?

– Так лучше. Интонации, и всё такое. Там ещё все веретёна свободны.

– Ладно. Я знаю, как работает хрон. Но проясню. Кто хочет спать на прикладных, должен сначала написать заявление, потом принести мне его на подпись, а уже потом я его убью.

– Я не спал, господин синий бакалавр, я...

– Не оправдывайтесь, юноша. Будет хуже. – Лектор отбарабанил пальцами замысловатую дробь, размышляя. Шесть хронов, да с пустыми веретёнами, осенью... Одет небогато. Из села. Явно не по ногтям. Уж не врёт ли маленький наглец? Он вопросительно посмотрел на старосту, и тот с готовностью кивнул. На прошлой неделе Тарас выиграл пари, блистательно метнув ножи в мишень, и без хронов сейчас был Галиб, таджик, один из самых «богатеньких» школяров курса.

Бакалавр жестом усадил Тараса. Школяр опустился за парту, вытащил из сумки действительно оказавшийся там хрон, направил раструб на трибуну, но включать веретено не стал. Очевидно, выжидал «сложное место». Покачав головой, бакалавр вернулся к теме.

– Каждый из вас умеет работать с вероятностным полем. Три года обучают вас различным граням, усложняя подход и приучая обходиться без стимуляторов. Сегодня вы умеете работать, как говорят, «с листа». Теперь вопрос к аудитории. Может ли этому научиться простолюдин?

Школярка на первой парте вздернула руку.

– Мне кажется, самостоятельно обучиться технике вероятностей нельзя. Если у человека есть способности, он может пройти несколько стадий, но не сумеет их зафиксировать.

– Абсолютно правильный ответ. – Бакалавр развернул свиток аудитории и что-то пометил. – Самое сложное именно фиксация. Ощущение ускользает, человек обычно не готов его воспринять. Чувство вероятностей развивается очень медленно. Фиксация требует специальных, растворяющих психоблоки трав, – несколько школяров поморщились, многих от этих трав до сих пор мутило, – и целого комплекса сопутствующих мероприятий. Теоретически это то же самое, как если бы дикарь, знакомый со счетом по камушкам, сумел саморазвиться до логарифмов. Второй вопрос. Когда простолюдин чувствует вероятностное поле?

Та же девушка вновь подняла руку. Тарас знал тему и подумал, что есть шанс набрать дробь с работы, активность облегчала летние экзамены, но шевелиться не было сил. Впрочем, бакалавр после некоторого размышления вообще заговорил сам:

– Разумеется, во время игр. Простолюдины играют с вероятностью. Сами они считают, что забавляются в кости, карты либо коробок. В кровь выделяется адреналин. Подобным эмоциям в природе сопутствует, например, драка. Адреналин выступает стимулятором активности, но азартные игры движения не требуют. Естественный допинг «перегорает» в крови, не принося организму ничего, кроме вреда. В чем же тут удовольствие? Возможно, адреналин привлекателен сам по себе? Для некоторых это так, но, к счастью, это исключительные индивиды. Иначе народ постоянно бил бы друг другу лица. С упоением удирая потом от стражников. – В аудитории послышался смешок, лектор продолжал: – Может быть, логическое упражнение? Нет, в этом ракурсе их забавы примитивны. Игра вообще может быть тупым подбрасыванием монеты. Ожидание выигрыша, скажете вы? Каждый наблюдал эту картину: сидят здоровые мужики и час за часом делят горсть истёртой мелочи. Или играют на щелобаны. Выигрыш условен. Он даёт только видимость объяснения. За час любой работы эти же мужики получат больше. Тем не менее чернь любит эти вечерние часы, предвкушает их и ждет. Вдумайтесь. Однообразное, матерное общение, иногда переходящее в драки, вредное для организма, бессмысленное материально... Это нельзя объяснить даже ограниченностью черни. В боярских клубах происходит то же самое. Что-то серьезное тянет в игру миллионы людей. – Лектор поперхнулся и отпил глоток воды. Тарас подумал, что неплохо придержать веки пальцами, но подобной наглости ему бы точно не простили. – Только в игре простолюдин учится работать с вероятностью. Он чувствует, как кости становятся послушными его воле... Притягательность этого ощущения огромна, это как если бы слепой от рождения увидел контуры предметов и цвета. Продолжительность чрезвычайно мала. Если продлить аналогию со слепцом, то это даже не цвет, а скорее вспышка цвета. Чувствуя, что нужно растормозить психоблоки, игрок использует алкоголь, но в случайных пропорциях и без результата. Люди проигрывают все, что у них есть, стараясь подольше удержать это чувство. Не помогают увещевания родных и близких, эйфория от работы с полем сродни наркотику и на языке черни называется азартом. Восхитительно яркий поток информации. На глубинном уровне человек понимает, что это иное качество, особое чувство, и те, кому удается хоть что-то, пополняют касту профессиональных игроков. Кости начинают их слушаться. Чуть-чуть, но этого достаточно. Желания игроков обычно направлены противоположно, суммарный вектор стремится к нулю. И все же свидетельства, что кому-то «идёт фарт», многочисленны. Удачливый игрок начинает изменять вероятностный баланс. Гасить помехи наш простолюдин, естественно, не умеет. Накапливаются они всегда в минус, и у человека рушится всё, кроме игры. В ней он начинает черпать финансы, чтобы удержать жену, детей, друзей, но тщетно – его предают и его же проклинают. В личной жизни удачливый игрок всегда несчастен, о чем свидетельствуют даже народные поговорки. «Кость не идет, любовь найдет», «Кости кинул – дом покинул» и так далее.

11
{"b":"121180","o":1}