– Извини, мне самому не нравятся такие методы. Исполнитель в избытке рвения иногда наносит клиенту такие повреждения, что после из него не вытянуть никакой правды. Уж лучше мы подождем пару минут, пока я свяжусь с медиками, – полагаю, в нашем случае пентотал натрия будет в самый раз. Это средство сделает тебя более сговорчивым. – Бэнкфилд снова подошел к двери. – Дежурный! Отведите мальчишку в карцер и давайте сюда Мэтьюсона!
Дона вывели из караулки и впихнули в загон, огороженный колючей проволокой. Площадка имела в длину футов сто и в ширину – тридцать; одной стороной – большей – «карцер» граничил с забором, который опоясывал лагерь, другая – отделяла его от внешнего мира. Войти сюда можно было только через караульное помещение.
Сейчас тут сидело несколько десятков человек, большинство из них – мужчины в гражданском. Но было здесь и несколько женщин, а также офицеров воздушных сил и сухопутных войск – все еще одетых по форме, но без оружия.
Дон сразу же стал приглядываться к женщинам, но Изабел среди них не было. Он и не ожидал ее здесь увидеть и все-таки был очень этим разочарован. Времени почти не оставалось: Дон со страхом понял, что его вот-вот схватят, введут ему в вену препарат и он превратится в лепечущего ребенка, не способного сопротивляться допросу. Его ни разу не допрашивали при помощи «сыворотки правды», но он прекрасно знал о том, как действует пентотал. Даже глубокий гипноз не поможет человеку, попавшему в руки опытного специалиста.
А он был уверен, что Бэнкфилду опыта не занимать.
Дон отошел в дальнюю часть загона – инстинктивно, без цели, так перепуганное животное забивается в угол клетки – и стоял там, приглядываясь к верху забора в нескольких футах над головой. Плотная, прочная ограда могла противостоять кому угодно, за исключением дракона, но за сетку вполне можно было уцепиться и взобраться наверх. Взобраться-то было можно, только там, наверху, тянулись еще три ряда проволоки; на нижнем примерно через каждые десять футов висели маленькие красные таблички: череп со скрещенными костями и надпись – «ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ».
Дон оглянулся. Туман сделался гуще из-за поднимающегося над горящим городом дыма, он совсем скрыл из виду караульное помещение. Ветер поменял направление, и дыма еще прибавилось. Дон понял, что, кроме пленников, его никто не увидит.
Он попробовал взобраться, но обнаружил, что ему мешают ботинки. Сбросив их, он вновь полез на забор.
– Не стоит, – раздался позади баритон.
Дон оглянулся. За его спиной стоял майор сухопутных войск: без головного убора, рукав разорван и вымазан кровью.
– Забудь об этом, – сказал майор. – Мгновенная смерть. Я знаю, сам строил.
Дон спустился на землю:
– А можно его как-нибудь отключить?
– Конечно – только снаружи. – Офицер грустно хмыкнул. – Я и об этом позаботился. Один выключатель находится под замком в караулке, второй – на главном распределительном щите в городе. Больше рубильников нет. – Майор кашлянул. – Прошу прощения: дым.
Дон посмотрел в сторону горящего города.
– Распределительный щит на электростанции, – сказал он негромко. – Интересно…
– Да? – Майор проследил за его взглядом. – Не знаю… Не могу сказать. Электростанция защищена от пожара.
Голос в тумане за их спинами прокричал:
– Харви! Дональд Джей Харви! Выходи вперед и на середину!
Дон полез на ограду.
Прежде чем коснуться нижнего ряда проволоки, он помедлил секунду, затем дотронулся до нее тыльной частью ладони. Ничего страшного не случилось, и тогда он добрался до верха и перевалился на противоположную сторону. Упал он неудачно, ударившись о землю запястьем, но тут же вскочил на ноги и побежал.
За спиной послышались крики; Дон, не останавливаясь, посмотрел назад. Через забор лез кто-то еще. Обернувшись, Дон услышал, как шипит луч. Фигура на заборе дернулась и скорчилась, как муха, охваченная пламенем.
Потом человек поднял голову, и Дон услышал победный баритон майора:
– Венера и свобода!
И майор свалился обратно в загон.
12. Мокрая пустыня
Дон мчался, не разбирая дороги и не соображая, куда его несет. Вновь услышав злобное шипение луча, он метнулся влево и побежал быстрее, а затем, когда его скрыли заросли ведьминой метлы, повернул направо. Он мчался во все лопатки, легкие работали, как кузнечные мехи. Внезапно Дон остановился. Впереди была вода.
На мгновение он замер, осматриваясь и прислушиваясь. В туманном сумраке ничего нельзя было разобрать, в ушах звучала лишь бешеная колотушка сердца. Но нет, вдалеке кричали, потом послышалось, как сквозь кусты кто-то тяжело ломится. Дону показалось, что звук раздается справа; он повернул налево и побежал вдоль берега, выискивая глазами гондолу, лодку или хоть что-нибудь плавающее.
Берег загибался влево. Дон бежал вдоль, но потом остановился, сообразив, что этот путь выведет его к узкому перешейку, соединявшему Большой остров с Восточной косой. Он решил, что там наверняка стоят часовые. Во всяком случае, они там были – он помнил, – когда его вместе с толпой гнали к лагерю.
Дон прислушался – да, за ним все еще гнались, постепенно окружая со всех сторон. Впереди виднелся лишь изогнутый берег, ведущий обратно в плен.
Лицо Дона на мгновение исказило отчаяние, но тут же он его подавил и, решительно шагнув в воду, двинулся прочь от берега.
В отличие от большинства колонистов, Дон умел плавать. Жители Венеры не плавали: для купания местная вода не годилась. Своей луны у Венеры нет, поэтому нет и приливов. Солнце притягивает воды планеты, но гораздо слабее. Моря не замерзают, и температура воды никогда не приближается к критическому значению 4 °C, при которых вода земных рек, озер и прудов перемешивается и очищается. На Венере не бывает ни ураганов, ни бурь, и воды ее спокойно лежат на поверхности планеты, год за годом, поколение за поколением, миллиарды лет накапливая на дне всякую дрянь.
Дон продвигался вперед, стараясь не думать о черной сернистой грязи, по которой ступал. Здесь было мелко; берег смутно проступал в пятидесяти ярдах позади, но он погрузился едва по колено. Оглянувшись, Дон решил идти дальше: если он видел берег, то и преследователи так же легко могли его разглядеть на воде. Дон напомнил себе, что двигаться нужно очень внимательно, чтобы не пойти ненароком по кругу.
Внезапно дно провалилось на фут или где-то около; он оступился и, потеряв равновесие, стал судорожно бултыхаться в воде. Но вот он собрался с силами и с трудом выполз обратно, поздравляя себя с тем, что не окунул лицо и глаза в грязь.
Послышался крик и одновременно с криком шипение, будто на раскаленную плиту плеснули водой, но только намного громче. В десяти футах от Дона над поверхностью воды поднялось облако пара и лениво исчезло в тумане. Он пригнулся и приготовился бежать, но бежать было некуда. Вновь раздался крик, отчетливо разнесшийся над водой. Туман приглушал звуки, но слова было разобрать нетрудно:
– Сюда! Сюда! Он в воде!
Откуда-то издалека в ответ донеслось:
– Идем!
Дон двинулся вперед, с опаской переступая по дну. Нащупав край обрыва, он потрогал его ногой и убедился в том, что и там, погрузившись по плечи, можно стоять и даже идти. Он медленно продвигался вперед, стараясь не создавать шума и с трудом сохраняя равновесие, когда за его спиной раздалось шипение луча.
У стоявшего на берегу солдата хватило ума сообразить, что палить наугад в колышущийся туман бесполезно. Теперь он посылал луч веером над самой поверхностью воды, стараясь держать ствол горизонтально, и поливал им как из брандспойта. Дон присел, оставив над водой только лицо.
Луч прошел в нескольких дюймах над его головой; он отчетливо слышал шипение и чувствовал запах озона.
Внезапно шипение стихло, его сменила однообразная, старая как мир казарменная брань.
– Но, сержант… – отвечал голос.
– Я тебе дам «сержант»! Взять живым, тебе ясно? Приказ слышал? Если ты его убил, я тебя разделаю ржавым ножом. Хотя нет: я лучше отдам тебя мистеру Бэнкфилду. Ты безнадежный болван!