— Я понимаю.

— Конечно, конечно. Но вот в чем дело: я знаю, вы занимаетесь политической деятельностью. Можете ли мне рассказать о ней подробнее? Для меня это важно не только потому, что вы муж моей дочери. Для того, чтобы рекомендовать вас моим друзьям и знакомым, я должен знать, какие цели вы преследуете.

— Не беспокойтесь, ничего противоречащего законам этой страны я не делаю. Я просто понял несколько простых истин. Прежде всего, что нам, русским, нужна в оппозиции политическая сила. Затем, что революции не подготавливаются, можно только в редких случаях ускорить революционный процесс. Важнее всего быть готовым к ней. Тактика Ленина была в эмиграции правильной. Но ему было легче, так как он боролся с авторитарным режимом, а нам нужно — с тоталитарным. Поэтому я думаю, что, став свободными здесь, мы должны добровольно отказаться от свободы для создания партий. Увы, у нас еще не налажена даже естественная для вас политическая жизнь. Наша цель быть готовыми к действию, как только власть ослабнет. Вот и все.

Бриджит была счастлива. Пол мансарды был загроможден ящиками, чемоданами. Отец спросил Святослава:

— Но ведь политизация требует много времени и усилий.

И Святослав ответил:

— Да. Но ведь все равно другого выхода нет. Бриджит напевала ответ мужа, скандировала его. Сын смотрел на мать и смеялся.

— И ты рад? Папа скоро придет, а ты еще не спишь.

«Когда он уволится, мы поедем куда-нибудь, далеко. Это будет нашим свадебным путешествием». Она приготовилась к ночи немного более тщательно, чем обычно. Постояла над сыном. «Теперь и второго можно».

Мальцев пришел чуть подвыпившим. Она подумала: «Отмечал».

Его улыбающийся взгляд был необыкновенным, весь для нее. Он сказал:

— Отмечал. Надо же было.

Он пригнулся, ткнулся лицом в ее грудь, взял на руки, покрутил. Уверенность в будущем спокойном счастье заполнила Бриджит. «Он со мной. С нами. Никуда не уйдет. Никуда! Я знала, знала, что так будет». Она уснула, прижавшись щекой к его плечу. «Господи, сделай так, чтоб это было правдой».

Мальцев тихонько высвободился, встал к люку, стал прощаться с гением одной из французских революций. Утром семья Мальцевых переезжала на новую квартиру.

Он сумел обмануть жену. Он вовсе не был радостным и был сильно пьян. Мальцев достал бутылку водки, налил полный стакан. Обратился мысленно к гению: «Ты же знаешь, что со мной. Дунь, что ли, на меня умом, подскажи». Ему показалось: гений отвернулся от него, давно с ним простился. Он сказал отцу Бриджит, что нужно добровольно отказаться от свободы здесь для того, чтобы она была когда-нибудь там. Правда ли это? Мальцев быстро допил бутылку. «Может… Легко отказываться от того, чего нет. Может, нет во мне свободы?»

Он лег, но сон не охватывал его, давая лишь расслабленное полузабытье.

Он прошептал: «Я их всех люблю, зачем же?» Но сидящий у него в мозгу майор Потапенко, его бывший комполка, снова заорал: «Вы что, приказа не слышали — разнести Париж по камешку! Повторите приказ!» Мальцев, послушно повторив приказ, машинально сказал себе тихо: «Приказ должен быть выполнен». Спохватившись, гаркнул: «Разрешите идти?» — «Идите. Об исполнении доложить».

«Что за черт? Да лучше застрелиться! Или лучше застрелить Потапенко. Где он? А, спрятался уже. Не дам чужую свободу убивать».

Но Мальцев видел себя уже бодро подходившим к танкам! «Вперед на полную катушку. Приказано развалить городишко. Давай!»

При первом выстреле Мальцев открыл глаза. Широко. Затем растянул рот, подумал, но так и не понял, почему улыбается ночи.

Париж, 1980 г.