«Все идет своим чередом».

Иногда он писал другое: «Несколько всадников и вьючных лошадей, усталые, вооружение легкое».

Или: «Кочевники, обоз повозок. Семья, два вола и пять коней».

Но чаще всего просто: «Все идет своим чередом».

И этот седобородый дозорный мог бы счастливо дожить до конца своих дней, люди с юга, для которых он охранял свой пост, поставили бы его урну рядом с урной жены. Но он совершил ошибку: он покинул укрытие, преследуя сокола.

Сокол приземлился на вершине холма. Опасаясь за своих голубей, дозорный швырнул в хищника несколько камней. На него глянули жестокие глаза. Безжалостный мозг тут же понял, где он живет и как замаскирован его дом. Мощные крылья подняли птицу, она полетела на север.

В тот ветреный день дозорному сильно не повезло, он вспугнул хищника, а нарвался на меня.

«Все идет…»

Он перестал писать. Голуби почему-то заволновались в своих клетках. Может, вернулся тот сокол? Луч солнца проникал в маленькое окошко, выходящее на восток, луч освещал каменную чашу с оливками и сушеными фруктами – его пищей на весь день. И тут по небу пробежала туча, в комнатке сделалось темно.

А может быть, это дикая кошка? Рысь, например?

Птицы успокоились, хотя еще слышались хлопанье крыльев и негромкое воркованье почтовых голубей. Они видели тени возле своих клеток. Дозорный вернулся к столу и продолжил писать: «…своим чередом».

Он вздохнул и аккуратно подписал донесение, снова прислушался – голуби не издавали ни звука, что было странно. А вдруг хищник все-таки был?

Дозорный прихватил пращу, зарядил в нее круглый камень и поднялся со своего места. Не успел он дойти до двери, как та сама медленно открылась. Свет загораживала фигура высокого человека в плаще. Человек наклонился, чтобы заглянуть в комнату, шагнул вперед, жестом приказывая молчать, и захлопнул за собой дверь.

За спиной дозорного распахнулась ставня. В комнату заглядывало усмехающееся смуглое лицо.

– Доброе утро, – сказал человек за окном на родном языке старика. – Меня зовут Тезокор. На твоем месте я бы не стал стрелять из пращи.

– Извините, – со странным акцентом заговорил второй. – Я поступил неучтиво. Меня зовут Болджос, я командир армии, которая хочет благополучно пройти здесь. Я тоже желаю вам доброго утра.

Оба засмеялись.

Высокий человек снял шлем и почесал огненно-рыжую бороду. На покрытом пылью лице сияли нефритовые глаза. Его плащ был черного цвета, вроде бы из овчины, от его брюк и рубашки исходил резкий запах лошади и пота. Зеленоглазый держал в руках три клетки с голубями, в них возбужденно вертелись шесть птиц.

– Это на сегодня, – сказал он дозорному, – для донесений.

Он распахнул плащ и показал еще десять птиц со свернутыми шеями, связанных за лапки.

– А это на ужин, – добавил он и захохотал. Второй, со смуглым лицом, распахнул окошко и подобрал со стола только что написанное послание. Он внимательно прочитал и одобрительно кивнул:

– Все на самом деле идет своим чередом. Отправляй его.

– Кто вы такие? – спросил дозорный.

Как бы защищаясь, он вытянул вперед дрожащие руки, глаза округлились от страха.

– А мы друзья того, что сокрыто в Дельфах глубоко под землей, – ответил смуглый незнакомец. – Хотя и в разной степени.

Он обнял старика за плечи:

– А теперь цепляй послание к голубю. И отправляй.

Дозорный все выполнил, как ему сказали. Птица поднялась ввысь, сделала один круг над холмом и исчезла на юге. Тот, что назвался Тезокором, наблюдал за голубем в окно и послал ему воздушный поцелуй.

– Прекрасно. А теперь пиши остальные пять посланий, чтобы они были точно такими же, и привязывай их к голубям. И еще напиши нам, когда следует выпускать голубей.

Дозорный все сделал, как ему велели. Он замешкался лишь на минуту, пристально глядя на голубей в клетках. Потом поднял глаза, встретился с тяжелым взглядом зеленых глаз и вздохнул. Возможно, он передумал обманывать нас, как хотел сначала. Дозорный не торопясь написал послания, подписал их и привязал к птицам.

Он явно страдал от собственного предательства.

– Молодец! – похвалил его Тезокор. – Эти птицы будут жить. Можешь утешиться. Мы оставим здесь человека, чтобы он их отсылал.

Когда все было закончено, зеленоглазый неприветливый северянин обнял дозорного за плечи и вывел наружу. Все птицы лежали мертвыми у своих клеток, а Тезокор запихивал их в мешок. Еще мясо на ужин.

– Я не видел, как вы пришли, – бормотал дозорный, когда Болджос вел его по склону. – Как так получилось, что я вас не заметил?

– Мы знали, что ты смотришь. Мы отправили птицу, чтобы найти тебя. Он сказал, что ты швырял в него камни.

– Сокол? Это сокол?

– Сокол. Мы приняли меры предосторожности. Это было непросто. Послушай…

– Горе мне! – запричитал дозорный. – Как я мог пропустить такое?

Он был потрясен, когда увидел множество конников, солдат, женщин, повозок и волов, заполнивших долину по обе стороны Холма Артемиды, и вся эта плотная толпа, целая армия солдат, стояла неподвижно, лишь слегка колыхаясь. Все смотрели на вершину холма. Они ждали сигнала, чтобы продолжить свой путь дальше к берегу океана. Зеленоглазый высоко поднял руку и махнул направо. Сама земля задрожала – это орда получила приказ и хлынула вперед на юг.

– Но это же невозможно… невозможно… Я проходил здесь всего час назад.

– Час назад нас здесь не было, – ответил смуглый воин. – А твой слух и зрение, скажем так, отвлекли.

– Но я должен был услышать топот ног.

– Мы шли на цыпочках.

– Это же невозможно.

– Но мы это сделали. Спасибо за помощь.

Дозорный посмотрел в темные глаза человека, говорящего на его языке. Потом тихо спросил:

– А что будет со мной?

– Пошли.

Тезокор отвел старика к тому месту, где в тени покоилась мраморная урна.

– Кто здесь лежит?

Старик скрестил на груди руки и начал дрожать:

– Моя жена. Она умерла очень давно. Это был единственный раз, когда я покидал пост, чтобы присутствовать на ее похоронах. Я сам принес сюда ее прах. Я хотел быть с ней рядом. Не трогайте ее!

– Ты любил ее?

– Очень сильно. И сейчас люблю. Оба наших сына ушли на юг на войну. Навсегда. Больше мы о них не слышали. Так тяжело видеть, когда близкий человек умирает от скорби. Мне ее не хватает.

– Что ж, – заметил второй, – такую любовь надо уважать.

Чуть позже сердце дозорного было почтительно уложено в урну на пепел, а урна снова запечатана. Ее оставили покоиться с миром между двух бронзовых щитов его пропавших сыновей.

После ликвидации сторожевого поста огромная армия двигалась еще несколько дней на юг в тени гор, тянущихся по сторонам узких долин. Люди шли в основном молча, их терзали неизвестность и мрачные предчувствия. Топот сотни тысяч дог усиливался в ущельях, отражаясь от стен. По рядам побежал слух, что удалось ликвидировать сторожевой пост, слух распространялся как огонь в летнем лесу. До самых Фермопил нечего опасаться.

Даже Бренн поверил в это. Победный рассказ Болджоса о том, как он обманул старика дозорного, настолько притупил бдительность предводителя, что он почти перестал верить в существование противника. Этот рассказ передавался из уст в уста, его повторяли снова и снова – на марше, в лагере, во время трапезы. Наш предводитель вывел нас из долин, впереди показался узкий проход, уходящий постепенно вверх к подернутым туманом горам. Каково же было его изумление, когда он неожиданно увидел тяжеловооруженных македонцев, перекрывающих нам путь на юг.

Они расположились на гребне горы и выглядели весьма устрашающе. Их ряды тянулись настолько, насколько видел глаз, – вдоль всего горизонта, перекрывая путь армии кельтов.

Бренн выслал всадников, чтобы те остановили движение колонн. Он раздавал короткие приказы: выдвинуть вперед колесницы, лучников, отправить разведчиков вперед и выяснить, что находится за первой линией противника.