— Договорились, — улыбнулся он.

Он еще мог улыбаться!

Я продолжал смотреть на улыбку на его лице, пока оно не скрылось из глаз, а на месте морозильной камеры не появился пейзаж с озером и беседкой.

Буря уже стихала, удаляясь куда-то к югу, гром был почти не слышен, а молнии не освещали небосвод. Опять совпадение, скажете вы? Или сама природа уняла гнев по мере того, как события в Палате Волхвований стали подходить к концу?

Кассандра бросила на меня небрежный взгляд.

— Скоро мы и вами займемся, — сообщила она мне. — Почему бы не отправить овощ в морозильник, где ему самое место? Ну, это мы еще посмотрим, старик.

С заговорщицкой улыбкой невестка направилась в вестибюль и была почти в дверях, когда краем глаза заметила (я тоже это увидел) какое-то движение на поверхности старинного глобуса.

Она резко замерла, обернулась. Внешние полусферы откатывались в стороны, обнажая стеклянный купол. «Неужели это опять голова Гарри? — удивился я. — Теперь-то в этом какой смысл?»

Нет, это не была голова Гарри. Эта голова принадлежала Максу.

Его губы морщила приветливая улыбка.

— Я тут прикинул, что шансы оказаться в аду одновременно с тобой, дорогая, довольно малы, — заговорил он, — и поэтому принял свои меры. Как и подобает хорошему иллюзионисту.

Несмотря на мое горе, профессионал во мне был доволен. Макс ни о чем не забывал.

— А потому и в самом деле с помощью шприца через пробку ввел в бутылку шампанского — ту, что в ведерце со льдом, — дозу медленнодействующего, но необыкновенно эффективного снадобья.

Кассандра задрожала, но тут же на лице ее зазмеилась торжествующая улыбка.

— Ты отравил мое шампанское, сукин сын, — произнесла она.

— Отравил, — подтвердил Макс. — Но это еще не все. Я ввел тот же яд в каждую из бутылок, которые находились в коробке над баром, после чего, разумеется, запечатал ее. На тот случай, если ты что-то заподозришь и надумаешь открыть новую упаковку.

Кассандра одеревенела от страха.

В сердце моем — в живом сердце старого овоща — загорелось торжество мщения. «Браво, сынок!»

— Я же знаю, как ты любишь выпить глоток хорошего шампанского после удачного вечера, — продолжал насмехаться над ней Макс.

Мгновение он молчал.

— Да и вряд ли тебе еще раз представится случай выпить, — невозмутимо сказал он. — Придется тебе мертвой висеть в морозильной камере. Хотя…

Последовала очень многозначительная пауза, а затем голова Макса ухмыльнулась:

— …кто знает?

По странному совпадению (может, это вовсе и не было совпадением) как раз в это мгновение Кассандру настигли первые симптомы отравления. Она резко скорчилась от боли, прижав к животу руку.

— Нет! Не-е-ет! — прохрипела она.

С глубоким неверием она глядела на голову Макса, а та продолжала говорить.

— Ну, если пришло твое время, — в добрый путь, дорогая. Несмотря на все твои ухищрения, а я должен признать, они были неслабы, ты проиграла. Впрочем, я тоже не выиграл.

Кассандра попыталась подойти к телефону. Но не смогла. Ноги отказывались служить ей.

— Брайан! — из последних сил крикнула она. — Брайан!

Метнулась к письменному столу, но не достигла его и рухнула на пол рядом. Так и лежала, задыхаясь, ловя ртом воздух, колотя ногами по полу. Боль разрывала ей внутренности. (Я это видел по тому, как судорожно прижимались руки к животу.)

Но думаю, что даже в агонии она не могла допустить и тень мысли о возможной победе мужа.

Я тоже почему-то сомневался, что он убил ее. Признаюсь, что мне стало ее жаль. Ее и ее пропащей жизни.

Что я мог сделать? Все было кончено. Ей нельзя было ничем помочь.

Но что это? Глаза Кассандры (и мои тоже) устремились к креслу подле стола.

Неожиданно оно само чуть повернулось спиной к нам и оставалось в таком положении несколько мгновений. Но вот легкий сероватый дымок появился над ним. Кассандра охнула. Я молча смотрел туда.

«Может ли Макс оказаться жив?»

Кресло повернулось к нам. Я онемел. (Хотя при этом в моем состоянии ничего не изменилось.) В кресле сидел, развалясь и покуривая сигару, шериф Плум.

У Кассандры вырвался стон. Ей не было никакого дела до того, каким образом шериф мог там оказаться. Меня тоже это ничуть не интересовало. Но он мог спасти ее жизнь!

— Спасите меня! — всхлипнула она тихо.

Шериф молча глядел на нее.

— Похоже на то, что вам не удастся использовать в своих целях Гарри Кендала, — вдруг заговорил он довольно странно. — Как и не удастся утопить своего брата.

Она явно не понимала, что он такое говорит.

— Пожалуйста, помогите, — молила она.

— Кажется, вы с мужем прикончили друг друга, — договорил он.

Глаза его были холодны, как камни.

— И все, что у вас было, оставили padre, — ухмыльнулся шериф, — и тому, кто возьмет на себя заботу о нем.

Кассандра всхлипнула. Теперь до нее дошло, что эта личность была шерифом лишь выше пояса. На нем были пиджак и рубашка Плума. Но ниже пояса это была… Кассандра. Ее рот распахнулся от ужаса, когда она это увидела. Увы, слишком поздно.

Брайан встал с кресла и, присев около нее, пощупал пульс. Пульса не было. Сердце ее перестало биться. Кассандра умерла.

Он осторожно положил ее руку обратно на пол, устремил на сестру долгий взгляд и вдруг зарыдал.

— Был ли на земле хоть кто-нибудь, кого ты любила?

Брайан прижал пальцы к глазам и продолжал плакать. Не знаю, сколько прошло времени. Довольно долго.

Наконец, вытерев лицо и глаза, он набрал в грудь побольше воздуха и поднялся на ноги. Подошел к столу, снял телефонную трубку и нажал кнопку вызова оператора. Ожидая соединения, стал снимать с себя одежду шерифа.

— Полицейское управление, пожалуйста, — произнес Брайан в трубку. — Срочно.

Наконец его соединили. В полиции сняли трубку. Брайан попросил позвать к телефону шерифа и, услышав его голос, продолжал:

— Шериф Плум? С вами говорит Брайан Крейн. Я звоню из дома мистера и миссис Делакорте. Да, на Медфилд-роуд. Вы не могли бы приехать сюда прямо сейчас?

Стиснув зубы, он взглянул на тело своей сестры.

— Здесь произошло несчастье.

Следующие десять минут Брайан сидел неподвижно, лениво снимая с лица грим. Он казался полностью погруженным в свои мысли. Никогда я не чувствовал себя до такой степени несуществующим.

Наконец он встал на ноги, снял рубашку шерифа, под ней оказалась розовая блузка Кассандры. Ее он тоже снял, оставшись в пропотевшей футболке. Снял коричневую юбку, которая была на нем, затем ботинки, носки. Под юбкой оказались брюки шерифа Плума.

Брайан не смотрел на меня, лицо его оставалось бесстрастным. Какие бы мысли его ни обуревали, ни одна из них даже на миг не нашла отражения на лице.

Оставшись босиком, он подошел к лежащей Кассандре и остановился рядом. И тут лицо его резко изменилось. Страшная боль утраты исказила его черты, такая огромная боль, что казалось, сейчас он потеряет контроль над собой.

Он рухнул на колени и обхватил труп руками. Рыдания сотрясали его грудь.

— За что? — вырвался у него почти нечленораздельный вопль.

Голова его опустилась, и он снова зарыдал. Рыдал по сестре, которую так глубоко любил, но не имел возможности спасти.

Но вот он поднял голову и глянул на меня. Глаза его блестели слезами.

— Вы никогда не подозревали о таких отношениях между нами, padre? — обратился он ко мне. — Вам было известно лишь то, что рассказывал Макс, и то немногое, что вы могли видеть своими глазами?

Тихо и нежно он гладил руку сестры, продолжая говорить.

— Наш отец был настоящим алкоголиком. Актер-неудачник, из тех пьяниц, которые не делаются добрее, когда выпьют, а, наоборот, становятся жестокими зверями. Он погубил нашу мать. И нас. — На мгновение его зубы обнажились в ухмылке. — Что же касается Кассандры… — Он не окончил фразы, но мне стало понятно без слов. — Когда мне было десять, мать умерла. Повесилась. Кассандра заняла ее место в моей жизни. Это был единственный человек в мире, которому я мог доверять. Она забрала меня у отца, когда ей было шестнадцать. Мне же тогда исполнилось тринадцать. С тех пор она решила, что не нуждается в морали, выработанной человечеством, что будет жить по собственным законам и делать только то, что ей выгодно. Я не виню ее за это. Не винил и тогда. Мы были двумя зверенышами — озлобленными, мстительными, ненавидящими весь мир, который не дал нам ничего, кроме боли и горя. Так мы стали такими, какими вы нас видели, какими нас видел Макс. Вместо сердца в нашей груди лежал лед. Не знаю, что Макс о нас подумал сначала. Кассандра умела хорошо притворяться. Он, наверное, и не подозревал о том, с кем связал свою жизнь.