Макс делает несколько шагов назад, сохраняя прежнюю дистанцию и внимательно следя за ними. Все, что в эту минуту приходит в мою голову, это печальное недоумение: «Зачем тебе нужно было заставлять меня на это смотреть, сын? Зачем мне видеть это?»

Шериф застывает на месте, пристально глядя на страшную картину — серые губы, остекленевшие, вытаращенные глаза, глубокий, зияющий кровавым месивом разрез на горле.

Но вдруг Плум наклоняет голову, и на лице его появляется выражение любопытства.

— Позвольте мне… — начинает он.

— Сколько угодно, — делает широкий жест Макс.

Шериф делает еще несколько шагов к саркофагу и прикладывает правую ладонь к щеке Гарри. «Что он делает?» — удивляюсь я.

Заметив боковым зрением движение шерифа, Кассандра поднимает на него глаза и издает страдальческий звук при виде лица Гарри.

Она вздрагивает, видя, что Плум протягивает руку повыше и осторожно кладет ладонь на его волосы.

— Что вы делаете? — слабым голосом спрашивает Кассандра.

«Что он делает?» — молча удивляюсь я.

Плум не отвечает, но начинает тихонько дергать Гарри за волосы.

Кассандра поражена.

— Что вы делаете? — повторяет она снова, голос ее прерывается.

— Мы готовы удивить вас, друзья мои, — провозглашает Макс. (Это снова Великий Делакорте обращается к собравшейся публике.) — Вы готовы? Соберитесь с силами, друзья. Вот оно!

И Плум резко тянет за волосы.

Со звуком подавленного отвращения Кассандра делает движение, чтоб остановить его.

И вдруг плотная резиновая маска, завязанная сзади узлом, начинает сползать с головы Гарри, обнажая его, чуть не задохнувшегося, с заткнутым кляпом ртом, но вполне живого и издающего невнятные возгласы протеста.

«Именно они и навели шерифа на мысль о новом розыгрыше Макса», — догадываюсь я.

Кассандра издает возглас радости.

— Друзья мои, наш герой оживает! — объявляет Великий Делакорте.

И протягивает шерифу пистолет:

— Возьмите, будьте любезны, ваше оружие.

Плум поворачивается к нему и с непередаваемым выражением лица забирает пистолет.

Макс делает резкое, едва заметное движение кистями и высвобождается из наручников, затем протягивает их шерифу.

— И ваши цепи, будьте добры. Затем смотрит на меня.

— Я снова попрошу у тебя прощения, padre, — лукавым тоном говорит он. — Надеюсь, тебе было не слишком неприятно?

«А как ты сам думаешь, сынок? Моему бедному разбитому сердцу по силам такие испытания, а?» — хотел бы я спросить его об этом, но не могу. Лишь с облегчением думаю о том, что сын, к счастью, не убийца. Напрасно он заставил меня пройти через такое испытание.

Кассандра, плача, освобождает Гарри от кляпа.

— Ты живой! — сквозь слезы, не веря себе, восклицает она. — Живой!

— Ну разве это не приятный сюрприз? — интересуется Макс. — Можешь предвкушать новые приятные ночи, крошка.

Кассандра даже не смотрит на него.

Шериф забирает у Макса пистолет и наручники.

— Никогда еще, за все пятьдесят четыре года моей жизни, не встречал такого психа, как вы, — ворчит он.

— Наверное, не встречали, — соглашается мой сын.

К несчастью, я вполне могу тоже согласиться с шерифом. Но Максу сейчас не до шуток. Он просто удостоверяет это как факт.

— С каким удовольствием я сейчас пустил бы вам пулю в лоб, прямо там, где вы стоите, — продолжает шериф более чем не по-шерифски.

— Так в чем загвоздка? — совершенно серьезно осведомляется Макс. — Это было бы с вашей стороны настоящим благодеянием для меня. Прошу вас, избавьте меня от значительно уменьшившегося за последнее время raison d'etre.[35] Прошу вас, пожалуйста. Сделайте это. С полного моего согласия.

И он красноречиво приставляет указательный палец к груди, туда, где бьется сердце.

— Вот сюда, будьте добры.

— Лучше не искушайте меня, — отворачивается от него Плум.

Кляп изо рта Гарри вынут. Обретя наконец способность говорить, он взрывается:

— Если вам не хочется, я с удовольствием сделаю это за вас! Дайте же мне этот дурацкий пистолет!

— А, наш сладкоголосый соловей снова с нами, — издевается Макс.

— Ты сукин сын! — орет Гарри. — Ты вшивый, вонючий, бессердечный сукин сын!

— Все! Хватит! — кричит в ответ Макс, и Гарри удивленно умолкает. — Будь доволен тем, что я не выстрелил в тебя настоящей пулей или не отравил виски. Это был бы самый простой путь избавиться от тебя. И поступить так у меня были все основания. Поэтому лучше заткнись! Не дразни свою удачу. А то…

Макс обрывает сам себя со стоном гневного отчаяния.

— К чему жить дальше? — спрашивает он себя. — Зачем тянуть? В чем для меня смысл жизни?

С мучительным недоумением он оглядывается вокруг, неожиданно взгляд его падает на гильотину. И тут Макс бросается к ней, становится на колени и просовывает голову в отверстие, прямо под сверкающее лезвие.

«Не-е-ет!» — мысленно кричу я.

— Ладно, друг Гарри. — В голосе Макса борются ненависть и боль. — Вот случай для тебя. Твой настоящий шанс. Возможность отомстить за все, получить Кассандру. И не только ее. Ты можешь получить все!

Веревки, которые стягивали тело Гарри, уже распутаны Кассандрой, и он идет к Максу, дрожа от бешенства.

— Думаешь, я не сделаю этого, ублюдок? — рявкает он со злобой. — Если бы я был уверен, что эта штука настоящая, я бы ни на минуту не задумался прикончить тебя!

— Но она настоящая, Гарри, — удивленно поднимает брови мой сын.

И холодок снова проникает ко мне в грудь.

— Так я тебе и поверил, — огрызается Гарри.

Кассандра торопливо вмешивается.

— Гарри, уйдем отсюда поскорей, — просит она.

«Господи, это же все происходит не на самом деле, да, Господи?» — думаю я с внезапным страхом.

— Гарри, не трусь, — продолжает подзадоривать его Макс. — Вперед, как говорили древние!

— Ты несчастный сукин сын! — рявкает Гарри.

Он протягивает руку к лезвию.

— Нет, Гарри, нет! — кричит Кассандра.

«Нет!» — кричит моя душа.

Слишком поздно. Гарри с остервенением дергает деревянную рукоятку, лезвие обрушивается вниз. Оглушительный крик Кассандры.

И голова Макса тяжело падает в корзину.

— Проклятье! — бормочет изумленный шериф.

Выражение лица и даже сама поза Гарри такие же, какие были бы у человека, которого внезапно в самое уязвимое место лягнул мул.

Он поворачивается к Кассандре.

— Эта штука настоящая?

— Я же говорила тебе убираться оттуда!

Гарри шатается, затем застывает на месте.

— Я думал, что в этом кабинете все ненастоящее, — шепчет он.

— Ну так ты сильно ошибался! — звучит ему в ответ.

«Идиотская болтовня, — думаю я в агонии. — Но моего сына уже нет в живых».

Гарри с усилием отворачивается от страшного зрелища и, пошатываясь, направляется к бару. Все, кроме меня, стараются не смотреть в сторону гильотины и жертвы.

Оказавшись у стойки бара, Гарри берет бутылку шотландского виски и начинает откручивать крышку.

Наливает себе полный стакан виски, но тут до него, видимо, доходит мысль о том, что он сделал, пальцы его разжимаются, бутылка падает в раковину, но не разбивается. Резкий звук ее падения заставляет всех нас вздрогнуть.

— Иисусе, я, кажется, разбил бутылку шотландского виски, — бессмысленно бормочет Гарри. — Настоящего шотландского виски.

Тучи на небе начинают сгущаться. Кабинет заполняют длинные темные тени. Все время слышатся приближающиеся раскаты грома. Нечастые вспышки молнии озаряют небо, заставляя меня мигать. (Иногда мне даже кажется… нет, этого, конечно, не может быть, мне даже кажется, что я вздрагиваю.)

Гарри достает из бара новую бутылку и открывает ее.

Пока он занят этим, шериф начинает медленно приближаться к гильотине. Лицо его сведено судорогой, тело напряжено, зрелище отрубленной головы Макса, валяющейся в корзине, ужасает его, но он держит себя в руках.