Нет, команда оставалась выдающейся. Ее игроки давно уже привыкли к докучливым приставаниям репортеров. Не то что не избалованные вниманием прессы игроки «Буллз», за исключением, конечно, Майкла Джордана, которого журналисты не оставляли в покое ни на один день. Финал чемпионата НБА ожидался захватывающим. Именно о таком и мечтали менеджеры НБА и телекорпорации Эн-би-си. Молодые, еще не обстрелянные, но честолюбивые чикагцы – против умудренных опытом профи из Лос-Анджелеса. Стареющая звезда – против звезды восходящей, чью игру ее многочисленные почитатели наконец-то увидят в главных матчах НБА.

Я бы сказал и так: ожидалось необычное состязание двух улыбок. Мэджик Джонсон обладал обворожительной улыбкой, почти никогда не сходившей с его лица. Мимика Майкла Джордана была более сдержанной. Он улыбался реже и в основном когда это было действительно необходимо. Например, на праздничных церемониях или позируя фотографам для рекламных снимков. Публике как раз нравилась сдержанность Майкла. Вот он, с суровым лицом воина, сражается на баскетбольной площадке, а по окончании матча расплывается в счастливой улыбке победителя.

Улыбка Мэджика Джонсона была его фирменным знаком как баскетболиста, которому игра доставляет одно удовольствие. Многие заблуждались, не догадываясь, что за этой улыбкой прячется напряженный труд. Люди, далекие от баскетбола, не знали также, насколько требователен Джонсон к партнерам по команде, как он набрасывается на них, если заметит промахи и небрежности в их игре. «Не покупайтесь на улыбку Мэджика, – говорил его давний товарищ по команде Майкл Томпсон, – она вовсе не отражает его сущность. Он далеко не беспечный добряк. Мне он напоминает чем-то Мохаммеда Али. Тот тоже часто улыбался. Но оба они, сохраняя на лице добродушную мину, на самом деле хотели растерзать противников в клочья».

Финал сезона 1990/91 г. дал возможность ценителям баскетбола сравнить игру двух суперзвезд, столь отличающихся друг от друга. Джонсон на площадке был прирожденным лидером и, чтобы лучше исполнять свою роль, играл на позиции опорного защитника. Марк Хейслер из «Лос-Анджелес таймс», долго писавший об обеих звездах, тонко подметил, что Джордан, в отличие от Джонсона, не прирожденный лидер, а прирожденный исполнитель, но, разумеется, не рядовой, а главный солист команды. Распасовывать мячи – не его задача. А вот мнение Джеймса Уорси, близко знавшего обоих. «В Джонсоне внутренней энергии больше, чем в Джордане. И Майкл хранит ее в себе, а Мэджик щедро делится ею с другими, заряжая партнеров».

Конечно, Джордану тоже приходилось подстегивать партнеров, но он вынужден был это делать, поскольку долгое время находился в окружении слабых игроков. У Джонсона никогда не было необходимости поучать кого-либо. Он сразу же попал в команду великих игроков. «Лейкерс» в те годы напоминал прекрасный автомобиль, в котором, правда, отсутствовала система зажигания. Вот Джонсон и стал выполнять ее функции. Он обладал неистребимой жаждой победы. Он побеждал в средней школе. Потом, когда ему было 19, привел к победе в чемпионате НАСС баскетбольную команду университета штата Мичиган. И в первый же свой сезон в лиге довел до финала чемпионата НБА «Лейкерс», который не добирался туда с 1973 г. А он ведь был тогда совсем молодым. По законам многих штатов ему бы нигде не продали и не подали спиртного.

В тренировочных играх один на один Мэджик не блистал. Не был он и выдающимся снайпером, не отличался особой прыгучестью. Но все это компенсировала страсть к победе, радость от самой игры. А его инстинктивное понимание, кому, куда и когда нужно отдать мяч, было вообще неподражаемо. Он обладал хорошим периферическим зрением, прекрасно владел мячом, а при своем росте (6 футов 9 дюймов), несколько необычном для опорного защитника, прекрасно видел всю площадку. Точные и тонкие пасы, которые выдавал Джонсон партнерам, всех поражали.

Тренеры и селекционеры присматривались к Джонсону, когда он был еще студентом, и пытались выяснить, есть ли в его игре изъяны, но так и не находили их.

Итак, Мэджик был прирожденным лидером. Зная его, трудно было вообразить вообще какое-либо поле деятельности, где бы он ни повел за собой остальных. Только начав играть в «Лейкерс», он сделал команду «своей». «Когда мы выбирали его в драфте, мы, конечно, знали, что игрок он классный, – говорил Джерри Уэст. – Мы же видели, как он распасовывает мячи. Но не могли представить, что он уже в середине первого своего сезона станет настоящим лидером команды».

У Джонсона было несколько прозвищ. Болельщики и спортивные журналисты, очарованные колдовской силой его игры, называли его Мэджиком. Так обращались к нему люди посторонние, но желавшие быть с ним на дружеской ноге. Знавшие его ближе, употребляли его настоящее имя – Ирвин, которое, кстати, нравилось ему самому. А вот среди товарищей по команде он звался Бычком. Так его окрестил, только что познакомившись с ним, партнер по клубу Норм Нельсон, имея в виду его горячую молодую кровь, азарт, напор и упрямство.

Когда состав команды окончательно сформировался, а пост старшего тренера занял Пат Райли, «Лейкерс» стал грозным клубом.

Выходец из рабочей среды, Райли тогда был еще молодым человеком, сам он в свое время играл в баскетбол, но свои скромные атлетические данные оценивал весьма трезво. Когда его спортивная карьера закончилась, он долгое время ходил без работы, не зная, что ждет его в будущем. Потом он стал ассистентом Чика Хирна, телекомментатора, освещавшего матчи с участием «Лейкерс». По правде говоря, Хирн не нуждался в ассистентах, чья роль сводилась к тому, чтобы несколько раз на протяжении трансляции игры повторить одну и ту же дежурную фразу: «Совершенно верно, Чик». Затем Райли по воле случая стал помощником старшего тренера «Лейкерс», а когда Пола Уэстхеда уволили, он оказался у руля команды, поскольку Джерри Уэст предпочитал в тренировочный процесс не вмешиваться. Райли сам удивлялся своему везению, но, когда клуб впервые завоевал чемпионский титул под его руководством (заслуги бывших тренеров – особая статья), он решил, что жар-птицу упускать из рук нельзя.

Райли прекрасно понимал, кому он больше обязан своими успехами на тренерском поприще. Однажды, беседуя с друзьями, далекими от мира баскетбола, он попросил их угадать два слова, которые значат для него больше всего на свете. «Честность? Верность? Стойкость? Простота?» – терялись в догадках собеседники. «Нет, все не то, – ответил Райли. – Мэджик Джонсон!»

Райли и Джонсон гоняли игроков до седьмого пота. Если Райли, по выражению Джеймса Уорси, был генералом, то Мэджик Джонсон – суровым сержантом морской пехоты, муштровавшим солдат на боевых учениях. А главная задача сержанта – избавить генерала от лишних хлопот. Тренировочный процесс в клубе был основательным. Все расписано по минутам, время впустую не тратится. Джонсон всех понукал. Он первым появлялся в раздевалке и обдумывал планы на предстоящий день. Над чем-то надо поработать самому, а потом успеть проверить, как идут дела у партнеров. Джонсон не выносил шума в раздевалке, особенно перед матчами, когда ему нужно было уйти в себя и максимально сконцентрироваться. Поэтому в раздевалках отсутствовали звуковые колонки. Хочешь слушать музыку – пользуйся наушниками. Мысль Джонсона была ясна: здесь деловой офис, а не фитнес-клуб. Если кто-либо опаздывал на тренировку, Джонсон тут же налетал на него с вопросами: «Так, посмотрим на тебя. Все в порядке? Никто из родственников не умер? И машина не сломалась, пока сюда добирался? Ну, слава Богу!» Подтекст всем был понятен. Джонсон часто обрушивался на Грина, у которого были нескладные руки, и он порой не справлялся с пасами от лидера. Доставалось и Владу Дивацу, приехавшему в Лос-Анджелес из Югославии и не привыкшему к жесткому американскому баскетболу. Как заметил один из игроков, Джонсон порой разговаривал с Дивацем, как с собакой, которую не слишком любит. Если «Лейкерс» проигрывал два матча подряд, Джонсон приходил в отчаяние, горюя даже больше Райли.