Сардоник расхаживал из угла в угол по голубой комнате, мерцающей серебром. Куда бы он ни повернул, свет следовал за ним, путаясь в волосах и складках одежды, – свет истинного сына Сан-Сара. В тысячный раз Сардоник пересчитывал шансы.

Мастера Золота и Блеска будут за Свят-Халву, отсюда помощи ждать не следует. Госпожа Серебряная пока молчит, но, по слухам, она безумно зла на Сирдана из-за сына. Жаль, что мальчишку всего лишь выслали. Четверо из провинций, конечно, за него. (Как бы не выяснилось, что один из них против, когда уже будет слишком поздно.) Ювелир? Этот может податься в любую сторону. Для него доверие может значить больше, чем взятка, чего не скажешь о Мастере Стекла. Вот в чем главный вопрос, эти четыре голоса могут решить исход выборов. Свят-Халва рассчитывает, что купит их. Но при соответствующей поддержке карта старого скряги будет бита, а такая поддержка у Сардоника будет, хоть и не раньше самого дня Сбора. Его сторонник в этом вопросе был непоколебим. Его честность вне подозрений, он сам так сказал да и доказал: надо иметь немалое мужество, чтобы изъять столько денег из городской казны. Еще что-то там было про справедливость, про необъявленную торговую войну в Канун Зимы…

Вздрогнув, Сардоник обнаружил, что в комнату уже вошел Подполз и шагает рядом, головой чуть не касаясь головой колена. Тонкий, скрипучий голос стал вышептывать отчет. Большую часть новостей Сардоник выслушал молча, потом задал пару вопросов и вдруг резко повернулся к шпиону и громко, слишком громко переспросил:

– Что? – Тот повторил. Хмурясь, Сардоник вновь начал мерить шагами комнату. – Хорошо, и что из того? Если Санни помогает кенцирской девице провести Свят-Халву – тем лучше. Хотя досадно, что внучок старикашки сбежал, мы могли бы как-нибудь использовать его после… Да, да, я знаю, что ее учитель – старший брат Сирдана. Думаешь, их соперничество – всего лишь уловка? Если это так, то Талисман – неплохой агент для Свят-Халвы. Никто ее не заподозрит при такой давней вражде стариков… Санни? Мальчик не слишком умен, но ему можно доверять – я так думаю. Кроме того, может, они поговорят о секретах Писаки. Если бы Санни выведал их у Талисман, это была бы ценная жемчужина в нашей короне… ВЛЮБЛЕН в нее? Гм-м, что ж, я не знаю…

Так он мерил шагами комнату, разговаривая будто сам с собой, но его собеседник стелился рядом, как тень, не поднимая жадного лица. Шепот не умолкал, комната постепенно погружалась во мрак.

Вначале Джейм показалось, что у нее начались галлюцинации. В этой безмолвной подземной комнате время словно остановилось. Сколько часов прошло с тех пор, как она рассталась с Журом в холмах и с Санни у ворот? Два? Десять? И бессонные сутки до того – надо же было собрать Цуката в путешествие. Да, тут может всякое померещиться. Она опять перечитала манускрипт, свернула его и, со свитком в руках, побежала наверх.

Балдан сидел на ступенях своей комнаты.

– Что ж, свершилось, – мрачно проговорил он, – отец моего служки явился в Жреческую Гильдию и аннулировал контракт сынишки. Не могу сказать, что не ждал этого.

– Да ну, сейчас это неважно. Слушай: «День и ночь бушевала битва, огненные колеса сталкивались над высохшей землей, небеса пылали. Копья света были в руках Гелиота и Сан-Сара, луна служила щитом. Мечи их были языками неистового пожара, доспехи скрепляли хвосты летящих комет. Земля содрогнулась при их встрече, и старые боги, трепеща, спасались бегством, ища глубокие темные укрытия».

– И зачем ты мне все это читаешь? – устало сказал Балдан. – Что это может изменить?

– Слушай же, черт тебя побери! «Тот, кто остался один, видел сквозь зеленую крышу своего дома ужасную схватку, чувствовал судороги земли, дым сожженных лесов, кипение рек. И когда Сан-Сар победил, поднялся из морских глубин Горгрил, чтобы защитить опаленную землю. Пожалел новый бог солнца черные поля и взял Горгрила на небеса, дабы слезы его, падая вниз, наполнили пересохшие водоемы и принесли жизнь обугленной пашне». Разве это не дословная расшифровка девятой песни твоей вечерней службы?

– Да, – растерянно ответил жрец, – но имя-то другое.

– Мелочь! Это самое то. Я уже две недели вчитываюсь в религиозные трактаты из твоей коллекции и до сих пор не находила ни одной ссылки на Горго. Это же нелепо, учитывая его очевидную древность! А Горгрил – это уже что-то, он один из немногих божеств, перепрыгнувших из Старого Пантеона в Новый, почти не изменившись. Теперь вспомним твоего прапра-сколько-там-деда Бредгора. Он изменил только имя, или… Что ты стоишь столбом? У тебя глупый вид. Я говорю слишком быстро?

– Н-нет. Я предупреждал, что всегда выгляжу так, будто меня только что закидали тухлыми яйцами.

– Лучше думай о кремовом торте – так же грязно, но более съедобно. Так вот, старые атрибуты вроде сохранились, но с другим значением… это-то и сослужило плохую службу бедному старому Горго – точнее, Горгрилу. Вместо слез жизни – дождя – мы имеем бесплодную соленую воду. Вместо спасения мира – бескрайнюю скорбь. Миф был искажен так, что все встало вверх тормашками. А каким простейшим способом мы можем развернуть несложную и очень достойную веру и вложить ее в сердца людей? Нет, ты не понимаешь. Пойдем, я покажу на примере, так будет лучше всего.

Джейм схватила Балдана за руку и почти насильно вта-тила во внутренние покои. Никто не переступал этого порога с тех пор, как скончался их обитатель. Тазы все еще были здесь, и свиток высовывался из перепончатых пальцев идола; но еще свежа была память о скорченной, жалкой фигуре в пышном наряде, которая, дрожа, недавно явилась им.

– То, что придумал Бредгор, – сказала Джейм, – смотрелось нелепо. – Затем она показала на черную холодную статую, неясно вырисовывающуюся во мраке. – Но если гигантская лягушка…

Был ранний вечер третьей недели осени. Марк отложил крошечную фигурку, которую вырезал из дерева, – голова в монашеском капюшоне, вытянутые ручки, даже несколько складок на одеянии. За мелкие дела сейчас браться не стоит – почти ночь. Но как же хорошо наконец поработать руками! Он почти забыл, какое это удовольствие – создавать маленькие, изящные вещицы, забыл и о своей давнишней мечте сделаться искусным ремесленником. Обстоятельства не способствовали занятиям столь деликатным мастерством. А если он хочет иметь когда-нибудь свой дом – надо тренироваться и возрождать умения. Что он приобрел после долгой жизни в услужении? Честь да нескольких друзей, хотя и это может осветить путь сквозь годы.

Но может и навредить.

Прошуршав над головой, по балке пробежала мышка. Бу совсем разленился, подумал Марк, созерцая плод своего труда. Они с Ротаном потратили немало времени, чтобы отремонтировать чердак после визита ночной гостьи. Все могло быть еще хуже – если б не Джейм, два верхних этажа легко могли бы провалиться в зал.

Она умна, эта девчонка, но очень уж странная. Марк знал, как кенциры бояться таких, как она, но он слишком многое повидал в жизни, чтобы пугаться кого-то. Мысли его текли неторопливо – интересно, сколько в ней крови высокорожденных? У всех шаниров обязательно найдется ее след. Бедные женщины-высокорожденные, даже полукровки! За ними бдительно следят, изолируют, а потом прикрепляют к правящим домам Кенцирата «для мужских нужд». А те, в ком капли высокой крови сопровождаются чертами шанира, обречены на куда более грубое обращение. Это объясняет враждебность Иштара к Джейм.

Иштар. «Странные вещи происходят с кенцирами в этом городе», – подумал Марк, покачав головой. Вот он вырезает изображение мертвого бога для одного небольшого храма, Джейм стала чуть ли не служкой при храме Горго, а жрец Трехликого расставляет ловушки своим соплеменникам. А еще Отрава, он поступает как шанир, но, насколько можно судить, им не является. А старого кенцира Сан-Сара вообще обожествили.

«Так что же ты сам делаешь тут, старина?»

Вопль прорезал тишину, оборвав нить его раздумий. Ребенок? Нет, кот, на площади перед гостиницей, прямо под ним. Как раз под рукой прикрытый ночной горшок. Марк откинул крышку и выплеснул содержимое через перила, даже не удосужившись взглянуть вниз.