— Товарищи, — спокойно предупредил Иона Овсеич, — кому не нравится, можно выйти, а если понадобится, можно вывести.
Оля Чеперуха весело засмеялась, как будто показывали кино «Праздник святого Иоргена» с участием Игоря Ильинского, и поинтересовалась, почему именинница не пришла на собственные именины или хотя бы не прислала вместо себя мужа.
— А чем тебе наш Дегтярь хуже ее мужа? — громко возмутилась Дина.
— Дина, — одернула Клава Ивановна, — оставь свои дурацкие хохмы!
Дина втянула голову в плечи и закрыла рот двумя ладонями. Иона Овсеич поднял руку, призывая к порядку и культуре, потому что Старый базар уже пятнадцать лет как закрыли, и в это время произошло чудо, словно заранее подстроили — в форпост зашла сама именинница, лейтенант медицинской службы Анна Котляр.
Клава Ивановна почувствовала, как будто ее ударили круглым в затылок, ноги сделались ватные, и счастье, что Феня Лебедева успела подставить свои руки. Оля принесла в бутылочке немножко нашатыря, Клаве Ивановне дали понюхать, она открыла глаза, и первые ее слова были к Ане Котляр:
— Сволочь, как ты могла позволить себе так волновать всех людей!
Аня секунду смотрела на мадам Малую, потом подошла к столу, где сидел товарищ Дегтярь, и села рядом — молча, без единого слова, как чужой, посторонний человек.
— Уважаемые жильцы и соседи, — обратился Иона Овсеич, — небольшой перекур закончен, продолжаем нашу работу. Повторяю место, где мы остановились: освободившись из-под влияния своего мужа, у которого во взгляде на женщину оставалось немножко от домостроя, Анна Котляр поступила на медицинские курсы, выучилась на медсестру и приложила свои знания, которые ей дало государство, непосредственно на фронтах Великой Отечественной войны с немецким фашизмом. Два сына, которых она потеряла, не сломили ее духа, и она продолжала бить врага до последнего момента, пока над рейхстагом советские воины не водрузили знамя Победы, а гитлеровские генералы не подписали акт о полной и безоговорочной капитуляции. Сейчас на западе кое-кто пытается подправить историю, мол, не Красная Армия, а экспедиционные войска союзников под Тобруком, в северной Африке, обеспечили коренной перелом в ходе войны, но этим горе-историкам, а точнее, фальсификаторам, народ давно уже ответил: курица спит и во сне просо видит.
— А мы с Аней Котляр, — перебила Клава Ивановна, — говорим иначе: собака лает — ветер носит!
Иона Овсеич не имел ничего против такого ответа, но особо подчеркнул, что дело здесь, конечно, не в словах, и ближайшее время, как можно полагать, покажет со всей ясностью.
Анна Котляр, когда ей дали слово, категорически отказалась под тем предлогом, что она целиком согласна с товарищем Дегтярем, который сам был на фронте и получил два ранения. А День Победы, как уже знают, она встретила в госпитале, и здесь, кто мать, наверно, поймет ее: она больше не хотела жить, она хотела умереть, чтобы быть вместе со своими сыновьями.
Клава Ивановна быстро подвинула графин с водой и черный, из нижней половины бутылки, стакан, но в этом не было надобности: Аня села на свое место, отодвинула стакан и положила руки на стол, ладонями вниз, женщины тихонько плакали и пальцами вытирали слезы.
— Товарищи, — сказал тяжелым голосом Иона Овсеич, — мы пришли сегодня на встречу с фронтовиком, а увидели перед собой страшное материнское горе, которое на всю жизнь оставляет незаживающие рубцы. Это не случайно: на миллионах примеров мы знаем, как в одном лице соединялись мать и солдат, мать и воин. От имени актива дома я вношу предложение избрать женсовет и первым его председателем демобилизованного лейтенанта Советской Армии Анну Котляр.
Предложение Ионы Овсеича встретили единодушными аплодисментами, Клава Ивановна поздравила председателя женсовета, поцеловала ее и прижалась щекой. Потом подходили другие женщины, тоже поздравляли и прижимались щекой, Аня все время хорошо держалась и только в конце, когда никто уже не ожидал, вдруг закрыла лицо руками.
Дина Варгафтик опять вспомнила своего Гришу, от которого уже не осталось костей, и сказала: время течет, понемножку забудется, а жизнь будет идти своим чередом. Главное, чтобы человек не чувствовал себя круглым сиротой.
На другой день Иосиф Котляр специально зашел к товарищу Дегтярю и лично пожал руку: Аня до середины ночи не давала ему спать и составляла планы, как будет работать женсовет.
На следующий день Аня устроилась медсестрой в первой горклинбольнице, а несколько дней спустя во двор вернулся на постоянное жительство Адя Лапидис: Котляры выделили ему одну из двух своих комнат и взяли на полное обеспечение, Иона Овсеич, со своей стороны, обещал ходатайствовать перед Сталинским райисполкомом, чтобы фактический акт усыновления был оформлен юридически, по закону.
Полина Исаевна, у которой опять открылся старый процесс в легких, вытирала подушкой слезы и говорила, какие чудесные люди живут вокруг нас, а мы сплошь и рядом даже не замечаем. Иосиф Котляр занес десяток яиц: знакомые из района, недалеко от Варваровки, на другом конце моста от Николаева, привезли ему полсотни, так пусть он думает, что привезли на десяток меньше.
— Иосиф, бог с вами, — возмутилась Полина Исаевна, — мы не нищие.
— Кушайте и поправляйтесь назло врагам, — сказал Иосиф.
— Враги, — горько улыбнулась Полина Исаевна, — у меня нет врагов. Мой самый большой враг — палочка Коха. Но если вокруг имеешь столько друзей, что может сделать несчастная палочка Коха.
Иона Овсеич, когда узнал про яйца, категорически предупредил Иосифа, что подношений ему не надо, в получку он расплатится, — пусть не по базарной, так по государственной цене, Полина Исаевна сказала мужу: на базаре яички в пятнадцать-двадцать раз дороже, получается глупая комедия.
— Полина, — Иона Овсеич хлопнул ладонью по столу, — я никому не позволю в моем присутствии говорить про государственные цены, что это глупая комедия!
Полина Исаевна пожала плечами: Дегтярь не так ее понял.
— Нет, уважаемая Полина Исаевна, — Иона Овсеич вторично хлопнул, — я вас правильно понял! Это вы меня не хотите понимать.
Пятого числа на фабрике выдали аванс, Иона Овсеич первым делом вернул долг Котлярам.
— На эти деньги, — опять взялась за свое Полина Исаевна, — если добавить еще столько, он сможет купить поляйца.
В этот раз Иона Овсеич сдержал себя, потому что учительница арифметики, тем более хворая и в постели, должна делать в уме деление и умножение, а то совсем потеряет квалификацию.
Полина Исаевна заплакала: она отдает себе отчет — кому охота возиться с вечно больной женой, лучше бы она уже умерла.
— Не надо умирать, — сказал Иона Овсеич, — надо сделать пневмоторакс, а не просить милостей у судьбы.
Полина Исаевна взохнула: ее преданный муж забыл — она уже до войны один раз делала.
— Опять арифметика! — засмеялся Иона Овсеич. — Полина, ты не кому-то оказываешь любезности, а самой себе.
В середине месяца знакомые из-под Николаева снова заехали к Иосифу, он взял у них полтора кило коровьего масла, Аня отрезала хороший кусок и сама занесла Полине Исаевне.
— Если Иона узнает, — Полина Исаевна прижала руки к сердцу, — он меня убьет на месте.
Аня сказала, не надо об этом думать, надо кушать и поправляться, а от одних разговоров при ее болезни много жира не нагуляешь.
Полторы недели спустя Адя занес Полине Исаевне огромный кусок пирога из слоеного теста с густым сливочным кремом. Полина Исаевна хотела отказаться, но Адя сказал: сегодня его приняли в вечернюю музыкальную школу для рабочей молодежи, и тетя Аня от радости на седьмом небе. Хорошо, уступила Полина Исаевна, тогда они скушают пирог вдвоем: половину — она, половину — он, а в шифоньере пусть возьмет бутылочку с вишневкой и две стопки. Адя принес одну стопку и сказал, что не любит вишневки: она чересчур сладкая, от нее першит в горле.
— Не любишь вишневку? — удивилась Полина Исаевна. — Тогда возьми себе абрикосовую настойку или сливянку.
