Майк покачал головой.

— «Мюллер и Мюллер. Фирма основана в 1897 году» — это хоть звучит солидно. А кто такая Шано Шевальер? Девица-детектив? Клиентов не будет.

— Кстати, а кто этот второй Мюллер? Что-то я его никогда не встречала.

— Я тоже. Он умер где-то в конце шестидесятых. Это был старший брат нашего Карела.

— Ага, — приняла к сведению Шано.

Она училась, работала на господина Мюллера, по воскресеньям тренировалась в тире. На Рождество господин Мюллер расщедрился и подарил ей спортивный пистолет. Шано подозревала, что этот подарок стоил ему куда меньше, чем если бы он купил его в магазине. Впрочем, Шано мало волновал вопрос, откуда он его взял, раз это позволило ей выступить на университетских соревнованиях, где она без труда заняла второе место. А потом и на первенстве страны — там результат был поскромнее, но Шано все же вошла в первую десятку. По этому поводу, счастливо совпавшему с днем рождения Шано, в конторе Мюллера устроили вечеринку.

Всех развеселил Майк — он притащил неизвестно откуда коробку с огромным розовым бантом и, по обыкновению смущаясь, вручил ее Шано.

Заинтригованная, она развязала затейливый бант. В коробке лежал старинный пистолет. Потертый, обшарпанный, он тем не менее производил впечатление благородством линий; чувствовалась, что называется, порода — рука старого мастера.

— Реставрировать позолоту — это бы в целое состояние встало, — смущенно объяснил Майк. — Так что ты уж сама этим займись, как разбогатеешь. Зато я принес тебе порох и пули! Самые для него подходящие!

— О боже, да как его заряжают?! — вскричала Шано. Она была в полном восторге.

— Я покажу… — оживился Майк, довольный, что угодил ей.

Он разложил на столе рожок с порохом, коробочку с пулями и несколько крошечных фунтиков — какое-то подобие патронов. Посмеиваясь над собой, он поведал, что обладает даром нравиться женщинам старше семидесяти, вот одна из таких почтенных дам и презентовала ему этот пистолет со всеми полагающимися аксессуарами, принадлежавший, по ее словам, аж ее прадеду!

Шано покатала пальцем пули в коробочке.

— Они серебряные, что ли? — спросила она с изумлением.

— Какие уж были, — отвлекся на мгновение Майк. — Похоже, прежний хозяин был охотником на оборотней. А ты, если хочешь, можешь стрелять шариками от подшипников, я их тебе хоть гору принесу.

Ох, лучше бы он не упоминал об оборотнях! Шутку тут же подхватили, и, будь Шано пообидчивей, вечеринка могла бы закончиться плохо. Однако смеяться над человеком, которого это мало трогает, — удовольствие небольшое, поэтому насмешки быстро завяли. Шано заметила лишь, что стрелять шариками от подшипников последнее дело — мигом изуродуешь любой ствол. Она спрятала пистолет в ящик стола, и скоро о нем все забыли.

В двенадцатом часу компания начала расходиться, и к полуночи Шано осталась одна. Ехать в университетский городок было далековато, а с самого раннего утра предстояли дела в Корисе. Шано было не привыкать ночевать в конторе, хорошо выспаться ей не мешали ни жесткий кожаный диван, стоящий здесь чуть ли не со времен основания агентства, ни возня мышей, обосновавшихся в диване, наверное, в те же годы.

Она достала из шкафа небольшую подушку и шерстяное одеяло, положила на диван и подошла к столу выключить настольную лампу — раздеваться при свете было неосторожно: прямо напротив было окно одного слишком любопытного типа. Шано не знала, как его зовут, но, встречаясь с ним взглядом, неизменно вежливо кивала.

Шано нажала кнопку выключателя. Свет погас, и одновременно начали бить солидные стенные часы. Полночь.

Шано улыбнулась совпадению, но тут же насторожилась — в коридоре послышались шаги, а ведь на этаже не должно было быть ни души: она собственными руками запирала дверь, выходящую на лестничную площадку. Дверь в контору тоже была заперта, но ночного гостя это не остановило. Шано не слышала характерного скрежета ключа в замочной скважине, но дверь с тихим скрипом отворилась.

В дверном проеме возник мужской силуэт.

Шано положила руку на старинное массивное пресс-папье, а другой рукой нажала выключатель лампы.

За какое-то мгновение до того, как вспыхнул свет, Шано показалось, что она видит желтые, волчьи огоньки глаз; но тут зажглась лампа, и теперь Шано ни за что не потушила бы свет, чтобы проверить, так ли это.

На пороге стоял мурги.

— …Попробуй все-таки собраться с мыслями и рассказать, как все было, — старший инспектор Коэн остановился перед диваном, на котором скорчилась Шано.

Ночь была теплой, даже душной, но ее бил нервный озноб, она куталась в одеяло и все равно никак не могла согреться. Врач накапал в стаканчик какого-то лекарства и заставил выпить. Ей как будто полегчало, во всяком случае, Коэн уже не видел в ее глазах того смертельного ужаса, который встретил его полчаса назад, когда он вошел в эту комнату.

Все произошло быстро: в двадцать минут первого здесь уже были полицейские, а в ноль тридцать пять подъехал Коэн.

Он остановился на пороге и увидел распростертое на полу тело. Оно принадлежало ничем не примечательному мужчине лет сорока с небольшим. И одет он был вполне обыкновенно. Крови видно не было, как не было, по крайней мере на первый взгляд, никаких ранений. Около правой руки на полу лежал «люгер». Впечатление было такое, будто покойный держал его в руке и выронил при падении.

— Мне сказали, что здесь была перестрелка, — сказал Коэн в пространство.

— Преувеличили, — ответил склонившийся над телом медэксперт. — Впрочем, огнестрельное ранение имеется.

Он показал инспектору дырочку на ткани пиджака убитого, а потом, отведя ворот расстегнутой рубашки, обнажил чуть пониже ключицы дырочку с запекшейся кровью. Это было не первое огнестрельное ранение, которое видел на своем веку старший инспектор Коэн, и оно не производило впечатление смертельного. Так он и сказал доктору. Тот пожал плечами и ответил, что пока затрудняется назвать причину смерти.

— А это? — Коэн показал на «люгер».

Врач пожал плечами:

— Речь шла об одном выстреле.

— Из него не стреляли, — коротко сказал колдующий над оружием стажер группы насильственных преступлений младший инспектор Долемгамель.

— Ладно, — сказал Коэн медику, — забирайте его, он ваш.

Тело упаковали и унесли.

Только после этого инспектор повернулся к Шано, на которую до сих пор старался не обращать внимания. Она сжалась в комочек на диване в темном углу комнаты. Ему с самого начала показалось, что она близка к истерике, и он решил дать ей время прийти в себя. Но понадобилось еще около четверти часа, чтобы она начала понимать обращенные к ней слова. Узнать у нее, что же, собственно, произошло, стоило немалых трудов. Коэн впервые видел Шано в таком состоянии, но знал — нужно нечто пострашнее пистолета, чтобы так напугать ее.

От коллег Коэн уже знал, что в ноль шестнадцать отсюда поступил вызов. Напряженный женский голос отчетливо сказал в трубку: «Помогите! Скорее!» и назвал адрес. В ответ на вопрос дежурного, что случилось, послышался только судорожный всхлип. Прибывшие спустя три минуты полицейские обнаружили мертвое тело и девушку в совершенно невменяемом состоянии. Далее действие пошло обычным путем.

Коэн остановился и с интересом осмотрел лежащий на столе пистолет.

— Ну и старье, — заметил он. — Для такого даже разрешения не нужно. Это уже не оружие, это антиквариат.

— Тем не менее выстрел был произведен именно из него, — заметил Долемгамель.

Коэн оглянулся на Шано.

— Шано, это ты стреляла из шомпольного пистолета?

— Да, — неожиданно четко ответила девушка.

Коэн внимательно посмотрел на нее. Кажется, она наконец пришла в себя. Он сел на диван рядом.

— Расскажи, что здесь произошло.

Она ответила не сразу. Коэну показалось даже, что она опять впала в прострацию, но тут Шано сбивчиво заговорила:

— Я не знаю… плохо помню… Я собиралась лечь спать… Часы пробили полночь… И тут вошел… этот. Он что-то говорил, смеялся надо мной. Сказал, что всегда знал, где я. Сказал, что мой отец… нет, никак не вспомню… что-то обидное. Еще сказал, что я стала взрослой, значит, опасной. Он поднял пистолет… И тогда я выстрелила. Он удивился и… и… умер.