– «Вон и Мос-бан виднеется вдали».

– «Может, сбегать прогуляться, пока не проснулся? Ведь время есть». – Не торопясь поднявшись, он направился к забору. Но осуществить задуманное не удалось. Впереди возникла вспышка всепоглощающего белого света, который, двигаясь на него, пожирал все на своем пути. Пытаясь предотвратить неизбежное, он откинулся назад, но было уже слишком поздно.

Слабый свет лампочки, развесив по стенам силуэты винных бочек, вырвал из приятного забвенья «прошлой жизни». Факт появления света свидетельствовал, что в скором времени предстояла встреча, которая ввиду последних событий вряд ли сулила ему что-то хорошее.

За дверью послышался шорох, и через несколько мгновений с тихим скрежетом открылось зарешеченное окно мышеловки. Данный пережиток прошлого был этаким средневековым глазком, продолжавшим служить по прямому назначению по сей день.

– Эй, кто там? Может, вы меня развяжете, а то рук совсем не чувствую.

«Гости» проигнорировали слова Карла, продолжая соблюдать тишину, нарушаемую лишь легким перешептыванием на непонятном для него французском. Они предусмотрительно не включили в коридоре свет, оставаясь неразличимыми, серыми тенями на темном фоне, так что все его попытки разглядеть что-либо так и остались тщетными.

– Принесите хотя бы воды, ужасно пить хочется.

Ответом на просьбу был скрежет закрывающегося окошка и выключение света. Голоса в коридоре сначала перешли на крик, а после того, как что-то разбилось, и вовсе cтихли.

– Спасибо за свет, он мне как раз сильно мешал. И за воду тоже спасибо. Чтоб вы там все сдохли! Сколько можно надо мной издеваться?

Карл дернулся, но от этого стало только хуже. Тупая боль ударила по рукам, впившись свербящим зудом в те места, где они были туго перевязаны веревкой. Неожиданно вместе с болью пришло спокойствие, которого он так ненадолго лишился. Благо, через несколько минут она отступила, растворившись где-то в свинцовой отечности рук.

– «Вот так гульнул. Такого застолья удалого у меня еще ни разу не было. И вряд ли когда-то будет. Впрочем, у меня теперь много чего не будет…».

Пытаясь привести мысли в порядок, он осознал, что головная боль отступила. Определенно, отдых пошел ему на пользу, оставив в голове только легкий гул с этим дурацким чувством пустоты. Единственное, что его беспокоило, это смутные воспоминания о недавнем сне, казавшемся по прошествии времени еще более бредовым. За все время, проведенное здесь, лишь один раз ему снился кошмар, но это было скорее исключением из правил, потому как во сне ему везло значительно больше, нежели в реальной жизни. Если этот ад вообще можно было так назвать.

Вспыхнувшая спираль лампочки вновь наполнила комнату блеклым светом, а заскрипевший засов возвестил о прибытии нового посетителя, которым, конечно же, оказалась Мелен. Не теряя времени на излишние церемонии, она быстро спустилась по лестнице и, сев напротив Карла, закурила дамскую папиросу.

– Ну что, я выполнила твою просьбу. Теперь твоя очередь.

Ее поведение казалось довольно странным. Определенно, она не только нервничала, но даже, как показалось Карлу, была слегка напугана. За все их недолгое знакомство он впервые видел ее такой. До этого ему казалось, что некоторые области ее мозга, отвечающие за эмоции, попросту атрофированы.

– Не тяни время, у нас его и так нет.

– «Да, определенно, она не в себе».

– Это ты с ней за мной наблюдала. Что она сказала?

– Ничего особенного. Она просто ненормальная. Раньше я это только подозревала, а теперь в этом полностью уверена. Я не знаю, что ты ей сделал, но в погреб она отказалась спускаться категорически. А под конец и вовсе закатила истерику.

– Но что-то конкретное она рассказала? Ты даже не представляешь, как это важно.

– Она сумасшедшая, а ты скоро станешь мертвым. И если сейчас же не закончишь препираться, то я уйду и последним, кого ты увидишь перед смертью, будет…

– Все, все, хорошо, – сдался Карл. – Я тебе все расскажу. Только для начала хочу предупредить. То, что ты сейчас услышишь, может показаться не совсем реальным… Но как бы то ни было – это чистая правда и если ты дашь высказаться до конца, я все объясню. Единственно, – он сделал небольшую паузу, ища нужное слово, – обосновывать придется тебе самой. Потому что причины ты наверняка знаешь лучше меня.

– Ладно, как-нибудь разберусь. Ты давай начинай, только без премудростей.

– Я не Карл Маер.

– Неплохое начало. Что дальше?

– В его теле я нахожусь чуть больше месяца. С момента того боя, в котором ЕГО чуть не сбили.

– Его? – Мелен как-то странно засмеялась, при этом начав аплодировать. – Вы только послушайте. ЕГО.

От этой ее реакции Карлу стало немного не по себе.

– Ты обещала, что дашь высказаться.

– Я ничего тебе не обещала, – Мелен швырнула в импровизированную пепельницу в виде ведра очередной окурок, после чего, подкурив новую папиросу, продолжила. – Ты думаешь, нас можно так вот легко одурачить? Узнал о сумасшедшей цыганке, специально к ней послал, а теперь чушь тут городишь. Ну, учти, у вас этот номер…

– Замолчи, – прокричал Карл, не зная, как заставить ее слушать.

– Неужели так трудно молча послушать десять минут, не перебивая? Я не заставляю тебя мне верить. Я просто прошу выслушать. А о доле доверия ко мне ты будешь судить, когда я закончу.

Его слова, наконец-то, возымели действие. Мелен заметно остыла и стала выглядеть намного спокойней. Карл же от счастья еле сдержал улыбку. – «Все идет как надо, только спокойствие, и она твоя. Правду она знает лучше меня. Просто не хочет в нее верить. Ей надо помочь. И тогда я буду спасен».

– Все произошло в тот день 29-го мая.

Уже который час Карл сидел в темном подвале. – «Сколько времени прошло? Двенадцать, восемнадцать часов? Да, по сути, и не важно». За время, проведенное здесь, он с ним почти сроднился. Причем до такой степени, что совершенно перестал замечать зловонный запах вместе с отсутствием света и связанными руками. Такие кардинальные перемены произошли только благодаря тому, что его переполняло неописуемое чувство счастья, сравнимое только с тем, что ощущает скиталец, нашедший после долгого пути оазис в пустыне. Или с тем, что переживает бедолага, помилованный прямо на эшафоте. – «Определенно, я добился своего… И хотя до конца она мне не поверила, тем не менее, сомнение я зародил крепкое».

Во время его краткого рассказа Мелен интенсивно курила, пытаясь на лице изобразить полное спокойствие, что, впрочем, давалось ей с большим трудом. Под конец у нее и вовсе осип голос, когда, попросив Карла привести несколько событий из ближайшего будущего, она услышала нечто такое, что явно не умещалось в сознании каждого нормального человека:

– Немцы войну проиграют.

– Это ты уже говорил. Мне нужны события этого лета… Или то, что произойдет до конца года.

– Я же не исторический справочник, который может ответить на любой вопрос.

– Но ты же столько рассказывал, что это самая кровопролитная война всей истории человечества. Что-то ты должен помнить?

– Конечно же, я помню. И не «что-то», а даже больше… Но история – не мой конек. А от дат и вообще увольте.

– Ну хоть что-то? – На лице Мелен стали появляться первые признаки отчаяния.

– Хорошо, хорошо, дай подумать.

Но как он ни старался, мозг ни в какую не мог вспомнить нужной информации. Мелен тем временем начинала все интенсивней терять терпение, что, в свою очередь, еще больше мешало ему сосредоточится. И тут неожиданно перед глазами всплыл образ деда.

– Я вспомнил.

– Что?

– Только не мешай. Мой дед погиб на Курской дуге. Это одна из самых решающих битв Второй мировой войны. Она началась. Подожди, дай вспомнить. – Даты прыгали в голове как угорелые, не давая сконцентрироваться. – 5 июля, да, точно. 5-го. Там, под Прохоровкой, произошло самое великое танковое сражение в мировой истории.