— Был сделан вывод! — буркнул старик и выпустил смертельное количество сигарного дыма.

— В биографии Блайта, — невозмутимо продолжал Рейнер, — гге было ничего необычного. Следует отметить, что неподалеку от Моггток Пойнт в ночь с 23 на 24 апреля местными жителями было замечено торговое судно флота так называемого Североамериканского Правительства.

Чарлз Орсино подвергся нападению 30 апреля со стороны своего телохранителя Джеймса Хэллорана в фойе театра Кастелло. Хэллоран сделал один выстрел, который убил другого телохранителя, и после этого был убит сам. В биографии Хэллорана нет ничего необычного, за исключением того, что он проявлял большой интерес к… э-э-э… истории. Он собирал и, вероятно, читал вышедшие из употребления книги, описывающие Америку времен до Сиггдика и Крими. Рядом с его кроватью был обнаружен первый том труда, изданного в 1942 году под названием «Развитие Американской Республики» (авторы — Моррисон и Коммоджер). Книга была раскрыта на 10 главе — «Война за независимость».

Рейнер сел на свое место.

Ф.У.Тэйлор сухо произнес:

— Дик, ты забыл упомянуть, что Варшофски. Блайт и Хэллоран известны как офицеры Североамериканского флота.

Рейггер ответил:

— Вы шутите. Вы имеете в виду, что я мог опустить столь существенные факты?

— Я имею в виду, что вы артистично подтасовали колоду. Какими-то слухами, смешным сообщением о торговом судне и замечанием о любимом занятии телохранителя вы хотите отвлечь наше внимание от моря, не так ли? Вы ведь всегда так действуете.

— Заткнитесь к черту, вы оба! — рыкнул Эдвард Фалькаро. — Дайте подумать.

Он думал, может быть, секунд тридцать, и недоуменно поднял глаза:

— Есть у кого-нибудь какие-либо соображения?

Чарлз Орсино откашлялся, удивляясь своему безрассудству. Старик приподнял брови и нехотя сказал:

— Думаю, у тебя есть что сказать, ведь они стреляли в тебя, думая, что ты что-то из себя представляешь.

Орсино проговорил:

— Может, это какая-то группа из Европы или Азии?

Эдвард Фалькаро обратился ко всем:

— Кто-нибудь знает что-либо о Европе или Азии? Джимми, ты там однажды бывал, ведь так? Посмотреть, как там дела на Анатолийских маковых плантациях, когда у Крими были проблемы с мексиканскими лабораториями?

Джимми Фалькаро ответил скрипучим голосом:

— Да, это была пустая трата времени. У них мелкие фермеры едва собирают урожай, чтоб хватило на еду, и они могут осилить не более четверти акра мака. Все, что там есть, идет из Китайского моря к Средиземному. В Англии… — Фрэнк, ты расскажи им, мне ты однажды объяснял.

Тэйлор встал.

— Англия вся заросла лесом, будто вернулась в каменный век. Когда финансисты там утеряли свою нравственность и не смогли выбраться я из сплошных парадоксов, это означало конец. И тогда случается так, что ты в результате неизбежно получаешь огромный, сильный класс, готовый взять на себя и осуществить задачи распределения и производства. Может быть, кто-нибудь из вас и знает, как идут дела в Англии. Эти бедняги цивилизовали всю нелегальщину. Они не могли делать ничего, что считали нереспектабельным. По отрывочным сообщениям я уловил, что Англия сейчас — это сплошной лес, по которому бродят несколько сотен голодных людей. Один парень говорит, что мужчины там до сих пор носят котелки и ходят в свои офисы в Сити.

— Франция — это крестьяне, пьянствующие три четверти суток.

— Россия — это крестьяне, пьянствующие целые сутки.

— Германия — ну, там криминальный класс был слишком велик и слишком силен. Это теперь сплошное кладбище.

Он пожал плечами:

— Скажите же это наконец вслух. На нас покушается Крими.

Рейнер вскочил:

— Я никогда не поддержу эти инсинуации! — вскричал он. — Это вредно, да, вредно делать вывод, что сто лет мира закончились, что наша трехтысячемильная граница с нашими западными друзьями…

Тэйлор его передразнил:

— Не запятнанная, друзья мои, ни одним укреплением…

Эдвард Фалькаро рявкнул:

— Прекратите свои дурацкие выходки, Фрэнк Тэйлор! Здесь смеяться не над чем!

Тэйлор резко возразил:

— Вы в последнее время бывали на территории Крими?

— Бывал, — ответил старик. Он нахмурился.

— И как вам там?

Эдвард Фалькаро раздраженно пожал плечами.

— У них свой путь, у нас — свой. Род Риганов вымирает, но нам не следует забывать, что Джимми Риган когда-то стоял плечом к плечу с Амадео Фалькаро. Есть такая штука, как лояльность.

Ф.У.Тэйлор проговорил:

— Есть такая штука, как слепота.

Он зашел слишком далеко. Эдвард Фалькаро встал со своего кресла и наклонился, упершись руками в стол. Он спокойно сказал:

— Это констатация фактов, джентльмены. Я не утверждаю, что счастлив тем, как складываются дела на территории Крими. Я не собираюсь утверждать, что старик Риган — личность рассудительная. Я не собираюсь думать, что клиенты Крими довольны теми услугами, которые Синдик оказывает своим клиентам. Я вполне сознаю, что во время наших посещений территории Крими мы видим лишь то, что нам хотят показать хозяева. Но я не могу поверить, что какая-либо группа, взращенная на принципах свободы и службы, может стать опасной.

Может быть, я и ошибаюсь, джентльмены, но я не могу говорить, что потомок Джимми Ригана может приказать убить потомка Амадео Фалькаро. Нам лучше сначала рассмотреть любую другую возможность. Это ясно, Фрэнк?

— Да, — ответил Тэйлор.

— Ладно, — проворчал Эдвард Фалькаро. — А теперь пройдем все это по порядку. Дик, вы намекнули, что за эти безобразия может нести ответственность Правительство. Мне самому эта мысль отвратительна. Если это на самом деле так, нам понадобится уйма времени и сил, чтобы с ними разобраться. До тех пор, пока они занимаются мелким коммерческим разбоем и небольшими береговыми вылазками, я не могу сказать, что они меня очень заботят. Они не могут причинить большого вреда, но заставят нас смотреть в оба; и — что, может быть, самое важное — они напоминают нашим клиентам о тех страшных днях, от которых мы их навсегда освободили. Этого вполне вполне достаточно, чтобы отказаться от сомнительного удовольствия вести долгую и дорогую кампанию. Если покушения все-таки имели место, мы должны, я полагаю, проверить эту версию, но только, чтобы быть вполне уверенными.

— Можно мне сказать? — холодно спросил Рейнер.

Старик кивнул и снова зажег свою сигару.

Меня называли — естественно, за моей спиной — фанатиком, — начал Рейнер. Было видно, что его никак нельзя было сравнить с Ф.У.Тэйлором по манере выражаться. — Может, это и верно, может, фанатичность как раз и нужна в такое время. Позвольте мне отметить, что так называемое Правительство отстаивает: зверское «налогообложение», искоренение азартных игр, отрицание самых простых жизненных радостей вплоть до жесткого их ограничения, их ханжество усиливается ужасными, варварскими карающими законами, бесконечное администрирование расписывает каждый день по минутам. Это было их правилом, когда они были у власти, и это снова будет их правилом, если они снова ее получат. Я не вижу, как эта угроза нашей свободе может быть снята путем наличия каких-то мелких выгод, вытекающих из самого факта их существования рядом с нами.

Он на мгновение сделал паузу, и на его лице отразилось какое-то неприятное воспоминание. Понизив голос, он продолжил:

— Я… Однажды меня встревожило то, что я услышал. Двое ребятишек делали ставки в конторе Кидди, букмекерской конторе, куда я захожу довольно часто, и я на минуту остановился у стодолларового окошка послушать их ребячью болтовню. Мне кажется, они заполняли бланки на шестой забег в Хили, когда один из них сказал: «Моя мама не ставит на лошадок. Она считает, что все букмекерские конторы надо закрыть».

Это ранило меня в самое сердце, джентльмены. Я хотел отвести этого мальчика в сторону и сказать ему: «Сынок, твоя мама не должна ставить на лошадок. Никто не должен играть в эти игры, пока сам не захочет. Но до тех пор, пока кто-то хочет делать ставки, а кто-то другой хочет их принимать, ни у кого нет права говорить, что букмекерские конторы надо закрыть». Конечно, я не отвел его в сторону, чтобы все это ему высказать. Это было бы не совсем практичным подходом к делу. Практичный же подход — тот, что я всегда отстаивал и отстаиваю до сих пор — нужно ударить в самое сердце этой заразы! Уничтожить саму память о Правительстве и прочистить рану так, чтобы эта зараза никогда не смогла бы появиться снова на свет. Когда я думаю, что мысли невинного ребенка уже настолько испорчены, что он может болтать о том, что свободы его братьев должны быть ограничены, что у них должны быть отняты их невинные радости, моя кровь застывает в жилах, и я знаю, что это — измена!