Но эти неопрятные существа, подзывавшие его из окошек местных притонов, стоявших вдоль берега, внушали чувство отвращения и немало его озадачивали. Он подумал, идя по Вашингтон стрит куда глаза глядят, что здесь должен быть дефицит женщин, если те, кого он заметил, могли подобным образом зарабатывать себе на жизнь, или что мужская половина населения здесь совсем не имеет вкуса.
Вонь из одного такого заведения довела его до головокружения. Чарлз для самозащиты сунулся в другой салун и устало прислонился к бару. Симпатичная брюнетка спросила:
— Чего вам налить?
— Джин, пожалуйста. — Он вытащил десятку из пачки, которую вручил ему Гриннел. Когда девушка подала ему джин, он взглянул на нее и нашел, что она ничего. Со всей невинностью, какую он не раз практиковал с барменшами у себя дома, он задал ей вопрос, на который она могла ответить «да», «нет», или «что мне за это будет?»
Вместо этого она обозвала его грязной сволочью, схватила пивную кружку и чуть было не швырнула ее ему в голову, но чья-то рука ей помешала, и чей-то голос предупредил:
— Погоди, Мейбл! Этот парень с моей лодки. Он только что из Штатов и не знает наших порядков. Ты-то ведь знаешь, что там творится.
Мейбл выпалила:
— Ты бы, дружок, лучше бы просветил его. Он не может околачиваться по округе, обращаясь подобным образом к порядочной женщине. — Она поставила перед ним второй стакан, налила джин и исчезла из-за стойки.
Чарлз допил свой джин и повернулся к своему спасителю, маленькому специалисту по реакторам, которого он раз или два видел раньше на лодке.
— Спасибо, — сказал он, чувствуя себя не в своей тарелке. — Может, тебе действительно лучше меня просветить. Все, что я сказал, это «Дорогуша, ты не…»
Реакторщик поднял руку.
— Хватит, — проговорил он. — Не говори так здесь, если хочешь сохранить свой скальп.
Чарлз, немного возбужденный джином, горячо возразил:
— Но что здесь такого? Все, что она должна была ответить, это «нет». Я не собирался валить ее на пол.
Ответом было пожатие плечами.
— Я слышал о подобном в Штатах… э-э-э… Вайман, так?
Думаю, что на самом деле мне в это не очень верится. Ты имеешь в виду, что я могу подойти к любой женщине и прямо ее об этом спросить?
— Конечно.
— И они соглашаются?
— Некоторые — да, некоторые — нет, как и здесь.
— К черту, как здесь!
И реакторщик рассказал ему длинную пикантную историю о своих похождениях и проблемах с местными «порядочными» женщинами.
Чарлз ушел из этою салуна в полном убеждении, что здесь все по-другому. Он начинал понимать неряшливых женщин в окнах портовых притонов и почему мужчины не пытаются найти что-нибудь получше. Его почти переполняла тоска по дому.
Перед ним начала вырисовываться опасная картина. Напускная стыдливость, насилие, фригидность, интриги в борьбе за власть — и покушение? За исключением одного намека Гриннел не сказал ничего, что бы могло угрожать Синдику.
Но для этой банды разбойников после всего этого абсурда как раз наиболее логичным было бы испытывать сильное влечение к континенту.
Чуть дальше от берега находились конторы по снабжению гудов и жилые кварталы. Вся работа велась с помощью какою-то загадочного сочетания механизации с мускульной силой. Через одну приоткрытую дверь он заметил, как в токарном станке поворачивалась заготовка для ствола орудия; станок приводился в действие одним из тех стандартных 18-дюймовых роторов, которые так хорошо были известны Максу Вайману. Но вертикальный сверлильный станок рядом — Орсино обомлел. Двое рабочих, потных и задыхающихся, поворачивали тяжелый вертикальный барабан высотой с их рост, а ременная передача с барабана вращала сверло, которое медленно погружалось в бронзовую заготовку. Рабочие были в лохмотьях, просто в каком-то грязном тряпье.
Орсино был прямо в шоке, когда до него дошло, что за позвякивавшие штуки были на их запястьях. Рабочие были прикованы цепью к ручкам барабана.
Он пошел дальше, почти ошеломленный, понимая теперь некоторые скрытые намеки, брошенные раз или два на лодке:
— Никакой Фрог не выдержит. Дай Лайми его кусок мяса раз в день, и он уложит любого Фрога.
— Да, к Лайми лучше не приставать. Это всегда плохо кончается.
— Они просто немного рассердились. Позволь тебе сказать, паря, никогда не приставай к Спигу. Если его задеть, он будет ждать двадцать лет, если понадобится, но он тебя достанет, как раз промеж ребер.
— Если Спигу хочется быть сваренным заживо, мне остается только жалеть.
Их прервали громким смехом.
— Сваренным! Разве такое бывает?
Шестнадцать каких-то оборванцев в лохмотьях, прикрывавших их мерзкие струпья, медленно тащили по дороге, держась каждый за канат и сдвигая рывками на дюйм, платформу, нагруженную огромной турбиной, которая закрывала собой солнце.
У Правительства были реакторы, у Правительства был флот — к чему бы все это? До Чарлза медленно доходило, что правительственный металл, машины, ядерная моим. — все шло на военные корабли, так что для мирного применения ничего не оставалось. Это Правительство давно деградировало в какое-то старинное чудовище, которое приспособило все свои зубы, когти и мускулы только для того, чтобы их лучше использовать в деле. Сейчас же это Правительство, чем бы оно ни было, — просто олицетворенная жестокость. Какие бы свет или радость не пережили бы все это, они не имели бы никакого значения, как трепыхания совершенно не нужного органа.
Где-то поблизости заплакал ребенок, и к своему удивлению, Чарлз почувствовал к нему глубокую жалость. Подобно тому, как человек потягивается после сидячей работы, чувствуя боль, о которой раньше не подозревал, так и Чарлз почувствовал, что у него остались еще какие-то эмоции, которые никогда раньше, на территории Синдика, не проявлялись.
«Бедный малыш, — подумал он, — ему суждено вырасти в этой проклятой дыре. Не знаю, что для тебя смогут сделать эти рабовладельцы, но не вижу, как здесь можно вырасти человеком. Не знаю, что с тобой сделает боязнь любви — обманщика? Или бесчувственное животное, которое может выбирать только между жестокостью и отвратительными драками с заведомо слабыми незнакомцами? У нас есть хорошие пистолеты, чтобы поиграть с ними, а они — хорошие игрушки, но я не знаю, каким чудовищем ты станешь, если тебе дадут в руки оружие и жестокость именно они».
«Райнер был прав, — подумал он с горечью. — Мы должны уже что-нибудь делать с этой шайкой».
В аллее, мимо которой он проходил, боролись какие-то мужчина и женщина. Старая привычка почти уже было заставило его пройти мимо, но возня в аллее была непохожа на игривое срывание одежд, как это иногда бывало в Синдике по праздникам, там разворачивалась молчаливая, упорная схватка…
На мужчине был свитер, как на Охранниках. Как ни в чем не бывало, Чарлз вошел в аллею и оттащил его от женщины; скорее, он громко рыкнул на него, и тот от удивления отпустил свою жертву и повернулся к Чарлзу лицом.
— Ударь его! — сказал Орсино женщине, не глядя вокруг. Краешком глаза он увидел, что та все еще стоит рядом.
Мужчина положил руку на ножны своего кортика.
— Пошел ты… Быстро! Не вздумай перечить Охране!
Чарлз почувствовал, как у него задрожали коленки, что было совсем не плохо. По своему опыту спортсмена он знал, что это означало готовность к решительным действиям, готовность к взрыву.
— Убери нож! — сказал он, — иначе следующей штукой, с которой тебе придется познакомиться, будет нож в твоем горле.
Лицо охранника стало мертвенно спокойным. Он вытащил кортик и нанес быстрый удар сверху вниз. Лезвие было направлено в живот Чарлзу, и если бы он сделал шаг вперед, то охранник схватил бы его и нанес удар в спину.
Когда нож промелькнул рядом с животом Чарлза, он перехватил своей левой рукой толстое запястье нападавшего и резко дернул. Орсино почувствовал точность своего приема, отразив удар. Охранник попытался нанести сильный удар ему в пах, но промахнулся. Так как противник стоял на одной ноге, и его рука с ножом была захвачена, Чарлз дернул за нее еще раз, выведя того из равновесия — охранник споткнулся и упал. На мгновение Чарлз подумал, что своим весом охраннику удастся вырвать свое запястье из захвата. Но этот момент прошел, и Орсино наступил правой ногой на локтевой сустав охранника, помогая правой рукой своей левой выкрутить нож. Нападавший вскрикнул и выронил свое оружие. Все это заняло от силы пять секунд.
