Крыс Гарри ненавидел.

Еще когда они с отцом попали в городскую богадельню, он понял, что если не будет защищать свою еду от непрошеных гостей, то быстро умрет от голода. И он научился безжалостно и беспощадно сражаться с этими тварями. С тех пор другие жители богадельни прониклись к нему уважением и больше не приставали.

Но только не крысы.

Как только начинало смеркаться, все, кто жил в богадельне, выходили на охоту, наводя страх и ужас на жителей окрестных деревень. Но только не на крыс. Эти твари преспокойно и бесстрашно залезали в карман и выедали последние крошки хлеба. Выискивая еду, они спокойно пробирались по головам детей. Не найдя пропитания, они принимались есть то, что оказывалось у них под лапками. Если от усталости или под воздействием спиртного мужчина спал слишком крепко, крысы начинали откусывать кусочки его тела. Они потихоньку отъедали пальцы рук, ног или уши. В богадельне он видел немало таких, чьи уши напоминали рваные тряпки. Но так не могло продолжаться долго. Если вдруг человек умирал ночью во сне, поутру его лицо часто становилось совершенно обезображено.

Если ты достаточно ловок и хитер, то можешь убивать крыс. Некоторые мальчишки из богадельни приспособились даже поджаривать крысиные тушки и питаться ими. Но только не Гарри. Каким бы голодным он ни был – а бывали дни, когда стенки его желудка буквально прилипали друг к другу, – он не мог заставить себя есть мясо этих отвратительных тварей. Он верил, что в мясе крыс содержится яд, который, попав в желудок или душу, менял естество человека, отравлял его. И что казалось самым отвратительным: сколько ни убивай крыс, их не становилось меньше.

Этой ночью Гарри не спал. Вокруг кишмя кишели крысы, а он хорошо знал, что они могут сделать, особенно с раненым и избитым человеком.

Нанятые Грэнвилем головорезы днем избивали Гарри, иногда по нескольку раз за сутки; продолжалось это уже неделю. Правый глаз давно заплыл, левый выглядел немногим лучше, губы растрескались, кожа на них не раз лопалась. По меньшей мере, два ребра точно были сломаны. Часть зубов выбита. На теле не осталось ни пяди живого места, не украшенного ссадинами и синяками. Если так будет продолжаться, он скоро испустит дух, стоит парням Грэнвиля разок-другой ударить не в то место или просто слишком сильно.

А потом свое дело сделают крысы…

Гарри сильно тряхнул головой. Он никак не мог понять, почему Грэнвиль не убил его сразу, как поймал. Очнувшись на следующий день после побоища в реке, Гарри с большим удивлением обнаружил, что еще жив. Почему его до сих пор не убили? Зачем вообще держать его в этом подвале, если Грэнвиль в любом случае вознамерился убить его? Они убеждали его сознаться в совершенном убийстве, что это он убил бабушку Уилла, но ведь, в конце концов, Грэнвилю все равно, убивал он кого-нибудь или нет. Смерть Гарри мало кого обеспокоит, никто не будет особенно скорбеть, разве что Уилл.

Гарри тяжело вздохнул и прислонил ноющую голову к влажному камню. Нет, это неправда. Его госпожа очень расстроится. Услышав о смерти своего любовника-простолюдина, она будет горько рыдать, где бы ни застала ее эта новость – в Йоркширском поместье или в модном лондонском доме. Ее прекрасные глаза потеряют блеск, а лицо сморщится от горя.

Сидя в заточении, он успел хорошенько все обдумать. Вспомнил все, о чем когда-то жалел в своей жизни. Больше всего он печалился о том, что его смерть принесет леди Джорджине столько горя.

За окном раздались шаги. Гарри наклонил голову и прислушался. Они снова шли избивать. Его всего передернуло. Его разум был спокоен, но тело еще помнило боль и испытывало настоящий ужас перед очередными побоями. Перед тем как головорезы Грэнвиля вошли в подвал, Гарри закрыл глаза. Все началось снова. Он думал о леди Джорджине Мейтленд. Случись все в другом месте и при других обстоятельствах – не будь она столь знатной особой, а он простолюдином – у них все могло бы получиться. Они бы поженились и счастливо зажили в своем отдельном домике. Она бы умела отлично готовить, а он каждый вечер с удовольствием возвращался бы к ней домой. Ночами они спали бы бок о бок, он чувствовал бы, как она дышит во сне, обнимал бы ее своими крепкими руками. У них бы появились дети.

Он бы очень любил свою прекрасную госпожу.

– Жив ли он? – На лице Джордж, напоминавшем цветом белую бумагу, снова отразились сомнения, отчаяние и беспокойство. Серое платье страшно измялось, она не меняла его с самого Лондона, так и спала всю дорогу.

– Да, жив. – Вайолетт крепко сжала Джордж в своих объятиях, изо всех сил стараясь не показать, как ее удивили разительные перемены во внешнем виде сестры. Она отсутствовала всего-то две недели. – Да, насколько мне известно, он еще жив. Лорд Грэнвиль никого к нему не пускает.

Беспокойство не исчезло с лица Джордж. Ее широко раскрытые глаза все еще слишком ярко горели, она не моргала, словно боялась пропустить что-то важное.

– Тогда он, скорее всего, уже мертв.

– Нет, нет же, – Вайолетт яростно посмотрела на Оскара своими огромными и тоже расширенными от ужаса глазами, ища поддержки. – Я так не думаю…

– Если бы Гарри Пай умер, нам тотчас стало бы об этом известно, – проговорил Оскар, поддерживая Вайолетт. – Грэнвиль мгновенно раструбил бы об этом на весь мир. Раз он до сих пор молчит, значит, Пай еще жив. – Он взял Джорджину под руку, словно больную, и повел в дом. – Давай зайдем и сначала выпьем по чашечке чая.

– Нет, я хочу сначала увидеться с ним, – Джордж рывком сбросила руку брата, словно это был назойливый продавец, предлагавший ей вялые цветы.

Оскар никак не отреагировал.

– Знаю, дорогая, но для противостояния Грэнвилю нам необходимы силы, особенно если мы собираемся ворваться без приглашения на его территорию. Нам надо немного отдохнуть, прийти в себя и набраться сил.

– Как думаешь, Тони уже получил записку?

– Да, – ответил Оскар, словно отвечал на этот вопрос уже в сотый раз. – Он едет вслед за нами. Нам надо подготовиться и встретить его. – Он снова взял Джордж за локоть. В этот раз она послушно побрела в сторону парадных ступеней Уолдсли.

Вайолетт последовала за ними совершенно изумленная. Что случилось с Джордж? Она ожидала увидеть сестру расстроенной или даже плачущей. А та не проронила ни слезинки: она совершенно спятила, замкнулась в своем безумном горе. Если бы Вайолетт на месте сестры услышала, например, о смерти своего летнего любовника Леонарда, ее охватила бы легкая печаль, не более. Ну, может, она немного и всплакнула бы, день-другой была подавлена. Но в таком отчаянии, как Джордж, она точно бы не пребывала. К тому же мистер Пай, по слухам, еще жив.

Наверное, Джордж сильно его любила.

Вайолетт остановилась и внимательно посмотрела вслед удаляющейся сестре, безвольно повисшей на руках брата. Нет, конечно же, нет. Джордж слишком стара для любви. Ей слишком много лет, чтобы она могла по-настоящему любить мужчину, иметь с ним роман. Хотя ведь настоящая любовь – это совсем другое. Если Джордж любит мистера Пая, она должна стремиться выйти за него замуж. А если это произойдет, то… он станет полноправным членом их семьи. О нет! Он не знает элементарных вещей, например, какой вилкой есть рыбу или как следует обращаться к вышедшему на пенсию и унаследовавшему свой титул генералу-пэру, или как правильно помочь даме сесть на лошадь или… О господи! Он, наверное, и школы-то не закончил!

В это время Джордж с братом вошли в салон, где Оскар стал осматриваться. Увидев остолбеневшую Вайолетт, он нахмурился. Она поспешила ему на помощь. Теперь надо усадить Джордж и устроить поудобнее.

– Ты уже приказала подать чай? – обратился к ней Оскар.

Лицо Вайолетт предательски вспыхнуло. В следующую же секунду она выскочила в коридор и приказала служанке принести чай.

– Вайолетт, расскажи, что тебе известно? – Джордж, не моргая, смотрела на сестру. – Ты написала, что Гарри арестовали, но не указала, почему.