К этому времени подошел срок сдачи мною экзамена на получение диплома инженера-строителя. Из-за этого я три года мучилась на стройке, теперь же мне был необходим этот диплом для поступления на работу в проектное бюро «Блок» на улице Кредитовой. Там как раз освобождалась ставка. Моя подруга Баська со своим мужем Анджеем уезжали за границу, освобождалось даже два места. Они меня и рекомендовали руководству бюро. Меня пригласили, со мной поговорили, и все было в шляпе, оставалось лишь формально получить необходимый для новой должности диплом.

И вот именно в этот момент мой муж решил развестись со мной.

Причины такого решения мне неизвестны. Возможно, повлияло то обстоятельство, что я распевала в ванной вальс собственного сочинения:

Мое пение жутко раздражало мужа, и ничего удивительного. И тем не менее уже после развода назло ему я сочинила продолжение вальса, находя в творческом процессе горькую сладость и утешение. Считаю, у меня получилось неплохо. Пожалуйста, могу процитировать свой вальс целиком, а кому не нравится, пусть не читает. И сразу же хочу успокоить вас — больше с поэзией у меня вы не встретитесь.

Если бы этот шедевр я создала до того и упорно распевала его во весь голос, у мужа были бы все основания бросить меня, ибо слух у него был абсолютный. Собственный слух я уже неоднократно приравнивала к слуху любого встречного пня, но пень в отличие от меня был молчаливым… А если бы вдруг запел, думаю, сделал бы это музыкальнее, чем я.

Чтобы все-таки избежать ненужных инсинуаций и не заставлять читателей понапрасну ломать головы, поясню, что явилось истинной причиной развода. Причиной стал бескомпромиссный характер моего мужа, его неумение и нежелание прибегать к обману и скрытности. Он влюбился в ту самую девушку из Ротулова и был неспособен держать свою связь в тайне, ему непременно нужно было жениться, а для этого требовалось развестись со мной. Действовать втихую он не мог, непременно надо было действовать открыто, с шумом и треском.

Гром с ясного неба был ничем по сравнению с обрушившимся на мою голову заявлением мужа. Он потребовал развода, и я сразу же согласилась, ошарашенная свалившимся на меня несчастьем. И только спустя секунду подумала, что у меня всегда останется в запасе выход — самоубийство.

Естественно, на меня сразу же навалился невроз, нервное расстройство, а тут еще надо мной висел проклятый экзамен на получение диплома инженера-строителя. Врач, к которому я обратилась, в недоумении развел руками:

— Ну и задачку вы мне задали! Если бы не экзамен, я моментально успокоил бы пани, но перед экзаменом нужна ясная голова и умение быстро соображать. Что бы такое придумать?

И он придумал лекарство, которое я в подробностях описала в «Крокодиле из страны Шарлотты».Оно действительно было отвратительным, горьким до невозможности, и мне становилось плохо уже при одной мысли, что вот сейчас надо его выпить, но действовало потрясающе. Принимала я эту гадость три раза в день и экзамен сдала.

А потом все-таки попыталась совершить задуманное самоубийство. Тщательно все продумала, устроила так, чтобы никого не было в квартире в тот роковой день, и приступила к делу. Заклеила газетой все щели и вентиляционные отверстия в ванной и открутила газ.

Примерно через четверть часа до меня дошло, что газ горит, а вода льется, так что я вполне могу выкупаться, а вот помереть — вряд ли. Погасив пламя, я опять открутила газ и принялась ожидать свой смертный час. Поскольку я ничем не была занята, принялась думать. В конце концов, перед смертью человек, как правило, вспоминает всю свою жизнь, ну и я стала вспоминать.

И вспомнила, холера, что после меня останется множество бумаг, которые просто не должны меня пережить. Опять перекрыла газ, отложив ненадолго самоубийство, и вышла из ванной, чтобы сжечь все свои бумаги.

Печь в кухне всегда дымила, сейчас же мне было не до того, чтобы подумать о направлении ветра, и через полчаса квартиру заволокло дымом. Пришлось пораскрывать окна, а был конец ноября, и комнаты быстро промерзли. Сражаясь с превратностями судьбы, злая как черт, я сообразила, что время ушло, скоро вернутся дети, и что? Мало того, что они увидят в ванной мой хладный труп, еще, Боже сохрани, тоже отравятся газом, а тут еще стылая квартира. Нет, не имею права собственных детей подвергать такой опасности. Значит, не судьба, придется остаться в живых.

Муж какое-то время жил с нами, ему некуда было деваться, мы сохранили грустную, благородную дружбу и вели бесконечные, изнуряющие, откровенные беседы по ночам. Психика моя больше не выдерживала напряжения, ведь атмосфера в доме парила прямо-таки кладбищенская. Мы договорились ради детей сохранять видимость нормальных отношений, но муж вскоре стал питаться отдельно, а потом, в одной из упомянутых выше ночных бесед, измученным голосом попросил:

— Знаешь что, не надо больше гладить мне рубашки.

Я энергично воспротивилась, что свидетельствует о моей бездонной глупости. А аргументы были такие: договорились сохранять видимость, одиннадцать лет я гладила рубашки, значит, должна и теперь гладить. А муж знай твердит — не гладь!

— Ну хорошо, — со злостью сказала я. — А как насчет остального? Подштанников тоже не гладить?

— Да! — совсем уж гробовым голосом ответил муж. — Подштанников тоже не гладь.

И тут до меня дошел весь комизм ситуации. Из уважения к бывшему мужу я не расхохоталась во весь голос, но внутри полегчало и психическое напряжение как рукой сняло. Видимо, я достигла дна отчаяния, оттолкнулась от него и понемногу стала выплывать на поверхность.

Сначала поинтересовалась, можно ли на его лимонах поставить особый знак, потом разрешила детям съесть его колбасу, а потом и вовсе перестала с ним цацкаться и прямо велела убираться из квартиры.

По случаю развода я устроила прощальный чай. На нем присутствовали Янка и Анджей, муж Ядвиги. Конечно, не обошлось без скандала, ведь характер мужа не изменился, а я уже не намерена была терпеливо сносить его выходки. Янка пролила на стол свой чай, а Анджей потребовал для меня большие алименты. Муж, как всегда принципиальный, чая в рот не взял, ведь он находился в доме врага.