А теперь, когда прошло уже пятнадцать лет, темница рухнула и частью устояла, а частью восстанавливается и даже архивы КГБ открылись, закрылись и снова закрылись, и многое тайное той поры стало явным, откроюсь и я, ибо вышли уже все сроки давности:

Я… я ходил.

Я ходил на эту проклятую базу!

Но, видимо, так не хотел, так “ломало”, ведь была суббота, вечер, осень - какая база!.. что опоздал к месту сбора и когда, наконец, в старой штормовке и сапогах (во видок-то был, да?.. бомж!) приехал на эту е..ную Варшавскую (опять то же место!), в центре зала, слава Богу, уже никого не было. Я походил немного по вестибюлю, а потом наверху вдоль каких-то гаражей и заборов, никого не нашел и с облегчением поехал домой…

По дороге вспомнил свое недавнее трудовое прошлое, подумал: а может, все-таки зря ушел с завода? Нас-тона базы не посылали, мы были пролетариат, белая кость, священные животные, нас не трогали, на базу гоняли только “интеллигенцию”, совслужащих, об этом уже тысячу раз писали: способ показательной классовой порки, магическая инициация, уголовное опускание, радость и развлечение овощебазных ворюг из партии и народа…

А потом хотел взять справку, покаяться, что-то придумать - и поленился, не взял, вроде не трогали, и я плюнул - решил, что обо мне забыли.

И в результате невольно! Противопоставил себя.

Всем!

Потому что у нас - никто не забыт и ничто не забыто.

(Снова общий ужас в зрительном зале…)

1-е замечание по ходу

Дал тут почитать свои записи одной знакомой. Она прочла и говорит: интересно, конечно, очередная “Застойная летопись”, но борьбы-то нет. Где борьба?

Я подумал: и правда. Надо борьбу. Расстроился.

А через пару недель перечитал еще и увидел: подруга - дура. Есть борьба! Но моя.

Заячья. Заячья борьба.

2-е замечание по ходу

Могут спросить: зачем я это все пишу? Что это? Терапия? Жалобы? Самоанализ? Сведение счетов, когда стало можно?

- Нет, это попытка освободится.

На выпускном вечере в институте наш завкафедрой, неплохой в общем мужик, напутствуя нас на прощание и прокричав официальную часть, неожиданно сказал:

- Возможно, эти пять лет вы будете вспоминать как лучшие годы своей жизни.

И все последующее десятилетие, пока - три минуты на размышление - пока не кончился “Совок”, работая в различных НИ-И и Кэ-Бэ, я вспоминал его слова.

Еще раз прошу, простите мне эту постоянно возникающую кондовую публицистичность, но дайте гвоздю- персонажу поэмы Маяковского “150 тысяч” (или “150 миллионов”? не помню…) выкрикнуть слова, что давно лежат в копилке…

Какие слова?

- Оставьте нас в покое! - вот какие…

Закончили мы в июле или июне. После некоторых мытарств при распределении, счастливо избежав уже готовившейся принять молодого специалиста плавучей нефтяной платформы в Северном море (слышите, как шумит ветер в обледенелых снастях, как разбиваются волны о могучие сваи - колонны), я устроился в некий отраслевой НИИ, имевший один большой недостаток - он находился у московской кольцевой автодороги.

А может… Может, зря испугался? И несчастливо избежал? Как знать, было ли на 100 % романтической дурью наших родителей все эти Камчатки, новосибирские Академгородки, Хабаровски и Благовещенски, костры, байдарки, гитары, походы и прочее… От системы, конечно, не убежишь, но, ведь сказал Поэт: лучше жить в глухой провинции у моря. И потом слегка проветрить мозги, просто на пару лет сменить обстановку, пока молодой, было бы наверное даже полезно…

Но что теперь говорить - испугался.

Контора, где я должен был “отрабатывать” (было еще такое слово - “оттарабанить”) свое распределение, занималась добычей и перепродажей - современная шутка - переработкой (помните эти заклинания? Уренгой! Помары! Ужгород!..) не то нефти, не то газа.

Эх, вот не помню, чего же я все-таки делал положенный месяц, а у меня хитреца как-то получилось целых два месяца последнего еще студенческого отпуска между дипломом и началом трудовой деятельности…

Наверное, поехал в свою любимую Прибалтику, в Ригу, на ихнее взморье и там занимался онанизмом, гуляя взад-вперед по песчаному а ля Мунк - в зеленых водорослях и валунах - берегу, читая дефицитного Бальмонта, выменянного в знаменитом рижском книгообмене на бывшей Ленина на еще более дефицитный том из московской серии “Зарубежный детектив”, ругая перед консервативной (но очень сексуальной) подругойизПодмосковья советскую власть и убеждая себя, что это все - я имею в виду симпатичную подругу с короткой стрижкой, пляж в водорослях, аккуратненький чистый поселок, дом под островерхой крышей, в котором мы снимали комнату, магазин, в котором всегда всё было (и даже масло!) - уже на Западе.

Кстати, господа, поднимите руку, кто помнит, что в Москве, при Брежневе были перебои с этим продуктом? Ага, вижу, вот рука, и вот… Ну, тогда ладно…

Примечание

Недавно был в Прибалтике по делам. С неожиданным горьким консерватизмом скажу: как мы ошибались, никакой это не Запад… Или его глубокая, глухая, приграничная провинция. Типа какой нибудь Галлии у римлян. Нас обманули, а точнее - мы, как всегда, обманывались сами, восторженные варвары, всегдашние закомплексованные завоеватели с Востока. Впрочем, это долгий разговор.

Вернемся лучше к нашим баранам, так как, может, и зря ругаю бедную Балтию, какая демократия может быть у границы с Драконом?.. У границы с Драконом надо ежедневно и аккуратно, как у Булгакова, проверять яйца в курятнике, чтобы не затесалось случайно какое-нибудь с пятнышками, оттуда…

А может никуда я в тот год не поехал и стриженая девочка из Подмосковья была годом позже, а просидел эти два месяца в пыльной и душной Москве, на квартире у предыдущей, коренной москвички, интеллигентки, художницы, своей тогдашней, не знаю,как сказать, с уважением к прошлому или цинично: любови или сожительницы?..

В общем, просидел у… нее, сочиняя по своему обыкновению не то рассказ, не то поэму, не то эссе - меморию, как сейчас, а скорее всего просто валяясь на диване с книжкой, которых там было предостаточно. Бабка у любови-сожительницы была видной советской писательницей и даже экс-лауреаткой Сталинской премии.

Не могу удержаться от того, чтобы не перечислить хотя бы несколько названий избиблиотеки лауреатки.

Разумеется, там были не Ажаев и не “Кавалер Золотой звезды”, эти книги лауреаты сочиняли для нас, а, например, дореволюционные, по-моему, издания товарищества “Марксъ” с ять - Толстой, Тургенев и Гончаров, в переплетах с золотым обрезом, с золотыми же буквами на обложках и шмуцтитулах, были многие книги дефицитной бухаринской Academia…

Был не просто дефицитный, а дефицитнейший, тогда недавно изданный Пруст, синий “Иосиф и его братья” Томаса Манна (также суперраритет…), была “Избранная проза немецких романтиков” и даже черный с зелеными звездами на корешке реакционный коллаборационист Гамсун.

Сокровища пещеры Монте-Кристо!..

Обломов, Обрыв, Накануне, Ася, Под сенью девушек в цвету, Голод, Виктория… - золотой фонд русской-мировой культуры-литературы… Эх, жаль, что за одно это перечисление названий никто не заплатит!

А ведь не каждый сейчас может так перечислять…

Так вот, читая, листая, пробуя пописывать, занимаясь три раза в день любовью с пышнотелой внучкой лауреатки, провалялся на диване до середины августа.

Лето красное пропела, оглянутьсяне успела. Как говорила подмосковная хозяйка, у которой мои родители в далеком отрочестве снимали дачу (она любила грибной суп и перед тем как бросить в кастрюлю очередной очищенный от лесного мха, земли и еловых иголок подберезовик или белый грибочек, всегда приговаривала):

- Пожалте бриться.

- Ужас, да?..

- Пожалте.

В конце августа надо было идти договариваться, когда молодой специалист приступит к работе.

Ненавижу это слово - НАДО…

Каникулы кончились.

Еще два дня откладывал, пока было можно откладывать, потом позвонил - из дома сожительницы, с кухни, где так уютно кипел на электроплите модный в то время чешский стеклянный чайник и такой сундучок еще с полосатым матрасиком стоял у окна - чтобы полулежа, с книжкой, у окна, утром, этотчай пить …