– За это полагается тюрьма. – Земцкий испуганно взглянул на Хольта.
– Какая там тюрьма! – отмахнулся Вольцов. – Не пойман – не вор!
– Это называется реквизиция, – азартно подхватил Феттер. – На войне так уж положено – рек-ви-зировать продовольствие у крестьян. Отец рассказывал, что на Украине наши войска в деревнях выгоняют из дворов весь скот, понимаешь, все поголовье, а не то что одну несчастную свинью, и грузят на машины. Посмей им только слово сказать! Там, где люди сопротивляются, их ставят к стенке.
– Вот видишь, как это делается! – поддержал его Вольцов. – Это будет для нас испытанием нервов и хорошей школой на будущее. Такая предварительная тренировка нам только полезна.
Хольт не мог избавиться от тревожного чувства. Но выйти из повиновения Вольцова? Об этом не могло быть и речи!
– Я, разумеется, пойду с вами, – сказал он. Но он уже думал о том, как избежать неприятных последствий. Он попросту боялся и не таил этого от себя.
– Я залезу на сосну с биноклем и проведу над хутором дневное наблюдение, – услышал он голос Вольцова. – Мы по всем правилам подготовим эту операцию.
Хольт встретился с Визе. Он ушел на реку под предлогом, что хочет на ночь поставить удочки.
Визе сообщил ему много нового. Исчезновение пяти школьников пока не замечено в городе. Считают, что они на сельскохозяйственных работах; Вурм, по-видимому, еще не известил начальство о побеге. Мейснер, рассказал между прочим Визе, лежит в больнице и не явился на призыв. Он сорвался со Скалы Ворона и разбился. Но в городе говорят, что это жених рыженькой Сюзанны так его отделал, он ей проходу не давал. Эта новость сняла у Хольта камень с души.
– Дуче ушел в отставку, – рассказывал Визе. – Он назначил Бадольо своим преемником, а тот в особом воззвании объявил, что Италия будет продолжать войну. По радио сказали, что немецкий народ принял это заявление к сведению.
– Смешно! – сказал Хольт с недоумением. – Ты что-нибудь понимаешь?
Петер Визе пожал плечами. Он также рассказал, что Гамбург бомбили целую неделю. Ночь за ночью. Хольт подумал о своих тамошних родственниках. Рассеянно слушал он голос Визе.
– Говорят, это был какой-то ужас… Фосфор… кошмарные раны. Обугленные человеческие тела…
Хольт заночевал на реке. Он думал: может, нас пошлют в самое пекло, туда, где особенно свирепствует вражеская авиация… Наутро он собрал свои удочки и направился обратно с уловом в несколько маленьких угрей.
Они вели нелегкую жизнь. Каждую каплю воды приходилось носить с реки по головоломным тропам. Хольт и Гомулка бродили по лесу. Они били зайцев и рябчиков. Совместные походы очень сблизили их. Вольцов однажды целый день просидел в засаде, ведя наблюдение за лесничеством, и теперь разрабатывал план предстоящей экспедиции. Хольт с все большим страхом думал о ней. Но он ни с кем не делился своими сомнениями, даже с Гомулкой во время их ночевок в лесу у костра. Он обдумывал этот вопрос со всех сторон. Если эта авантюра провалится или если их потом изловят, никто, даже влиятельный дядя Вольцова, не сможет спасти их от наказания. Надо было предотвратить самую возможность наказания. Постепенно у Хольта возникла мысль заблаговременно обратиться к дяде Вольцова и тайно заручиться его поддержкой.
Снова они с Визе встретились. В городе уже знали об их исчезновении. Полиция, по словам Визе, опросила кое-кого из учеников, не было ли разговоров о совместной экскурсии пяти гимназистов на время каникул. Пока еще, должно быть, справляются у родственников, – розыски ведутся больше для видимости, спустя рукава… Адвокат Гомулка, например, высказал предположение, что Зепп отправился к дяде, зубному врачу. Тот постоянный житель Дрездена и на лето уезжает куда-то на дачу. На этот раз Хольт со спокойной душой воротился в лагерь.
Вечером они сидели у костра и беседовали. Феттер размечтался:
– Когда-то в Атлантическом океане была настоящая республика пиратов. Я где-то читал об этом. Их звали фли-бу-стьеры. Мне бы так! Попробовали бы мои родители пальцем меня тронуть!
Хольт поднялся. Он не слушал болтовни Феттера. С тех пор как они жили здесь, в горах, он не переставал думать об Уте Барним. А теперь воспоминания нахлынули с такой силой, что он достал из рюкзака блокнот и вечное перо и тут же, при свете костра, написал ей письмо – неистовые, пламенные строки. При следующей встрече он отдал его Визе в запечатанном конверте. С нетерпением ждал он очередного свидания у реки. А так как Вольцов со всей энергией стал готовиться к нападению на лесничество, то у Хольта созрела мысль прибегнуть к дяде Вольцова при посредничестве Уты.
Как-то, ожидая Визе в условленном месте на реке, Хольт выкупался в заросшей камышом протоке. Потом забросил удочки и поймал двух-трех окуней. Было у него с собой и несколько картофелин. Разведя огонь, он разложил их вокруг костра. Потом надел рыбу на палочку и зажарил на огне. Поужинав, он закинул большие удочки на угрей. С нетерпением поджидая Петера, он сидел и курил у костра, глядя на реку, неподвижно лежавшую в сиянии заходящего солнца. Наконец Визе явился.
Он протянул Хольту газету. Хольт пробежал заметку:
«Пятеро гимназистов в возрасте от шестнадцати до семнадцати лет… Об исчезновении стало известно с большим опозданием… Во время сбора урожая отрядом гитлерюгенда… По сообщению лагерного командира, они сбежали вскоре после прибытия… В окружном уголовном розыске предполагают, что речь идет об организованном бегстве от родительского надзора… Полицейские власти напали на след…»
– Напали на след? – задумчиво повторил Хольт, пряча в карман газету.
– Папа говорил с судьей по делам несовершеннолетних, – успокоил его Визе. – Они ровно ничего не знают.
Хольт вздохнул с облегчением.
– А письмо ты опустил?
– Как же. Позавчера Ута заходила к сестре. Говорили и о вас. Она ни словом не упомянула о письме. Ни у кого и мысли нет, что вы скрываетесь в горах. Ута сказала, что зря только полиция подняла переполох. Ждали бы спокойно, пока вы сами не явитесь.
– Как по-твоему, захочет она со мной здесь встретиться?
Визе подумал.
– Может, и захочет. Она хорошо о тебе отзывается.
Хольт постарался сохранить равнодушный вид.
– Мне нужно, не откладывая, с ней поговорить. В следующий раз приведи ее с собой. Хорошо бы в воскресенье вечером. Зайди к ней попозже, чтобы в случае чего она не успела нас выдать.
Оставшись один, Хольт проверил удочки, а потом лег и мгновенно уснул. Ночью стал накрапывать дождь. Хольт с головой укрылся плащ-палаткой и продолжал спать.
В лагере ему рассказали, что Вольцов снова целый день продежурил у лесничества.
– Это состоится завтра, – сообщил Зепп Хольту.
В тот же день, ближе к вечеру, Вольцов созвал военный совет.
– Собака уже того… – и он выразительным жестом провел рукой по горлу. Оказывается, он спрятался на лесной опушке и ждал, пока старик не уедет в поле. Пес, коренастый боксер, бежал за тележкой.
– Что-то, верно, он учуял. Смотрю, вдруг повернул и – шасть в кусты. Я, конечно, бежать, все дальше и дальше в лес, он за мной. Тут я сунул ему в зубы дубинку и пырнул его ножом.
В рассказе Вольцова чувствовалось полное равнодушие к судьбе собаки. Он изложил товарищам свой план. Усадьба со всеми своими строениями образует правильный прямоугольник. Жилой дом и хлев с сараем стоят друг против друга. За хлевом – обнесенный изгородью загончик, куда свиней пускают на день.
– Мы сделаем это днем, – говорил Вольцов. – Старики часам к семи утра выезжают в поле и возвращаются не раньше полудня. В это время за двором никто не присматривает. Вернер, мы с тобой покараулим, чтобы нас не застали врасплох, а Зепп с Христианом и Фрицем займутся свиньей. Потом вы переправите ее куда-нибудь в укромное место. – Вольцов говорил об этом, как о самом обычном деле.
– Что же, заколоть свинью или мне прихватить с собой штуцер?
– Захвати штуцер. Свинью выбери не самую большую. Свяжете ей ноги, как тогда оленю. Как только доставите свинью в лес, Зепп пришлет за нами, и мы к вам присоединимся.
