На следующее утро Хольт и Вольцов занялись чисткой пистолетов. Гомулка смазал свой штуцер. Феттер и Земцкий обтесали кол. Выступили в поход поздно ночью. На рассвете подошли к лесничеству и засели в кустах. Немного погодя из ворот выехала фура, запряженная двумя коровами.

– Надеюсь, они еще не обзавелись новой дворнягой и она не вцепится мне в зад, – поежился Феттер.

– Я первым полезу через ограду и отворю ворота, – сказал Вольцов.

Они еще час прождали в кустах. Потом вымазали себе лица углем. Вольцов указывал дорогу. Некоторое время они ждали перед воротами.

– Нет у них собаки, – решил Вольцов. – Иначе она бы давно залаяла. – Он одним махом вскочил на ворота, как на шведскую стенку. Выходит, нас не зря гоняли в спортивном городке, подумал Хольт.

Во дворе громко загоготал гусак. Ворота распахнулись. Вольцов прокричал что-то неразборчивое и указал рукой направо. Многоголосое оглушительное гоготанье гусей ответило ему дружным хором.

Хольт стал на посту у взломанных ворот. Обернувшись, он увидел, что во дворе по направлению к хлеву бегут три фигуры. Вольцов патрулировал усадьбу снаружи. Гуси не унимались, а теперь к их хору присоединился пронзительный визг свиней. Но тут грянул выстрел, и Хольт вздохнул свободнее. Он почувствовал, что весь взмок. Гуси все еще продолжали галдеть. Наконец послышался голос Вольцова: «Пошли, Вернер!» Они вместе закрыли ворота. А потом из лесу прибежал Феттер и радостно сообщил:

– Ну и хрюшку мы раздобыли, высший класс!

Нервное напряжение разрядилось дружным смехом… В лесу Земцкий и Гомулка ждали их с добычей. Пристегнув две плащ-палатки друг к другу, они завернули в них свинью; из серого узла выглядывали только связанные ножки. Потом дружно взвалили на плечи обтесанный кол и вчетвером потащили ношу в лагерь. Земцкий в виде трофея воткнул свиной хвостик за ремешок фуражки.

Погода испортилась, похолодало. Над горами густо нависли облака. Феттер непрерывно жарил мясо. Глубокое, дочиста вымытое углубление в скале было до краев наполнено жиром. Хольту и Гомулке уже не приходилось ежедневно ходить на охоту.

Лил проливной дождь. Хольт сидел у костра, дым которого через шахту выходил наружу.

– Ты хоть догадался подобрать пустую гильзу? – внезапно спросил Вольцов. Ага! Вот когда он задумался о последствиях!

– Я же не новичок, – оскорбился Гомулка.

– Во всяком случае, жратвой мы запаслись, – продолжал Вольцов, затягиваясь сигарой. – Теперь можно и отдохнуть.

– Только бы эту… историю со свиньей не связали с нашей пятеркой, – сказал Хедът. И нерешительно добавил: – Вот что о нас пишут в местной газете. – Он вытащил листок из кармана и прочел заметку вслух. – Они, конечно, догадываются, что мы прячемся где-то в лесу.

– Лес велик, – возразил Вольцов. – Но черт побери! Откуда у тебя газета? – хватился он.

– Мне дал ее Визе.

– Как так Визе? – Вольцов удивленно уставился на Хольта. Гомулка, чистивший свой штуцер, отложил его в сторону.

– Я иногда встречаюсь с ним на реке, – сказал Хольт. Вольцов долго думал.

– Собственно, это не так уж глупо, – буркнул он. Хольта удивило, что Вольцов так легко отнесся к его тайным свиданиям.

– А завтра… я встречусь с Утой Варним, – скороговоркой добавил он, словно не придавая своим словам значения.

Вольцов склонил голову набок и oпять задумался.

– Выкладывай все как есть! Что-то ты, видно, затеял.

– Я хочу просить ее проехаться к твоему дяде. Она лучше всех сумеет ему объяснить…

Вольцов пожевал нижнюю губу. На этот раз он размышлял особенно долго.

– Дядя Ганс разозлится, но, пожалуй, это идея. Может, написать ему?

– Этого еще не хватало! Уж не хочешь ли ты дать против себе письменные показание? – возразил Гомулка.

Вольцов поднялся.

– Утро вечера мудренее, – сказал он.

Укладываясь спать рядом с Хольтом, Гомулка сказал:

– Ты заметил? У Гильберта будто гора свалилась с плеч.

В воскресенье утром Вольцов съел на завтрак кусище мяса с голову величиной. Он рвал его своими сильными зубами и с хрустом разгрызал кости.

– Ступай, – сказал он. – Надеюсь, Ута нас не выдаст.

Хольт взглянул на небо. Ветер разорвал наконец облачную пелену. Хольт быстро собрался в дорогу.

На этот раз он тщательнее обычного обследовал болото вокруг места предстоящего свидания, тростниковые заросли и чащу лозняка. Набрав в ближайшем лесу полную плащ-палатку хворосту, он потащил его в свое убежище. Здесь, у костра, он пообедал куском свинины, который дал ему с собой Феттер. Медленно надвигался вечер.

Костер прогорел, Хольт положил на уголья крепкое корневище. Потом стал ждать у лесной опушки. Вскоре на узкой тропинке, отделяющей лес от низины, показалась Ута; только увидев ее, Хольт понял, как велико его волиение.

Он выступил из кустов, и она рассмеялась.

– Так вы и в самом деле все еще играете в индейцев? Хольт рассердился.

– Оставь нас ненадолго, Петер, – сказал он товарищу. – Подожди у дубняка, идет? – Визе послушно воротился назад. – А нам не мешает спрятаться, – Хольт раздвинул сучья лозняка и придержал их рукой, открывая Уте проход. В кустарнике сгустились сумерки. Раскаленные угли сверкали. Он постлал па землю брезент. Она подсела к огню и с улыбкой наблюдала, как он, нашарив в кармане сигару, закурил и стал усиление дымить. Ута снова расхохоталась.

– Итак, вы забрались в лес и играете в индейцев?

Он густо покраснел и пустился в объяснения:

– Нам осточертела серая жизнь тупых обывателей. Неужели вы не понимаете?

– Я, по правде сказать, считала вас умнее, – возразила она.

– Мы застрелили в лесу оленя, – похвалился он и добавил, понизив голос: – А потом сотворили нечто ужасное. Стащили на хуторе свинью.

Она испугалась.

– Что вы такое говорите!

Он стал оправдываться с плохо разыгранным задором, не убеждавшим и его самого.

– Так это же и есть «с компасом в лесу»! Зачем же нам все это внушали? И учили стрелять и брать барьеры, меня еще и юнгфольке на это натаскивали… Надо же было науку применить на практике! – Он с недоверием покосился на Уту.

Она задумчиво на него смотрела.

– Пожалуйста, – сказал он тихо, почти жалобно, – поезжайте в Берлин к генерал-майору Вольцову. Расскажите ему все, и пусть он за нас заступится, а не то нас всех упекут в тюрьму.

– Вам бы, собственно, не мешало искупить свои прегрешения. – Слово «прегрешения» опять выдавало насмешку.

– Какой им смысл закатать нас в тюрьму? – доказывал Хольт. – Пусть лучше отправят на фронт. Ведь там все это в порядке вещей!

Она покачала головой.

– Расскажите мне все как было. С начала до конца. – И когда Хольт рассказал ей: – Извольте, я поеду в Берлин. Но только…

– Что только?

– Ничего, – Она поднялась. Он пошел рядом с ней по узкой тропинке, отделявшей лес от низины, и даже отважился взять ее под руку. Она приняла это как должное.

– Я вам бесконечно благодарен, – сказал он, запинаясь.

– Такие сентименты не подобают члену разбойничьей шайки, – пошутила она.

– Я не перестаю о вас думать, – продолжал он с вызовом. – Я думаю о вас, день и ночь думаю.

– Своими разбойничьими похождениями в горах вы добились того, что и я часто о вас думаю.

Он крепче прижал ее руку к груди.

– Вы мне всю душу перевернули, – признался он.

– Расскажите это Петеру, ему будет интересно, – отвечала она, смеясь. Действительно, на лесной опушке они увидели Петера. Холодно и надменно она обронила:

– В следующую субботу. На этом же месте.

– Нашему вольному житью здесь, видно, приходит конец, – сказал Гомулка. – А жаль, верно?

Хольт промолчал. Он целую ночь напролет бродил по лесу, подгоняемый мучительной тревогой. Лагерная жизнь, охота, рыбная ловля – все это потеряло для него всякий смысл. Я мог бы ежедневно бывать у Уты, грыз он себя… Лениво полеживая на солнце, он отдавался неудержимым мечтам.

Ему нравилось вставать спозаранку. В субботу утром он еще затемно вышел из пещеры, поднялся на скалы и искупался в ледяном ручье. А потом пустился в дорогу. Добравшись до реки, он укрылся в чаще лозняка и проспал до самого вечера.