– А кто это у нас тут дебоширит?! – подкатился к нам толстый лысый дядька. – А в кого это у нас тут стреляли?!

– В меня, – буркнула Элка.

– А кого это у нас тут удалить из зала?! – ласково пел дядечка, пританцовывая, обходя стол.

– А у кого это у нас тут триколор неправильный?! – в тон ему пропела Беда, помахав у администратора перед носом полупустым бокалом. – У кого это у нас тут проблемы с патриотизмом?!

– Как – неправильный?! – опешил толстяк. – Где – неправильный?! Почему неправильный?!!

– Да потому что у вас в бокале голландский флаг, а коктейль называется «Патриотический»! Я что – голландка?! Или вы голландец?! Какого чёрта… Я позову прессу! А ещё лучше, пропишу ваш голландский патриотизм в своём очередном детективе!

– Тише, тише, – взмолился администратор. – Мы всё исправим! Хотите, вернём вам деньги за ужин? Хотите, принесём правильный триколор?

– Хочу!

Администратор убежал, не скрывая охватившей его паники.

– Ну, ты даёшь! – покачал я головой.

– И главное, сволочь, ведь не узнал меня! – стукнула кулаком по столу Элка. – Так и не узнал, хотя я у него перед носом и так и сяк крутилась!

– Ты всё-таки не Анжелина Джоли.

– Да уж! И ты не Брэд Питт!

Я хотел обидеться, но передумал. Такие обиды, как правило, ни к чему хорошему не приводили.

Примчался администратор и с поклонами и приседаниями вернул нам деньги за ужин. Следом приволокся официант и поставил на стол два коктейля «Патриотических» с правильным чередованием цветов.

– И запомните! – нравоучительно сказала официанту Беда. – Удаляют зубы, а не клиентов.

Официант вздрогнул и убежал вслед за администратором.

– Я сегодня не отдам тебя Васе, – сообщил я, пробуя сладкую, вязкую гадость через соломинку.

– А кому ты меня отдашь?

– Никому. Себе оставлю такое счастье.

– Ты предлагаешь мне переночевать в твоей хибаре?

– По-моему, отличный, уютный домик. И потом, нужно быть в курсе, что происходит у Громовых.

Элка сошла с лица, помрачнела и еле слышно сказала:

– Похороны у них происходят. Тихие, тайные похороны Насти. Скажи, кто мог проникнуть в дом незамеченным?! Кто?!

– Не знаю. – Я взял её за руку и сжал холодные пальцы.

Она встала, показывая, что романтический ужин закончен.

– Оставим им деньги? Ужин был просто отличный!

Элка кивнула, развернулась и пошла к выходу.

У меня зазвонил мобильник, и я взял трубку без всякого желания с кем-либо говорить.

В трубке что-то шуршало и хлюпало. Я нажал на отбой и пошёл за Бедой в машину. Телефон зазвонил вновь, я снова ответил, но кроме шуршания и сопения ничего не услышал.

Мы помчались по ночным улицам – я за рулём, Элка как пассажир, – но нашу расслабленность снова нарушил телефонный звонок.

– Да! – рявкнула Элка, схватив мой мобильник. Лицо её вдруг побледнело, а рука, державшая трубку, слегка задрожала.

– Что?! – резко затормозил я. – Кто это?!

– Прохор, – одними губами ответила Элка. – Это Прохор звонит!

– Я украл телефон, Глеб, – еле слышно прошептал в трубке голос мальчишки. – Я молодец?

– Ты супермолодец! – похвалил я его, чувствуя, как спазм перехватывает горло. – Ты смог вспомнить номер моего мобильного телефона?

– Ты же сам учил меня учить наизусть все номера и никогда не надеяться на кнопки! Извини, я не могу говорить громче, меня услышат.

– Ты звонил маме?! Ты сказал, где ты?!

– Нет. Я не хочу расстраивать маму, Глеб. Тем более, что я не знаю, где я. Мне натянули на глаза какую-то дурацкую шапку, прежде чем привезти сюда.

– Тебя кормят?!

– Да!

– Не бьют?!

– Нет!

Я спрашивал какую-то ерунду, не в состоянии добраться до главного вопроса, и какой он был – главный вопрос, – я не очень-то хорошо понимал.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Тут нет окон, и очень темно, но в остальном всё нормально. Глеб, передай маме, что не нужно платить за меня столько денег! Я не могу сказать почему, но не нужно! Меня заставили прочитать тот текст, который на видео! Заставили, а на самом деле…

– Кто?!! – До меня наконец дошло, что я должен спросить в первую очередь. – Кто заставил?! Кто тебя похитил?! Ты знаешь?!

– Знаю. Но я не могу сказать, Глеб… – Я отчётливо услышал, как голос у Прохора задрожал и налился слезами. – Я не могу… Это будет неправильно! Я не могу! Я позвонил сказать, что не надо платить за меня столько денег! Извини, кажется, кто-то идёт. Не могу больше говорить!

– Кто?! – повторил я.

Он отключился, а я потряс трубку, словно мог вытрясти из неё ответ.

– Что он сказал? – тихо спросила Беда.

– Прохор не может сообщить, кто его похитил, потому что это будет неправильно. Что это значит?

– Это значит, что он знает похитителя, но почему-то не хочет его называть. С какого номера он звонил? – Элка выхватила у меня мобильник и проверила номер, с которого был сделан вызов. – Ну, конечно, не определяется, – пробормотала она. – Чёрт, самое время идти в милицию! Менты смогут узнать у оператора сотовой связи, откуда он повонил!

– Это могут сделать только Ирма и Никас. – Я забрал у неё телефон. – Только Ирма и Никас могут решить, обращаться в милицию, или нет.

– Ты прав, – вздохнула Беда и вдруг заорала: – Так гони быстрее к ним! Гони! Может, у Громовых включатся мозги, и они, вместо того, что бы собирать несусветный выкуп, отыщут в этом поганом городе хоть одного честного мента!!!

Когда мы подъехали к дому, Элка заснула мертвецким сном. То ли коктейль оказался таким убойным, то ли секс, то ли она просто безумно устала.

Я взял её на руки, принёс в домик, раздел и уложил в свою холостяцкую кровать.

– Почему это будет неправильно, Глеб? – в полусне пробормотала Беда. _ Почему?

– Хотел бы я знать, – вздохнул я, находясь в раздумьях, поцеловать Элку, или нет. Решив не разводить слюнтяйства и сантиментов, я просто укрыл её одеялом.

Спустившись вниз, я принял душ, побрился, причесался и даже воспользовался дезодорантом, стоявшим на полке. Проделав с собой все эти манипуляции, которые позволили бы мне войти с важным известием в хозяйский дом в три часа ночи, я вышел из домика.

В гостиной горел свет, и я решительно направился туда.

Но перед большим плазменным экраном сидела не Ирма, а Никас. Он смотрел запись с Прохором без звука, пил коньяк и беззвучно рыдал. Слёзы катились по его бледным щекам и капали в бокал.

– Извини, – пробормотал я. – Прости, что так поздно, но нужно поговорить.

Он кивнул, вытер слёзы платком, и, достав из бара второй бокал, налил в него коньяк.

– Пей! – пьяно приказал он.

– Спасибо, не хочу. – Я отодвинул бокал.

– Пей, я тебе говорю! За здоровье Прохора! – Он стукнул кулаком по столу и включил звук.

– Мама! Мамочка! Я хочу к тебе! – зазвенел из колонок голос Прохора. – Мама, я не боюсь! Я совсем не боюсь!

Я залпом выпил коньяк и нажал на «паузу». Конечно, я предпочёл бы разговаривать с Ирмой, но, в конце концов, Никас – отец, и он тоже принимает участие в судьбе сына.

– Прохор мне позвонил, – без всяких вступлений сказал я.

Никас поднял на меня мутные глаза и улыбнулся.

– Что ты сказал? Я не понял…

– Я сказал, что тридцать минут назад мне звонил Прохор!

– Что?! – Никас вскочил и попытался потрясти меня за грудки. Его руки дрожали, а лицо исказила гримаса боли. – Откуда он звонил?!

Я легко отодрал его от себя и усадил в кресло.

– Прохор не знает, где он. Ему натянули на глаза шапку, когда везли. Но самое главное, он чувствует себя хорошо, его кормят и не бьют.

– Не бьют? – жалобно переспросил Никас. – Его не бьют? Но как он смог позвонить?! И почему тебе?

– Он украл у кого-то мобильный. А я научил его заучивать наизусть все телефоны.

– Ты знал, что его похитят?! – нехорошо усмехнулся Никас и отхлебнул коньяк прямо из бутылки.