В наше время у процесса договорной иммиграции существует специфика: иммигрантов не направляют в Европу, а только в историческую Россию, преимущественно в Сибирь и Туркестан, – договорные иммигранты, по российским законам, первые восемь лет живут в конкретно отведенном им регионе и не имеют права его перемены. Убыль же населения в Европе компенсируется переселенцами из исторической России, а также Германии и Сербии – поселение этнических русских и других «старых» российских народов в Европе весьма поощряется. Все это делается для того, чтобы русские и народы-союзники равномерно расселялись по всем частям Империи.

Однако в свое время, после первых шагов по восстановлению империи при Владимире II, эта политика столкнулась с определенной проблемой: для того чтобы поселить на новых территориях русских и другие лояльные народы, нужно эти территории очистить, то есть выселить оттуда коренное население и отобрать у него землю. А на это Третья Российская Империя, более гуманная при всей своей жесткости, чем ее предшественницы, пойти никак не могла – русский народ никогда бы не потерпел такой несправедливости, тем более в свою пользу. (Вы скажете, что были Латвия и Эстония в 2020 году и Галиция в 2034-м – но это была месть, а не политика.) Выход появился, когда в 2013 году в России было отменено право на крупную земельную собственность. Крупные землевладения, от сотен до миллионов гектаров, находящиеся в частной и корпоративной собственности по всему Российскому Союзу, были изъяты в федеральную собственность. Туда же еще ранее перешли земли, находившиеся в государственной собственности Украины (в восточной и южной частях), Белоруссии, Казахстана и Туркмении; а после 2020 года и земли, находившиеся в государственном и крупном частном владении в странах Евросоюза и бывшего СССР. Когда у Империи таким образом стало достаточно земли в государственной собственности, это сделало возможным массовые программы переселения, причем в отличие от древних времен они не носили принудительного характера. На этих программах стоит остановиться отдельно, поскольку они касаются отнюдь не только иммигрантов, но и переселенцев внутри страны.

В России особо поощряется строительство новых этнических поселений вне места исторического проживания данного народа, поскольку подобное строительство считается фактором, жестко скрепляющим единую страну. Это относится в первую очередь (но не только) к русским и народам-союзникам. Инициатива по созданию таких поселений может принадлежать и коммерческому застройщику, и группе будущих поселенцев (это особо приветствуется), и государству – последнее по общим российским управленческим принципам только тогда, когда не имеют места первые два случая. Единственным жестким ограничением здесь является то, что это должны быть деревни или отдельные маленькие города, но не новые районы уже существующих городов – большие города считаются несовременными и неполезными для житья. Благодаря этому теперь даже в самом центре исторической России, в том числе рядом с Москвой и Санкт-Петербургом, есть много татарских, казахских, немецких и других городков и поселков. В Европе, Турции, Закавказье и других местах их не меньше, так же как и русских. Даже такие непривычные поселения, как польские и испанские (не говоря уж об индийских), можно теперь встретить на просторах России.

Сказанное не значит, что в Империи не поощряются новые поселения без этнического признака – просто это другие программы в плане государственного управления (например, имперская программа освоения Великой евразийской равнины, по которой выделяются средства на стимулирование создания новых поселений на образовавшихся в результате программы «утепления» территориях). Особое распространение получили молодежные общины, где не имеющие достаточно денег группы молодых людей, объединившиеся по интересам и взаимной симпатии, строят сами себе поселок своими руками – государство дает на это кредиты, часть из которых фактически является невозвратной. Весьма часты и религиозные общины, так называемые братства (см. главу «Религия»), которые строят себе поселение вместе с храмом или монастырем. Да и любая другая такого рода инициатива снизу всегда найдет государственную поддержку, поскольку власть уверена, что новые поселения, где бы они ни находились, особенно появившиеся по воле самих поселенцев, являются форпостами Империи.

Уже в нашем веке в жизни РПЦ произошли события, едва ли не наиболее значительные за всю более чем тысячелетнюю историю ее существования. Первое из них – церковная реформа, прошедшая в 10-х годах, на фоне реформы конституционной. Таким образом, церковная жизнь не оказалась исключением, когда в стране происходили самые радикальные процессы обновления всех аспектов жизни, сопровождавшие установление Третьей Империи. Началась она с того, что новая Конституция в части сословности предусматривала не только служилое, но и духовное сословие, причем его права и обязанности описывались довольно подробно, как и структура (несколько отличающаяся от существующей); поэтому Русской православной церкви необходимо было провести определенные реформы для приведения собственной структуры в соответствие с новыми конституционными установлениями. Необходимость этих реформ, которые РПЦ вовсе не планировала как глубокие, наложилась на несколько факторов: ярко выраженный религиозный характер новой Конституции, причем в самой ее сути – в части, касающейся целей, а также сильную религиозность Гавриила Великого (как, кстати, и его предшественника, Владимира Восстановителя) и всего руководства страны; эта внутренняя религиозность жаждала изменений в русском православии в сторону увеличения его пассионарности. Сказалось и то, что начиная с 1991 года Церковь постепенно стала набирать силы и значительно окрепла как материально, так и духовно. Хотя бывший тогда священноначальником РПЦ святитель Алексий, Патриарх Московский, избегал резких действий (как и его современник правитель России Владимир Восстановитель), считая Церковь духовно ослабевшей и не готовой к ним, подспудно и незаметно количество воцерковленных людей заметно выросло, как возросла и роль церковной жизни в коллективном сознании народа. Наконец, как всегда в истории, важную роль сыграл субъективный фактор – появился и быстро обрел популярность среди русского народа (благодаря телевидению) яркий проповедник со всеми качествами духовного лидера, петербургский протоиерей Никита, который называл себя на древний манер протопопом Никитой (по аналогии с пассионарным участником церковных событий XVII века протопопом Аввакумом). Он вошел в историю (точнее, войдет – он еще жив и после овдовения принял монашество и схиму в Псково-Печорском монастыре) под именем Никиты Проповедника. Он бросил клич, который обрел многочисленных сторонников и стал в результате стержнем церковной реформы: давайте отменим реформы Никона. Эти реформы XVII века (именно с ними боролся в свое время протопоп Аввакум), проведенные под лозунгом возврата к исконно греческому обряду, на самом деле привели к бюрократизации и огосударствлению Церкви, а также к расколу, в результате чего от нее отделились так называемые старообрядцы, с которыми неустанно велась борьба в XVII — XIX веках.

Вначале руководство РПЦ постаралось утихомирить протопопа Никиту, причем не из каких-то злодейских побуждений, а просто во избежание скатывания в анархию и нового раскола. Но Никиту поддержал Гавриил, и, хотя он оговорился, что не собирается диктовать свою волю Церкви и высказывает свое личное мнение как православный мирянин, игнорировать точку зрения Гавриила РПЦ не хотела и объявила невиданную ранее вещь – общецерковное обсуждение. Большую роль тут, судя по всему, сыграло то обстоятельство, что Гавриилу удалось убедить патриарха Кирилла в частной беседе, что такое обсуждение вызовет огромный всплеск интереса к делам Церкви и, таким образом, пойдет Церкви на пользу независимо от результата. Патриарх доподлинно знал, что Гавриил полностью разделяет его боязнь нового раскола, и доверился его доводам. Обсуждение длилось три года и вместе с последующими действиями вошло в историю России как церковная реформа 2013—2017 годов.