В 1609 году Борис Лыков помешал польским частям занять Москву и остановил продвижение к столице крымцев после кровопролитной битвы под Серпуховом. До самой смерти опекал своего венценосного племянника. Икона была им перенесена за три года до его собственной кончины.

Местночтимый деревянный крест-распятие. Фото к. XIX в.

Встреча отличалась исключительной торжественностью, и царь на этой части дороги «повеле возградить церковь камену», которая и стала центром новообразованного девичьего монастыря. До позднейшего времени храм не дошел – его заменил построенный в 1779 году по повелению Екатерины II собор. Пожар 1812 года не пощадил Страстного монастыря, в том числе его колокольни, которую в 1835 году заменила новая по проекту архитектора М. Д. Быковского. В свое время об этом авторстве сообщала мраморная доска у ворот.

Не получавший постоянной материальной поддержки, монастырь всю свою историю испытывал значительные материальные затруднения, справляться с которыми помогало знаменитое художественное шитье его монахинь и хор, слушать который в течение XIX века собиралась буквально вся Москва.

Первая в Москве бесплатная церковно-приходская школа для девочек, основанная в 1891 г. при Страстном монастыре. Классная комната. Фото к. XIX в.

Спальня. Фото к. XIX в.

Последними руководителями обители были настоятельница игуменья Нина и казначея монахиня Херувима. В штате монастыря было трое священников и два дьякона.

В начале XX столетия в Москве на гастролях оказывается знаменитая итальянская драматическая актриса Элеонора Дузе. Она выступает в помещении нынешнего Театра имени В. Маяковского, очень много работает и неожиданно для самой себя в какой-то вечер попадает на Тверской бульвар, проходит его, привлеченная зрелищем нарядной московской толпы, пока не останавливается у памятника Пушкину, где публики оказывается особенно много. В павильоне кофейни слышится музыка, а актриса, как завороженная, начинает вглядываться в маячивший по другую сторону площади силуэт монастыря.

«Я никогда не была ни в одной православной церкви, а эта привлекала к себе какой-то непонятной сумрачностью. Было видно, как одна за другой в воротах исчезали неясные женские фигуры. И я последовала их примеру. Если бы вы только знали! Это было настоящее колдовство. Богослужение, по-видимому, уже закончилось, и только в одном приделе два голоса пели, очень высоко и совсем тихо. Я спросила моего спутника, что это за песнопение. Он ответил что-то о славе Божией Матери. Прислужницы в черных одеждах с закрытыми лицами гасили свечи. Пахло ладаном. И эти голоса… Это тут я дала себе слово начать читать по-русски, именно здесь и именно в этот час…»

«Честной муж» назывался Сувор и из родной Швеции ушел на службу к русскому царю Михаилу Федоровичу Романову. Правнуку был известен даже год переезда – 1622-й. Сувор – первый из Суворовых… Так утверждал сам полководец.

Историков удивляло главным образом то, как быстро успела разрастись семья шведского Сувора: в конце XVII столетия в Московском государстве насчитывалось девятнадцать помещиков Суворовых. Но все дело в том, что ту же фамилию можно найти в первой переписи Москвы 1620 года, иначе говоря – до переезда «честного мужа». Не переводится она в Москве вплоть до петровских времен. Дворы богатых Суворовых ценились в несколько сотен рублей, у Суворовых-слобожан из Красносельской, Сыромятнической, Конюшенной слобод дело ограничивалось несколькими рублями.

А.В. Суворов.

Прав был блестящий офицер и дипломат екатерининских времен С. Р. Воронцов: «Имя Суворов доказывает, что он русский по происхождению, а не немец, не ливонец и не швед». Сама Екатерина II и вовсе отмахивалась от «шведской версии» как от заведомого абсурда, считая заявление полководца лишенным всяких оснований. Современный царю Михаилу Федоровичу предок, само собой разумеется, существовал, другой вопрос – что он из себя представлял?

Если попробовать просмотреть генеалогический ряд Суворовых в обратной последовательности: полководец Александр Васильевич – его отец, генерал Василий Иванович, – Иван Григорьевич – Григорий. Восстановление семейных связей никаких особых трудностей не представляло. Коренные москвичи, они попадали во все очередные городские переписи вместе со своими должностями, местами работы, актами купли-продажи земель, дворов, завещаниями и наследованиями.

…Григорий Суворов – подьячий Приказа Большого дворца. Немаловажная должность в бюрократическом раскладе Московского государства. По возвращении Петра I из Великого посольства 1696–1697 годов его сын Иван выступает в качестве генерального писаря потешных – Преображенского и Семеновского полков, одного из руководителей возникшего для организации обновленной русской армии Генерального двора. Тогда-то и появится на землях Преображенской слободы сохранившая до наших дней свое первоначальное название Суворовская улица – за тридцать с лишним лет до рождения полководца!

Великое посольство Петра I в Европу. Портрет Петра в одежде голландского матроса. Гравюры. 1699 г.

Сам Суворов ничего не сказал о подьячем Приказа Большого дворца, ни словом не обмолвился и о генеральном писаре, упомянув лишь, что крестным отцом писарского сына Василия стал сам Петр I.

Зато на Иване Григорьевиче сосредоточилось особенное внимание биографов, и не в части войсковой службы – хотя эта должность приравнивалась к должности начальника Генерального штаба, – а в отношении последних лет жизни. Будто, наскучив мирскими треволнениями, принял Иван Суворов на старости лет священнический сан и стал протоиереем Благовещенского собора Московского Кремля. Будто, часто встречаясь с внуком, сумел привить ему и религиозность, и особое пристрастие к русским обычаям и обрядовой стороне жизни. Биография полководца в серии «Жизнь замечательных людей» именно так об этом и говорит.

Но вот два самых прозаических деловых документа. «1715 году июня 20 дня лейб-гвардии Преображенского и Семеновского полков генеральный писарь Иван Суворов продал двор… за Покровскими воротами Барашевской слободы на тяглой земле, в приходе церкви Воскресения Христова, за 100 рублей». И другой: «1718 году декабря 16 дня генерального писаря Ивана Григорьева сына Суворова жена вдова Марфа Иванова дочь продала двор за Таганскими воротами в Алексеевской слободе за 50 рублей». Выводы?

Не было никакого кремлевского священника, не было ухода от мирской суеты, не было и умилительно-патриархальных встреч деда с внуком, который просто не успел до кончины деда родиться. Еще один документ – закладная той же Марфы Ивановны Суворовой – позволяет уточнить, что овдовела она в начале 1716 года, когда ее младшему сыну, отцу полководца, было около десяти лет. Эти выводы находили подтверждение и в других источниках.

Прадед Григорий владел землей у Никитских ворот. Наследовала ему дочь Наталья, позже внук, подполковник Василий Иванович Суворов. Иван Григорьевич обзавелся собственным двором, но не в Преображенской слободе, а у Покровских ворот. Только при всем том связи с родными местами у Никитских ворот Суворовы не порывали. В дошедшей до наших дней крохотной церковке Федора Студита крестили детей, венчались, здесь же хоронили членов семьи. Да и был Федор Студит в те времена не простой приходской церковью.