Гарриго отвернулся от него и вновь обратил взор на светлое лицо дочери. И опять они долго молчали. Конану показалось, что выражение лица Зингеллы изменилось, словно она слушала их разговор. Оно больше не было удивленным, но погрузилось в полный покой. Впрочем, все это ему могло и померещиться в неверном мерцании свечей.
Гарриго снова нарушил молчание:
— О тебе ходит много легенд, Конан. И одна из них — что ты побывал на Серых Равнинах. Это правда?
— Да, — с неохотой отозвался Конан.
— Ты не мог бы сказать мне, как там?.. О, всего лишь два слова, не более!
— Там довольно уныло, — честно ответил киммериец. — Хотя те, кто поглощен друг другом, наверное, не скучают. Там ничего не болит, даже самые глубокие раны. Там не хочется есть и пить.
— А как они выглядят… тамошние обитатели?
— По-разному. — Киммериец пожал плечами. — Некоторые совсем прозрачные. Другие — почти как мы с тобой. Честно говоря, я был рад, когда выбрался оттуда обратно. Но ты не грусти, Гарриго: мне сказали, что есть и другие миры, куда попадают после смерти. И там веселее!
Гарриго благодарно кивнул, не отрываясь от лица дочери.
— Ты извини меня, — начал Конан с несвойственной ему нерешительностью в голосе. — Но я пришел к тебе еще по одному делу. Мне срочно нужны деньги. Мои друзья, чтобы спасти меня, заложили свой парусник. Теперь нужно выкупить его назад и очень быстро, а перекупщик, жирная крыса, назначил огромный процент. Я прошу у тебя только в долг. Король снова принял меня на службу, и я сумею расплатиться с тобой очень скоро.
— О чем ты говоришь, Конан? — спросил Гарриго бесстрастным голосом. — Ты расплатился со мной на много лет вперед. Ведь это по моей просьбе ты отправился к магу, который заколдовал тебя.
— О нет, маг тут ни при чем! — поправил его Конан. — Это постарались его дочки.
— Пусть так. По моей вине ты вернулся оттуда не таким, каким уехал. По моей вине тебя чуть не сожгли на тюремной площади два дня назад. И я, как презренный трус, не посмел даже явиться туда и посмотреть тебе в глаза напоследок. О каких деньгах ты говоришь, Конан? Возьми все мои деньги, возьми насовсем! Я дам тебе ключи от моих сундуков с золотом. Все равно они не понадобятся мне: я не проживу долго. Серые Равнины притягивают меня, как ни одно место в мире. Я думаю, ты ошибся, Конан, или плохо разглядел их. Там должно быть прекрасно, Конан. Там должна звучать дивная музыка…
Глава одиннадцатая
Палуба «Адуляра» покачивалась под ногами. Легкий бриз наполнял паруса, вспенивал барашки на загривках невысоких волн. Конан, раскинувшись прямо на светлых досках кормы, дышал полной грудью, как будто хотел проветрить легкие от спертого тюремного воздуха, застоявшегося в них. Шумри перебирал струны своей лютни, наигрывая без слов что-то светлое и бесхитростное, как ветер, шевеливший его отросшие в нечесаные волосы. Илоис, обняв прижавшихся к ней детей, смотрела на бескрайние холмы воды с мириадами прыгучих солнечных бликов.
— Неужели вы решили бросить свой замечательный остров и вновь отправиться в плавание? — спросил Конан. — И снова на семь лет?..
— О, нет! — рассмеялся Шумри. — Семь лет Илоис не выдержит. Мы поплаваем совсем немного. Тряхнем стариной, вспомним прошлое. А потом Торги отвезет нас к устью Громовой, и мы вернемся домой. Мне не хотелось бы надолго покидать наш остров. Душа моя — там. Когда-нибудь именно оттуда я начну свое новое странствие. Но уже — по иным мирам…
Его зеленоватые глаза приняли мечтательное, нездешнее выражение.
— Вечный бродяга Шумри!.. — усмехнулся Конан. — А как же «Адуляр»?
— «Адуляр» теперь принадлежит Горги, — сказала Илоис. — Они очень подходят друг к другу — наш быстрый корабль и наш славный капитан. Горги клятвенно обещал время от времени навещать нас на нашем острове. А через четыре года он обещал взять с собой в плавание наших детей. Быть может, им понравится бороздить моря и они не захотят в жизни ничего другого.
— Ну, это вряд ли! — засомневался киммериец.
— Почему? — удивилась Илоис.
— Да потому, что тут нет леса, деревьев, всяких там мышей и запахов… — Конан, не договорив, поморщился от неожиданной и резкой боли в плече.
Заведя назад руку, он ухватил за воротник тайком прокравшегося за его широкую спину Волчка. Острые зубы его, надо сказать, умели впиваться не только в веревки…
— Что случилось? — забеспокоилась Илоис. — Что ты хочешь от Конана, малыш?..
— Он хочет немного поразмяться и помериться силами, я думаю, — ответил киммериец, незаметно ущипнув кусачего звереныша за ухо.
— Так побегайте с сестрой на палубе! — предложил сыну Шумри. — Полазайте, покувыркайтесь. Только за борт не свалитесь!
Дети с готовностью вскочили на ноги и пустились наперегонки по светлым скрипучим доскам. Проводив их глазами, Шумри снова коснулся струн.
— Да, наверное, море никогда не будет для них таким же родным, как лес, — согласился он задумчиво. — Ведь с рыбами не поболтаешь так же легко, как с бабочками или с ужами. А чтобы сорвать какую-нибудь целебную травку, придется нырять глубоко-глубоко… А запахи!.. Знаешь, я временами жалею, что мне суждено прожить человеческую, жизнь, а не звериную.
— Это еще почему? — удивился киммериец.
— Да… так просто не объяснишь! Вот послушай, какая песенка сочинялась недавно.
Прокашлявшись, он запел, посматривая то на Илоис, то на Конана грустно-лукавыми глазами:
Мне бы родиться зверем, в мягких неслышных лапах.
Я бы не стал выдумывать, для чего мне всучили жизнь…
Среди родной зелени гибкое тело прятать,
Глазами смотреть умными и теплым хвостом крутить.
Честной борьбой за место под благосклонным солнцем
Я б уважать заставил окрестное все зверье.
И никогда не стал бы, ну не жалел нисколько,
Что не людская кожа греет сердце мое.
А вы бы, содравши кожу, вместе с густой шерстью,
И спровадив на мясо тело мое, но не суть! —
Вы б ни за что не поняли, что мой конец — весел,
Искренен, зол и ясен, как весь мой недолгий путь.
Весел, как всплеск рыбины, как круглая рана в грудь…
— Да уж, круглая рана в грудь — куда как весело! — усмехнулся киммериец. — Помнится мне, прежде ты сочинял другие песни.
— Старею, видимо, — вздохнул Шумри.
— Скорее, это кое-чье влияние, — заметил Конан. — И я даже догадываюсь, чье.
* * *
Набегавшись и наигравшись, дети стояли на корме, держась за поручни и серьезно вглядываясь в морской простор и узкую полоску далекого зингарского берега.
Конан хотел было неслышно подкрасться к ним, но они почуяли его шаги и обернулись.
— Ты зачем укусил меня, дикий зверь?! А?.. — Киммериец схватил мальчика за плечи и приподнял над палубой. — Сейчас ты узнаешь, в какую ярость приводят меня волчьи укусы! Ну, берегись теперь!..
— А ты… А ты зачем хотел выболтать им нашу тайну?! — кричал в свою очередь мальчик, дергая ногами и пытаясь вырваться. — Ведь ты же клялся! Клялся!..
— Да-да, ты клялся! — поддержала брата девочка. — Я сама слышала! Теперь твой бог накажет тебя!
— Во-первых, я не собирался ничего никому выбалтывать! — заявил Конан и поставил мальчика на палубу. — А во-вторых, неужели вы думаете, что они до сих пор ни о чем не догадываются? Почему вы считаете своих родителей полными идиотами?! Шумри, конечно, сумасшедший, но не идиот.
