Так что да здравствует погрешность! Иначе города становятся пресными, женщины – неинтересными, а не к ночи помянутая литература превращается в продукт потребления и не задерживается во рту, как долгоиграющая барбариска для эстетического обмусоливания.

Кстати, одна моя знакомая доводила мужчин до истерики своими вопросами: «А вам для чего это знать?» И создавалось впечатление, что если она ответит, который теперь час, то ее предадут анафеме за разглашение ужасной женской тайны. Конечно, я могу ошибаться, а дамочка попросту выясняла, с какими целями к ней подвалил тот или иной мужчина, но в целом я готов заявить следующее…

МУЗА (надиктовывает). ЧЕМ БОЛЬШЕ Я НАХОЖУСЬ В КАКОМ-НИБУДЬ ГОРОДЕ, ВСТРЕЧАЮСЬ С РАЗНЫМИ ЖЕНЩИНАМИ И КОПАЮСЬ В ЛИТЕРАТУРЕ, ТЕМ ОТЧЕТЛИВЕЙ ПОНИМАЮ, ЧТО ИМЕЮ ОБ ЭТИХ ПРЕДМЕТАХ САМОЕ СМУТНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ!

Мы вернулись в Санкт-Петербург первого сентября в полном составе: Юлия Феликс, Исида и я. Только боцмана здесь не хватало, но его, слава богу, оставили где-то под Адлером, как Юлия Цезаря, при делах – сторожить машину и караулить катер…

Из аэропорта мы приехали на такси в Катькин садик, или на площадь Островского, где в доме архитектора Басина я проживал до поры до времени. Поднялись ко мне на четвертый этаж, зашли в квартиру и бросили вещи, можно сказать, на пороге.

– Хоть шаром покати! – с восхищением отозвалась Юлия Феликс о моей прежней жене и ее утилитарных способностях. – Полная переработка семейного счастья!

– Я же предупреждал, что паразитка вывезла всю, понимаешь, мебель, – пробурчал я.

– А как ее звали? – ехидно спросила Юлия Феликс. – Аня-Таня? Или Таня-Аня?

– А теперь-то какая разница? – индифферентно заметил я.

– Мне для статистики, – охотно пояснила Юлия Феликс. – Вдруг подвернется подобный случай, так я буду знать заранее, что там ничего больше нет.

– А вы помните похороны Чингисхана? – поинтересовался я.

– Увы, – развела руками Исида. – Не знаю, как остальные, но я в этом вопросе ни ухо ни рыло…

– И ни горло-нос! – поддакнула Юлия Феликс.

– Так вот, – быстренько подытожил я, покуда Юлечка и Сидулечка не затеяли очередную перепалку, – нашего Чингисхана похоронили с пустыми руками, мол, с чем я пришел в этот мир, с тем же и ухожу.

– Но гроб-то ведь был? – осведомилась Юлия Феликс. – А тут даже скворечника сколотить не из чего!

– Ну почему же! – не согласился я. – На кухне еще остался какой-то реликтовый стол и такой же стул.

И все посмотрели в разные стороны: Исида – куда-то вдаль, Юлия Феликс – на потолок, а я – скромно – на свои ноги.

– А вы обратили внимание, как мы разговариваем? – вдруг спросила Исида. – Все время с какими-то выкрутасами!

– Ты имеешь в виду – высокохудожественными? – уточнила Юлия Феликс. – Что же… Во всем виноват писатель! Я бы давно обложила его по матери, да совестно перед российской словесностью.

– Тогда ты первая принимай душ, – предложила Исида, – как потерпевшая.

– Не вижу логики, – заметила Юлия Феликс. – Одни интриги, одни интриги…

Она открыла свой чемодан, достала оттуда банные принадлежности, сказала «черт!» и пошлепала по направлению к ванной.

– Прямо по коридору, – счел нужным проинструктировать я.

– Не беспокойся, – ответила Юлия Феликс. – Здесь трудно заблудиться, и, что хорошо – никто не выскочит из-за шкафа…

– Потому что его нет, – закончил я.

– А ты здорово соображаешь! – удивилась Юлия Феликс и скрылась в ванной.

Обычно в подобных случаях радушный хозяин кричит вдогонку что-то про чистое полотенце, синее, белое или зеленое, но я не вспомнил – какого оно цвета и в каком пространстве находится.

– А теперь перейдем к главному, – сказала Исида, как только мы остались одни.

– Прямо по коридору, – повторил я.

Но снисходительная Исида сделала вид, что не расслышала, а ведь могла бы обидеться и обозвать меня дураком. Вдобавок откуда я знаю, что для нее главное.

– Меня беспокоит, кто и где будет спать, – пояснила она.

– Ну, это просто, – обрадовался я, что можно вернуть старый должок. – В нашем распоряжении имеется кухня, она же камбуз, и две разные комнаты – большая и маленькая. И можно спать где угодно, потому что матрас надувной один. Я предлагаю сегодня залечь в маленькой комнате. Вы – по краям, а я – в середине.

– Размечтался! – донеслось из ванной, после чего там включили душ.

– Как ни странно, она права, – согласилась Исида.

– Потому что вы глупые и ограниченные женщины, – возразил я.

– В смысле компактные? – уточнила Исида.

– Среднестатистические, – подчеркнул я. – А также угнетенные Тертуллианом! Вам говорят, что матрас надувной один, а вы сопротивляетесь.

– Мы негодуем, – возразила Исида. – Почему ты выбрал самое теплое место?! В середине! И при чем здесь какой-то Тертуллиан?!

– Писатель и богослов, – снова подчеркнул я. – Он ввел в обиход семь смертных грехов, а я их объединил! Во всяком случае два – прелюбодеяние и разврат.

Конечно, я мог добавить, что в двадцать первом веке уже не вижу значительной разницы между вероотступничеством, идолопоклонством и богохульством, а еще один грех – обман – считаю писательским ремеслом, но так получилось, что мы с Исидой заговорили сперва о разврате, и я сосредоточился на этой теме, дабы не растекаться мыслью по древу.

– Мне кажется, что Тертуллиан не уважал чувств неверующих, – брякнул я, но без особой надежды, что Юлечка и Сидулечка все-таки воспользуются моим эмоциональным предложением и лягут «по краям».

– А тебе не кажется, – спросила Юлия Феликс, выходя из ванной, – что число твоих жен равняется семи грехам?

Одно полотенце она накрутила на голову, а в другое обернулась сама.

– Во-первых, ты злонамеренно ошибаешься, – заметил я. – У меня было пять жен, исключая присутствующих. А во-вторых… Где ты взяла чистые полотенца, да вдобавок в таком количестве?

– С собой привезла, – сказала Юлия Феликс. – У меня ведь была гостиница… А вы по-прежнему обретаетесь в коридоре?

– Мы выясняем расклад сил, – пояснила Исида. – Мужских и женских… К тому же я опасаюсь идти на кухню без моральной поддержки.

– Я бы тоже одна не рискнула, – поддакнула Юлия Феликс. – Ингмар Кляйн не считается.

– Да я и сам туда захожу редко, – присовокупил я и осторожно заглянул в комнату, что побольше. – Вы не поверите, девочки, но тут появился мой любимый диван. Наверное, сам вернулся.

– Соскучился, – предположила Юлия Феликс. – Или у бывшей жены совесть прорезалась.

– И, как всегда, не вовремя, – пробурчал я, потому что с одним надувным матрасом все было куда как определеннее.

А теперь опять непонятно – кто и где будет спать и в каком составе.

– Надо отнять у нее ключи, – постановил я по поводу бывшей жены. – Чтобы она тут больше не шлялась и не лезла в мою личную жизнь.

– Действительно наглость! – поддержала меня Юлия Феликс. – Вначале диван, а потом и сама вдруг вернется. Такие действия бывших жен надо пресекать на корню! А холодильник она оставила?

– Это святое, – безапелляционно заявил я.

Потому что жены имеют привычку со мной разводиться летом, а где мне прикажете охлаждать пиво сразу же после раздела имущества?

– Так что пойдемте на кухню и предадимся веселью и чревоугодию! – важно предложил я на полных правах хозяина холодильника. – И как мы додумались затовариться по дороге из аэропорта?!

– Ну, до этого было несложно додуматься, – хмыкнула Исида. – Как только нам встретился первый рекламный плакат, ты сразу же объявил, что дальше никуда не поедешь, покуда основательно не затоваришься.

– А разве я виноват, что пиво и девушки нещадно эксплуатируются в рекламе?! – удивился я. – А у меня возникает непроизвольное слюноотделение.

– Да, – согласилась Исида. – Ты жертва! Только на том плакате были одни девушки.

– Зато много, – припомнил я. – Что и вызвало резонанс!

И, подгоняемый этими разговорами, я подхватил пакеты с провизией и поспешил вместе с Юлией Феликс на кухню, тогда как Исида достала из чемодана два полотенца и отправилась принимать душ. Как будто нельзя выпить пива, а после плескаться в собственное удовольствие.