Мацлиях удовлетворённо улыбнулся

- Я тебя удивил, правда?

Издалека послышался женский голос:

- Мацлиях! Скоро семь, иди домой!

- Это мама, - сказал Мацлиях, встал и начал собирать оставшееся печенье. Остатки кофе он вытряхнул из стаканов на землю и всё упаковал. Стаканы, тарелки, салфетку. Динкину миску. Асаф не двигался. Стоял, поражённый.

- Ну, давай. Пошли домой. – Мацлиях поднял пакет на плечо. – Хочешь прийти завтра тоже? Я буду здесь. Поговорим ещё, почему бы нет.

Асаф уставился на него.

- Через час, час с четвертью, - сказал Мацлиях и показал пальцем вверх, - посмотри на небо. Величайшее представление во вселенной!

Асаф спросил, какие звёзды можно различить с первого взгляда. Хотел выиграть время. Он чувствовал, что начинает что-то понимать. Мацлиях поднял руку и показал, где появится Венера, где Полярная звезда, Большая Медведица. Асаф не слушал. Что-то большое, даже чудесное, начинало открываться ему. Что-то, связанное с Тамар, с её отвагой делать иногда действительно сумасшедшие вещи и как бы устанавливать частные законы, только её собственные. Мацлиях объяснял, а Асаф скосил глаза вниз и столкнулся с заговорщицким взглядом Динки. Он снова послушно посмотрел на небо, думая о щедрости Тамар и по отношению к Теодоре, и с Мацлияхом; не денежная щедрость, трудно точно объяснить, щедрость другого рода.

- О чём я мечтаю? – сказал Мацлиях где-то там, рядом с ним. – Что когда-нибудь, Бог даст, будут полёты в космос. Что ракеты будут вылетать, как автобусы с центральной станции. – Он приложил руку ко рту и объявил: - Ракета на Меркурий вылетает через десять минут! Ракета на Венеру вылетает сейчас!

- Ты полетишь? – спросил Асаф.

- Может, да, может, нет. Смотря по обстоятельствам.

- По каким?

- Как мне захочется в тот день. – Он снова погладил Динку. – Ну, всё, я пошёл. Если найдёшь её, скажи ей – Мацлиях всё время собирает для тебя сведения, скажешь? Не забудешь? Мацлиях, это имя.

Когда он пришёл домой, жизнь набросилась на него, в смысле – всё то, от чего он на один день ускользнул. На автоответчике было пять сообщений от Рои, одно от Даноха, одно от Носорога и одно от родителей, которые рассказали, что уже приземлились, и что всё в порядке. Асаф наконец-то сходил в туалет и прочитал половину номера "Имя игры", не до конца понимая смысл слов перед глазами. Потом принял душ и позвонил Даноху домой, рассказал, что целый день гонялся за этой собакой ("Это она?" - Удивился Данох. - "Сука?"), попросил разрешения продолжать поиски ещё один день, и разрешение было дано. Потом позвонил Носорогу, успокоил его, что он жив, признался, что не многого пока достиг на поприще сыска, но – этого он почему-то не мог рассказать Носорогу – он чувствовал, что приближается к Тамар, настигает её.

Но тут, во время разговора с Носорогом, он ужаснулся, вспомнив что-то, что сказал Мацлиях, важнейшую информацию, о которой Асаф собирался спросить его позднее, когда они поближе познакомятся, но из-за всего, что случилось в их беседе, это вылетело у него из головы.

- Асаф, ты ещё там?

- Да. Нет. Я вспомнил кое-что, что забыл. – Она кого-то ищет, сказал Мацлиях, и, видно испугавшись, что выдал какой-то её секрет, добавил, что это "что-то её личное". Кого она ищет? Как же я его не спросил? Как мог упустить такое?

- От стариков что-нибудь слышно? – хмыкнул Носорог.

- Не совсем, - рассеянно сказал Асаф и попрощался, радуясь, что успел поговорить с Носорогом до разговора с родителями.

Динка была сыта. Он устроил для неё место и улёгся рядом с ней на ковёр, почёсывая её шерсть и пытаясь придумать, кого Тамар ищет, и оба так и уснули на час или два в полном изнеможении. Когда проснулись, в доме уже было совсем темно, и в воздухе таял отзвук телефонного звонка. Асаф приготовил себе порцию маджадры[34] из концентрата, добавил несколько сосисок с кетчупом и пол-арбуза. Ему почему-то не хотелось есть из оставленных мамой кастрюль, полных до краёв, он любил сам заботиться о себе. Взял тарелку в гостиную, вопреки домашним законам, и включил спортивный канал, посмотрел повтор игры лиги двухмесячной давности, давая круговерти этого дня устояться. Трижды звонил телефон, он знал, что это Рои, и не отвечал, пока не стало действительно поздно для прогулок, и только тогда ответил.

- Асаф, дубина ты эдакая, где тебя носит?

Асаф слышал в трубке шум. Музыка, смех. Он сказал, что застрял на работе. Рои громко расхохотался и сразу же приказал Асафу пошевеливаться и мигом идти в "Час кофе", потому что Дафи ждёт его вся на нервах.

- Я не приду, - сказал Асаф.

- Ты что? – Рои не поверил собственным ушам. – Слушай ты, ничтожество: три часа я и Мейталь слоняемся по городу с твоей Дафи, которая, сегодня, кстати, выдала грандиозное шоу, ходячий порнофильм, чёрное боди, заклёпки и все дела, так что не вкручивай мне сейчас, что ты устал на работе! Ты же там ни черта не делаешь.

- Рои, - тихо сказал Асаф, со спокойствием, удивившим его самого, - я не приду. Извинись за меня перед Дафи. Она не виновата. Мне сейчас не до этого.

Наступило молчание. Он слышал, как крутятся шарики в голове у Рои. Он знал, как они действуют. Рои казался выпившим, но всё ещё соображал, и понимал, что Асаф никогда ещё не говорил с ним в таком тоне.

- Слушай меня, - сказал Рои шёпотом, в котором клокотал яд, и Асаф подумал, что так уже кто-то говорил с ним сегодня, он не помнил, кто, помнил только, что этот кто-то хотел причинить ему зло. Ну конечно: тайный агент. – Если ровно через пятнадцать минут ты здесь не появишься, тебе конец. Понял, мразь? Тебе ясно, что я сказал? Не придешь – ты для меня умер.

Асаф не ответил. Сердце его стучало. Они дружили двенадцать лет. Рои был его первым настоящим другом. Мама Асафа говорит, что в первый год в саду, ещё до Рои, Асаф был так одинок, что, когда однажды у него завелись вши, она обрадовалась, это означало, что он хотя бы был в контакте с другим ребёнком.

- Ты будешь один, - шептал Рои с ненавистью, поразившей Асафа, где только она пряталась все эти годы, - никто в классе, в школе, никто на свете не помочится в твою сторону и знаешь почему? Ты и правда хочешь это услышать? – Асаф сжался навстречу удару. - Потому что я больше не буду твоим другом.

Не больно.

- Знаешь, Рои, - сказал Асаф. Ему казалось, что он говорит сейчас почти, как Носорог, тихо, веско и категорично. – Всё дело в том, что ты уже давно мне не друг. – Он положил трубку. Хватит, подумал он без всяких эмоций, кончено.

Он пошёл и сел рядом с Динкой. Она посмотрела на него выразительными глазами. Он лёг на ковёр, положил на неё голову и почувствовал, как она дышит. Он думал, что теперь будет, действительно ли он почувствует такое изменение в школе. Ему казалось, что нет. Что все последние годы он, в сущности, был один. Всегда с Рои и остальными, делал всё с ними, ходил на вечеринки и смеялся шуткам, часами играл в баскетбол, ходил гулять в пятницу вечером, целыми вечерами сидел с ними в прокуренных кафе, в душных комнатах. Чем они занимались в эти десятки бесконечных вечеров, пропустили несколько банок пива, ухаживали за девочками, выкурили много сигарет и выпили немного водки, и он иногда вставлял несколько фраз в их разговоры об учителях, и о родителях, и о девочках, и, когда курили кальян, делал несколько затяжек и говорил, что ему нравится, а, когда танцевали, он всегда торчал у стены с кем-то из ребят, болтал с ним, пока тот не отваживался пригласить какую-то девочку и больше уже не возвращался. А на каникулах то же самое, только ещё хуже, бесконечные хождения по городу от одного кафе к другому, от одного паба к другому, и он, а что он, большую часть времени он делал огромное усилие, чтобы скрыть от них свои чувства, делал тот минимум, который от него требовался, чтобы сохранить доброе имя, и всегда после такого безмозглого и пустого вечера он чувствовал себя пуфом, набитым шариками из пенопласта. Странно, ведь он, в сущности, был одинок, но почти никогда не думал о себе так. Одинокими были другие ребята, Нир Хермец, например, у которого не было в классе ни одного друга, или гордячка Сиван Эльдор; Асаф всегда жалел их, что они так не вписываются, но каким был он сам? Что у него было?