- Почему инспекторша? Что ты сделала?

- Что я сделала? Чего я не сделала? – Она, поколебавшись, засмеялась. – У-ух, как видно, что ты новенькая... Здесь таких вопросов не задают. Здесь ты ждёшь, что тебе сами скажут. Не говорят – не спрашивают. В любом случае – ты спросила, я отвечаю: я никого не убила, кроме нескольких пачек "Мальборо", которые я перевела в свою законную собственность, не заплатив. Ты упала с кровати?

- Нет. Ты украла сигареты?

- Кошелёк у меня спёрли в первый же день, как ушла из дому. Уже на автобусной станции в Холоне. Я осталась без ничего, а для меня больше чем еда и питьё –сигареты, без них я тут же умираю с голодухи. Откуда мне знать, что у них там камеры, и сыщики, и все дела?

Динка залаяла. Упала тень. Песах стоял в дверях, заполняя собой весь проём. Тамар содрогнулась, подумав, что он слушает их уже несколько минут. Он склонил голову, чтобы пройти под притолокой. Его глаза враждебно рассматривали двух девушек, сидящих на своих кроватях друг против друга, обняв руками колени.

- Клуб мне тут устроили? – проворчал он.

- А что, нельзя? – возмутилась Шели.

Он понюхал воздух:

- Ты, придержи свой язык. И, смотри, не сожги матрац.

- Что такое? Клопы тебе тоже для чего-то нужны? Стой! Может, сделаешь блошиный цирк, как Чарли Чаплин? – и она замечательно изобразила блоху, прыгающую с руки на руку.

- Ты... – Песах прислонился к стене и потёрся об неё спиной почти незаметным движением, которое почему-то заставило живот Тамар сжаться, - жизнь тебя ничему не учит, а? – он снова говорил очень медленно, будто произнося каждое слово по буквам. – Однажды, дорогая госпожа Шели, однажды ты переступишь мою линию вот так, - он показал расстояние между двумя пальцами, - и вдруг окажешься в очень неприятном для тебя положении. Очень, очень неприятном.

Сейчас она явно увидела, как это происходит: как, без какой-либо заметной перемены в нём, толстый медвежонок превращается в дикого медведя с длинными когтями. Его кожа, подумала она в смятении, как будто кожа мгновенно высыхает у него на лице.

- Так почему ты этого не делаешь уже сейчас? – задохнулась Шели и повернулась к нему затылком, что привело Тамар в восхищение.

- Поверь мне, что это очень близко, уже очень, очень близко. В один прекрасный день ты мне подействуешь на нервы, и посмотрим, какая ты героиня. Посмотрим на тебя, как тогда. Когда ты пришла ночью вся побитая и в крови и плакала, чтоб мы приняли тебя обратно. Помнишь или забыла?

Шели сосредоточилась на сигарете. Потом проследила за кольцами дыма, выпущенными ею в потолок.

- Так что лучше сиди тихо и не порть мне новенькую. Зззпускайтесь-ка лучше обе на кухню помогать с ужином.

- С пюре, - поправила его Шели. Он взглянул на неё убийственным взглядом и вышел.

- Как ты его не боялась, - сказала Тамар.

- Что он мне сделает? Я ему необходима. Он от меня не откажется.

- Почему?

- Знаешь, сколько я ему приношу каждый день? Пятьсот шекелей точно.

- Пятьсот? – ужаснулась Тамар. Только за пение?

- Я не пою, - засмеялась Шели, - я подражаю. Такая пародия на певиц. Рита, Юдит Равиц, в таком роде.

- Так почему ты не работаешь сама? – спросила Тамар. – Почему ты должна отдавать ему деньги?

- Потому что одной на улице не сахар. Два-три дня ещё ладно. Тебя только изучают издали. Проверяют, может ты подставная или что. Потом начинается настоящее дерьмо. Верь мне, я пробовала. Слышала, что он рассказывал. Вернулась на четырёх.

Тамар обдумывала услышанное. Через минуту попросила:

- Покажи Риту.

- Для тебя? Персональное представление как бы? – сказала Шели. – Ноу проблем, - встала на кровати и набрала полные лёгкие воздуха. Тамар начала улыбаться.

Она изобразила Риту, Мадонну и, наконец, Ципи Шавит с "Все ушли на Джамбо". Петь она не умела. Идан содрогнулся бы от неё, но у неё был радостный, бурлящий талант и здоровая, не извиняющаяся грубость, и Тамар смеялась до слёз и думала, что с Иданом и Ади смех всегда был совершенно другой, от головы.

Потом Шели устала и мгновенно исчезла. Просто вытянулась на кровати во всю длину, сказала "Спокойной ночи", укрылась с головой и через секунду захрапела.

Тамар сидела на краю своей кровати, слегка удивлённая таким быстрым расставанием. Потом кивнула Динке и прошептала ей: "Пошли". Решила, что пойдёт помогать на кухне, и потому, что побаивалась Песаха, и потому, что думала, что, чем больше будет ходить по этому дому, тем больше поймёт. Поймёт себя перед тем, что её ждёт.

На следующее утро её разбудили в шесть. Худой парень с толстыми бакенбардами грубо встряхнул её:

- Вставай. Через полчаса выходим.

Ей казалось, что она не спала всю ночь. До трёх часов утра ещё, то и дело, смотрела на часы. Хотела услышать, как открываются наружные ворота. Думала, может, он приедет поздно. Может, у него было выступление в дальнем городе. Она устало надевала свою одежду. Вдруг остановилась. Посмотрела в раздумье на свой рюкзак. Проверила место, на которое положила его вчера. Увидела небольшое изменение. Осторожно порылась в нём. Монеты, которую спрятала вчера между двумя носками, не было на месте. Она поискала и нашла её на дне рюкзака и поняла, что кто-то ночью брал рюкзак, когда она заснула, и искал в нём намёки. Какое счастье, что она спрятала в трусы "пятёрку" в полиэтилене, какое счастье, что не забыла оставить в камере хранения браслет со своим именем.

Шели ещё спала, пытаясь свернуться, как только можно, наверно, ей снится, что она маленькая, хрупкая. Тамар посмотрела на неё, вспомнила, как Шели приняла её вчера, с какой естественностью взяла её в свою комнату, говорила с ней и развлекала её, не придавая значения ни подозрительности Тамар, ни, главным образом, её обычной сдержанности при встречах с чужими людьми. Люди, которым со мной легко, думала она, завязывая шнурки, - я очень ценю в них это качество.

Она спустилась с Динкой на первый этаж. Там уже крутились некоторые из тех, кого она видела за ужином. Коридор был полон суеты. Песах расхаживал между людьми, как полководец перед битвой. В руке он держал большой красный блокнот и перелистывал его снова и снова.

- Ты, - указал он на парня, который её разбудил, сухощавого, с бакенбардами и причёской Элвиса, - этого с палками ты везёшь в Нетанию. Полчаса на бульваре, иди к старому почтамту, знаешь? Там, где когда-то был кинотеатр "Шарон"? Хорошо, потом - пулей в Кфар Сабу на площадь возле каньона, он заканчивает там, и вы одним духом в Герцлии, возле – как его – "Гражданский дом" называется? Где трава, рядом с центральной улицей? Вот там. И смотри у меня: вы должны быть там не позже половины первого, понял? Теперь: ты с ним остаёшься там двадцать пять минут, ни минуты больше, сколько ещё надо? Сколько времени можно ходить на ходулях? Оттуда ты стрелой везёшь его на площадь "Ордея" в Рамат-Гане. Сколько у тебя уже? Четыре? Мало. Погоди-ка.

И он набрал номер на мобильнике:

- Хеми, слушай, Хеми. До которого часа ты со своей девчонкой в Герцлии в "Гражданском доме"? Сколько? Почему, сколько ей нужно времени, чтобы вытащить платки из носа? Понял. Слушай, меня это не устраивает. Волшебство, не волшебство, вы уходите оттуда ровно в двенадцать, ни секундой позже, почему? Потому что в половине я направляю туда кого-то другого, и мне нужно хотя бы полчаса между тем и этим. Почему? Ты ещё не знаешь почему? Ну, допёр? Браво. Так не спорь! Поехал!

И так он ходил и организовывал, и отправлял парней и девушек, и водителей, которые с ними, и напоминал каждому, что ему нужно взять, и бежал за шпагоглотателем, который как обычно забыл рюкзак с ножами, и указывал девушке, надувающей воздушные шарики разных форм, чтобы поставила рядом магнитофон, пусть играет, потому что публику нужно тем временем развлекать, и хлопал по плечу бледного парня со скрипкой, и говорил ему, чтобы старался улыбаться один раз в час, клиенты не любят траурных физиономий. Коридор постепенно пустел, так что в конце Тамар осталась почти одна и уже боялась, что ей придётся провести ещё один день в этом мрачном месте.