Что связывает нас вместе? Это не наши потребности. Это ни торговля и крупные отрасли промышленности, ни банки и церкви, они всего лишь идеи и результаты идей. Идеи не связывают нас вместе. Мы можем быть вместе из-за удобства, или из-за необходимости, опасности, ненависти или поклонения, но ни одна из этих вещей не скрепляет нас. Они должны все отпасть от нас, так, чтобы мы были одни. В этом уединении есть любовь, и именно любовь скрепляет нас.

Озабоченный ум никогда не является свободным умом, неважно, занят ли он возвышенным или тривиальным.

Он прибыл из очень далекой страны. Хотя у него был полиомиелит, парализующее заболевание, теперь он был способен ходить и вести автомобиль.

«Подобно многим другим, особенно в таком же состоянии, я посещал различные церкви и религиозные организации, — сказал он, — и ни одна из них не дала мне никакого удовлетворения, но поиск никогда не прекращался. Думаю, что я серьезен, но одна из моих трудностей — это то, что я завистлив. Большинством из нас движет амбиция, жадность или зависть, они неустанные враги человека, и все же, кажется, нельзя без них обойтись. Я пробовал выстроить различные типы сопротивления против зависти, но несмотря на все мои усилия, я оказываюсь в ее ловушке снова и снова, она, подобно воде, просачивающейся через крышу, и прежде, чем я осознаю, где я, я еще более сильно завидую, чем когда-либо. Вы, вероятно, отвечали на тот же самый вопрос множество раз, но если у вас есть терпение, я хотел бы спросить, как высвободить себя из этого водоворота зависти?»

Вы, должно быть, обнаружили, что вместе с желанием не быть завистливым возникает конфликт противоположностей. Желание или воля не быть этим, но быть тем, приводит к конфликту. Мы вообще полагаем, что этот конфликт является естественным процессом жизни, но так ли это? Эта постоянная борьба между тем, что есть, и тем, что должно быть, считается благородной, идеалистической, но желание и попытка быть независтливым — это то же самое, что быть завистливым, верно? Если по-настоящему понять это, то не будет никакого сражения между противоположностями;, конфликт дуальности прекращается. Это не вопрос, который надо обдумать, когда вы придете домой, это факт, который надо понять немедленно, и такое восприятие — вот что важно, а не то, как быть свободным от зависти. Свобода от зависти приходит не через конфликт ее противоположности, а с пониманием того, что есть, но это понимание невозможно, пока ум заинтересован в изменении того, что есть.

«Не является ли изменение необходимостью?»

Может ли быть изменение с помощью акта воли? Разве воля — это не сконцентрированное желание? Породив зависть, желание теперь стремится к состоянию, в котором нет зависти, оба состояния — это порождения желания. Желание не может вызвать фундаментальное изменение.

«Тогда что вызовет?»

Восприятие сути того, что есть. Пока ум или желание стремится изменить себя от этого до того, всякое изменение поверхностно и тривиально. Полное значение этого факта нужно прочувствовать и понять, и только тогда может произойти радикальное преобразование. Пока ум сравнивает, оценивает, стремится к результату, нет никакой возможности изменения, а лишь ряд бесконечных сражений, которые он называет жизнью.

«То, что вы говорите, кажется столь истинным, но даже когда я слушаю вас, я обнаруживаю, что я охвачен борьбой за изменение, достижение цели, получение результата».

Чем больше вы боретесь против привычки, какими глубокими не были бы ее корни, тем больше силы вы ей придаете. Осознание одной привычки, не выбирая и взращивая искусственно другую, является окончанием привычки.

«Тогда я должен молча остаться с тем, что есть, не принимая это, не отклоняя. Это трудная задача, но я вижу, что это единственный путь, если нужна свобода.

Теперь я могу перейти к другому вопросу? Разве тело не влияет на ум, а ум в свою очередь на тело? Я особенно заметил это в моем случае. Мои мысли заняты воспоминаниями о том, каким я был — здоровым, сильным, быстрым на подъем — и тем, каким я надеюсь быть, по сравнению с тем, каким я являюсь сейчас. Кажется, я не способен принять мое нынешнее состояние. Что мне делать?»

Это постоянное сравнение настоящего с прошлым и будущим причиняет боль и износ ума, не так ли? Оно мешает вам рассмотреть факт вашего существующего состояния. Прошлое никогда не может повториться, а будущее непредсказуемо, так что у вас есть только настоящее. Вы можете адекватно иметь дело только с настоящим, когда ум свободен от бремени прошлой памяти и будущей надежды. Когда ум внимателен к настоящему, без сравнения, тогда есть возможность для других вещей случиться.

«Что вы подразумеваете под „другими вещами“?»

Когда ум поглощен его собственными болями, надеждами и страхами, нет никакого пространства для освобождения от них. Процесс самоизоляции мысли только наносит вред уму в дальнейшем, так что запускается порочный круг. Озабоченность делает ум тривиальным, мелочным, пустым. Озабоченный ум — это не свободный ум, а озабоченность свободой все еще мелочность. Ум мелочен, когда он поглощен Богом, государством, добродетелью или своим собственным телом. Эта озабоченность телом мешает приспособиться к настоящему, обретению живости и движения, даже ограниченных. Эго, с его озабоченностями, порождает его собственные боли и проблемы, которые затрагивают тело, и беспокойство о телесных болезнях только далее является помехой для тела. Это не означает, что здоровьем нужно пренебрегать, но озабоченность здоровьем, как и озабоченность истиной, идеями, только укрепляет ум в его собственной мелочности. Существует огромное отличие между озабоченным умом и активным умом. Активный ум молчалив, он осознает и разрывается между противоположностями.

«Сознательно довольно трудно вобрать все это в себя, но, возможно, подсознание поглощает то, что вы говорите, по крайней мере, я так надеюсь.

Я хотел бы задать еще один вопрос. Видите ли, сэр, есть моменты, когда мой ум молчит, но эти моменты очень редки. Я обдумывал проблему медитации и читал некоторые вещи, которые вы сказали о ней, но в течение долгого времени мое тело слишком много для меня значило. Теперь, когда я более или менее привык к моему физическому состоянию, чувствую, что важно искусственно добиться этого молчания. Как приступить к этому?»

Разве можно искусственно добиться молчания, тщательно лелеять его и усиливать? И кто тот, культивирующий его? Отличается ли он от всего вашего бытия? Есть ли молчание, спокойный ум, когда одно желание доминирует над всеми остальными, или когда оно устраивает сопротивление против них? Есть ли молчание, когда ум дисциплинирован, сформирован и контролируется? Разве все это не подразумевает надсмотрщика, так называемое высшее «я», которое контролирует, судит, выбирает? А есть ли такая сущность? Если есть, не является ли она продуктом мысли? Мысль, подразделяя себя как высшую и низшую, постоянную и непостоянную, является все еще результатом прошлого, традиции, времени. В этом разделении он находит его собственную безопасность. Мысль или желание теперь ищут безопасности в молчании, и поэтому они просят метод или систему, которая предлагает то, что требуется. Вместо мирских утех они теперь жаждут удовольствия от молчания, таким образом, они порождают конфликт между тем, что есть, и тем, что должно быть. Нет никакого молчания, где есть конфликт, подавление, сопротивление.

«Не стоит стремиться к молчанию?»

Не может быть никакого молчания, пока есть стремящийся. Молчание спокойного ума может быть только, когда нет стремящего, когда нет никакого желания. Не отвечая, задайте этот вопрос самому себе: может ли замолчать все ваше бытие? Может ли единый, целостный ум, сознательный, также как и подсознательный, быть спокойным?

Самолет был переполнен. Он летел на высоте в двадцать с лишним тысяч футов над Атлантическим океаном, а ниже был виден толстый ковер из облаков. Небо выше было ярко-синим, а солнце было позади нас, мы держали курс на запад. Дети играли, бегали вверх и вниз по проходу, а теперь, вымотавшись, они спали. После долгой ночи все до одного не спали, курили и пили. Впереди сидящий мужчина рассказывал другому о своем бизнесе, а женщина на заднем сиденье описывала в довольных тонах те вещи, которые она купила, и размышляла на тему, сколько пошлины ей придется заплатить. На той высоте полет был ровным, не было ни одной воздушной ямы, хотя ниже нас дули резкие ветра. Крылья самолета были яркими в ясном солнечном свете, и пропеллеры вертелись плавно, разрезая воздух с фантастической скоростью. Ветер был позади нас, и мы летели с скоростью более, чем три сотни миль в час.