Может ли известное, ум когда-либо постичь или объять неизвестное? Рука, которая протягивается, может получить только узнаваемое, она не может взять непостижимое. Желать получить опыт — означает придать мысли продолжение, желать получить опыт — означает придать силу прошлому, желать получить опыт — означает продлить известное. Вы хотите пережить смерть, не так ли? Хотя вы живете, вам хочется знать, что такое смерть. Но знаете ли вы, что такое жизнь? Вам известна жизнь только как конфликт, беспорядок, антагонизм, мимолетная радость и боль. Это ли жизнь? Разве борьба и печаль это жизнь? В этом состоянии, которое мы называем жизнью, мы хотим пережить что-то, чего нет в нашей собственной области сознания. Эта боль, борьба, ненависть, которая следует за радостью, вот то, что мы называем жизнью. И нам хочется испытать то, что является противоположностью того, что мы называем жизнью. Противоположность — это продолжение того, что есть, возможно, видоизмененное. Но смерть — не противоположность. Это неизвестное. Узнанное жаждет испытать смерть, неизвестное, но как бы оно ни старалось, оно не сможет испытать смерть, поэтому оно напугано. Так ли это?

«Вы понятно изложили. Если бы я мог познать или пережить, что значит смерть, пока я живу, то, конечно, страх прекратился бы».

Из-за того, что вы не можете испытать смерть, вы ее боитесь. Может ли сознательное испытывать то состояние, которое не может быть привнесено в бытие через сознательное? То, что может быть испытано, — проекция сознательного, известного. Известное может переживать только известное, опыт всегда в пределах области известного, известное не может испытывать то, что вне его области. Переживание совершенно отличается от опыта. Переживание вне пределов области переживающего, но, как только переживание исчезает, возникают переживший и опыт, и затем переживание переносится к области известного. Знающий, переживший жаждет состояния переживания, неизвестного, и так как переживший, знающий, не может вступать в состояние переживания, он боится. Он есть страх, он не отделен от него. Переживающий страх не наблюдающий за ним, он — это сам страх, само орудие страха.

«А что вы подразумеваете под страхом? Я знаю, что боюсь смерти. Я не чувствую, что я есть страх, просто я напуган чем-то. Я боюсь, но я отдельно от страха. Страх — это ощущение, отличное от «я», которое смотрит на него, анализирует его. Я — наблюдатель, а страх наблюдаемое. Как может наблюдатель и наблюдаемое быть единым?»

Вы говорите, что вы — наблюдатель, а страх — это наблюдаемое. Но так ли это? Действительно ли вы сущность, отделенная от ваших же качеств? Действительно ли вы не идентичны с вашими качествами? Разве вы — это не ваши мысли, эмоции и так далее? Вы неотделимы от ваших качеств, мыслей. Вы и есть ваши мысли. Мысль создает «ты», как предполагается, отделенную сущность, без мысли нет думающего. Видя свою собственную мимолетность, мысль создает мыслителя как постоянную, длящуюся сущность, и тогда мыслитель становится переживающим, анализирующим, наблюдателем, отделенным от мимолетного процесса. Все мы жаждем некоторого постоянства, и, наблюдая внутри нас непостоянство, мысль создает думающего, который, как предполагается, является постоянным. Затем думающий продолжает создавать другие, более высокие состояния постоянства: душа, атман. Нас волнует страх. Что такое страх? Давайте же посмотрим, что это.

Вы говорите, что боитесь смерти. Так как вы не можете испытывать ее, вы боитесь ее. Смерть — неизвестное, и вы боитесь неизвестного. Так ли это? Теперь же, можете ли вы бояться того, что вы не знаете? Если вам что-то неизвестно, как вы можете бояться этого? На самом деле вы боитесь, не неизвестного, смерти, а потерять известное, потому что это бы причинило вам боль или отняло у вас ваше удовольствие, ваше удовлетворение. Именно известное вызывает страх, а не неизвестное. Как может неизвестное вызвать страх? Его не измерить понятиями удовольствия и боли: это неизвестное.

Страх не может существовать сам по себе, он возникает из-за отношения к чему-то. Вы на самом деле боитесь известного в его отношении к смерти, не так ли? Из-за того, что вы цепляетесь за известное, за опыт, вы напуганы тем, каким могло бы быть будущее. Но то, «что могло бы быть», будущее, является просто реакцией, предположением, противоположностью того, что есть. Ведь это так, правда?

«Да, кажется, что это правда».

А знаете ли вы то, что есть? Вы понимаете его? Открыли ли вы шкафчик с известным и изучили его? Разве вы к тому же не напуганы тем, что вы могли бы обнаружить там? Вы когда-либо исследовали известное, то, чем вы обладаете?

«Нет, никогда. Я всегда принимал известное как должное. Я принимал прошлое, как любой принимает солнечный свет или дождь. Я никогда не раздумывал над ним. Каждый почти не осознает это, так же как каждый не задумывается над собственной тенью. Теперь же, когда вы упомянули об этом, мне кажется, что я также боюсь выяснять то, что могло бы быть там».

Разве не большинство из нас боятся заглянуть в самих себя? Мы могли бы обнаружить неприятные вещи, так что мы предпочли бы не смотреть, мы предпочитаем не знать о том, что есть. Мы не только боимся того, что могло бы быть в будущем, но также и того, что могло бы быть в настоящем. Мы боимся познать нас, какие мы есть, и это увиливание от того, что есть, заставляет нас бояться того, что могло бы быть. Мы приближаемся к так называемому известному с опасением, также как и к неизвестному, к смерти. Уход от того, что есть, является желанием удовлетворения. Мы ищем безопасности, постоянно требуя, чтобы нас не беспокоили, и именно это желание не быть потревоженным заставляет нас избегать того, что есть, и страха того, что могло бы быть. Страх — это незнание того, что есть, и наша жизнь проводится в постоянном состоянии страха.

«Но как же избавиться от этого страха?»

Чтобы избавиться от чего-либо, вы должны понять это. Есть ли страх, или только лишь желание не видеть? Это желание не видеть того, что порождает страх, и, когда вы не хотите понять полное значение того, что есть, страх выступает в качестве предупреждения. Вы можете вести удовлетворяющую вас жизнь, преднамеренно избегая всякого исследования того, что есть, и многие так и поступают, но они не счастливы, точно как и те, кто развлекает себя поверхностным изучение того, что есть. Только те, кто искренен в своем исследовании, могут познать счастье. Для них одних есть свобода от страха.

«Тогда, как же понять то, что есть?»

То, что есть, должно быть рассмотрено в зеркале взаимоотношений, во взаимоотношении со всеми вещами. То, что есть, не может быть понято в отдалении от мирского, в изоляции, его нельзя понять, если есть интерпретатор, переводчик, который отвергает или принимает. То, что есть, может быть понято только, когда ум совершенно пассивен, когда он не работает над тем, что есть.

«Не очень ли это трудно — пассивно осознавать?»

Это так, пока есть мысль.

Это был маленький пруд, но очень красивый. Трава покрывала его берега, и несколько ступеней вели к нему вниз. В одном конце стоял маленький, белый храм, и всюду вокруг него росли высокие, стройные пальмы. Храм был превосходно выстроен, и о нем хорошо заботились. Он был безупречно чист, и в тот час, когда солнце было далеко за пальмовыми рощами, там не было никого, даже священника, который обращался с храмом и его содержимым с большим почитанием. Этот маленький, словно игрушечный, храм придавал пруду атмосферу умиротворения. Это место было таким тихим, что даже птицы умолкли. Небольшой ветерок, который шелестел в пальмах, утихал, и по небу проплывало несколько облаков, сияющих в вечернем солнце. Змея плыла через пруд, ныряя и выныривая среди листьев лотоса. Вода была очень чистой, и на ней покачивались розовые и фиолетовые лотосы. Их тонкий аромат стелился ближе к воде и к зеленым берегам. В этот миг ничто не шевелилось, и очарование этого места, казалось, наполняло землю. Но красота тех цветов! Они были совсем неподвижными, но один или два уже начинали закрываться на ночь, скрываясь от темноты. Змея пересекла пруд, подплыла к берегу и поплыла близко-близко к нему. Ее глаза были подобны ярким, черным бусинкам, а ее разветвленный язык играл, словно маленькое пламя, указывая путь, которым нужно змее ползти.