Пока гонец говорил, острый, пристальный взгляд аббатисы был прикован к его лицу.

Ты принимаешь такое близкое участие в этом деле? — спросила она подозрительно.

Как же мне не принимать в нем участия, если мой бедный господин при смерти и жаждет в последний раз увидеть свое любимое дитя? Да не медлит высокочтимая аббатиса, иначе будет поздно и тогда никакие сожаления не смогут помочь делу. Если высокочтимая аббатиса не знает этого кольца и не доверяет мне, пусть покажет его фрейлейн Агнес. Она наверное узнает кольцо и без сопротивления последует за мной.

Ты так думаешь? — спросила аббатиса со странной, еле уловимой улыбкой. — Ты так хорошо знаешь фрейлейн Агнес?

Пока гонец, несколько смущенный, искал ответа, аббатиса знаком подозвала к себе одну из монахинь и что-то шепнула ей на ухо, после чего та вместе с другой монахиней вышла из зала. Посланец хотел еще что-то сказать, но аббатиса повелительным движением руки велела ему молчать. Монахини вскоре вернулись. Между ними шла Агнес фон Мённикхузен. На ней было длинное одеяние кающейся грешницы; лицо ее, со впалыми щеками и мутным взглядом, поражало своей бледностью. Свет, которого она была лишена долгое время, слепил ей глаза. При виде ее из груди гонца вырвался болезненный, гневный стон. Агнес задрожала. Взгляд ее, словно застыв, остановился на высокой фигуре гонца, кровь бросилась ей в лицо, она громко вскрикнула, пошатнулась и упала бы, если бы ее не поддержали монахини.

— Отведите ее обратно в келью, я все видела! — сказала аббатиса, не спускавшая глаз с Агнесс и гонца.

Остановитесь! — закричал гонец, преградив дорогу монахиням. — Что вы сделали с фрейлейн Агнес?

В этом я не обязана давать отчет слуге, — надменно и сурово заявила аббатиса. — Уведите ее!

Но гонец не давал монахиням двинуться с места.

— Раньше я должен добиться полной ясности! — крикнул он громовым голосом. — Агнес фон Мённикхузен, я спрашиваю именем вашего отца, почему на вас эти позорные одежды, почему вас держат здесь в заточении?

Прежде чем Агнес успела что-либо сказать, аббатиса громко ударила в ладоши. Дверь залы распахнулась, вошли шесть монастырских слуг, вооруженных длинными алебардами, и окружили гонца, который их даже едва ли заметил. Но тем яснее видела все это Агнес; в лице ее опять не было ни кровинки. Она с мольбой смотрела на посланца, и ее взгляд говорил: «Беги, Гавриил! Зачем ты губишь и себя, и меня?»

Я жду ответа, — сказал Гавриил спокойно. — Кто разрешил держать вас здесь в заточении, как преступницу, фрейлейн Агнес? Неужели таково желание вашего отца?

Я не знаю, — печально ответила Агнес. — Мой отец, видно, совсем меня покинул.

Это неправда, он зовет вас к себе. Согласны ли вы ехать со мной к отцу? На дворе нас ждет лошадь с санями.

В глазах Агнес сверкнул, как молния, радостный блеск и тотчас же угас.

Я с радостью поеду, если аббатиса разрешит, — сказала они тихо.

Вы слышите, аббатиса? — воскликнул Гавриил. — Фрейлейн Агнес доверяет мне, хочет со мной ехать. Почему же вы ей запрещаете? Помните, что времени у нас мало.

Кто ты такой, что осмеливаешься так нагло разговаривать со мною? — спросила аббатиса, сдвинув брови. — Я не верю, чтобы рыцарь фон Мённикхузен мог терпеть у себя на службе таких дерзких слуг. Как твое имя, молодой повеса?

Мое имя тут ни при чем, — сказал Гавриил резко, так как его терпение истощилось. — Вы видите, что фрейлейн Агнес меня знает и доверяет мне. Я в последний раз спрашиваю: согласны ли вы добром отпустить ее со мною?

— А если я не согласна, тогда что? — насмешливо спросила аббатиса.

Глаза Гавриила сверкнули гневом.

Тогда вы сами ответите за последствия вашего произвола. Я предупреждаю вас, аббатиса: не навлекайте страшную беду на себя и на эту тихую обитель!

Ты осмеливаешься еще угрожать мне, наглец! — побледнев от злобы, прошипела аббатиса. — Слуги, вяжите его!

Гавриил вдруг наклонился к дрожащей Агнес, шепнул ей на ухо: «Мужайся, я скоро вернусь!» — сильным ударом оттолкнул слугу, схватившего его за локоть, вырвал у него из рук алебарду и, размахивая ею над головой, закричал:

— Вы, негодяи, хотите схватить воина?

Не успели оцепеневшие от изумления слуги прийти в себя, как Гавриил исчез за дверью. Не оглядываясь, он промчался по длинному коридору, взобрался с верхней ступеньки лестницы на стену, спрыгнул оттуда с двухсаженной высоты вниз, вскочил в сани и исчез в темноте, так что высланные за ним в погоню слуги не смогли даже увидеть его.

Агнес, которую отвели обратно в келью, без сна ворочалась на своем жестком ложе. Тревога и отчаяние терзали ее сердце: она еще не знала, спасся Гавриил от своих преследователей или попал в их руки.

Спустя примерно час загремел замок в дверях кельи. Дверь отворилась, и вошла аббатиса, держа в левой руке подсвечник с горящей восковой свечой и плеть из нескольких бечевок. По лицу аббатисы было видно, что и она не сомкнула глаз. Она плотно прикрыла за собой дверь, поставила подсвечник в нишу стены и сказала Агнес, в удивлении поднявшейся с постели:

— Так это и есть твой возлюбленный?

Вся девичья гордость, все прежнее упрямство вдруг проснулись в сердце Агнес от этого издевательства.

— Это мой жених, я с ним помолвлена, — произнесла она спокойно.

— Прекрасный жених, нельзя не признаться, — с насмешкой сказала аббатиса. — И уже помолвлены? Разумеется, с согласия и благословения твоего отца?

Агнес не отвечала.

— Может быть, твой отец еще и не знает, что ему выпало такое счастье — стать тестем своего слуги или крепостного? Как он будет благодарить бога за то, что единственная дочь доставила ему такую радость! Здоровый, румяный молодчик — этот будущий зять Мённик-

хузена! И какой смелый, хитрый плут! Ведь он хотел просто выкрасть тебя из моих рук!

С уст аббатисы сорвался короткий, хриплый смешок.

— Быть может, ты теперь назовешь славное имя своего жениха?

Агнес продолжала молчать.

Я с горестью вижу, что ты все еще упрямишься, — сказала с достоинством аббатиса, качая головой. — Чем ты гордишься, девушка? Все еще надеешься на отца, который своей сумасшедшей нежностью слишком избаловал тебя, вырастил себе на беду? Так слушай же: твой отец теперь жалкий нищий, которого я впредь должна буду кормить из милости. Он проклинает и бранит тебя, ибо своим непослушанием ты повергла в бедствия и себя, и его. Если бы ты согласилась выйти замуж; за Рисбитера, твоему бедному отцу не пришлось бы теперь носить нищенскую суму. Несчастье и твои грехи помрачили его разум, он, может

быть, даже простил бы тебя, если бы ты подошла к нему со своими хитрыми кошачьими ласками. Но это не должно случиться, иначе не стало бы никакой справедливости в мире. Каждый из вас должен в одиночку нести кару за свои грехи. Его уже наказал бог, а тебя…

буду карать я. Ты теперь в полной моей власти, никакая сила не сможет вырвать тебя из моих рук.

Что ты хочешь со мной сделать? — холодно спросила Агнес.

Я хочу сломить твое страшное упорство, истерзать твое тело, очистить твою душу мучительным огнем покаяния. Сними с себя эту одежду!

Кровь бросилась в голову Агнес.

— Вспомни о том, что я не крепостная, я дочь Каспара фон Мённикхузена! — воскликнула она, сверкая глазами.

Тем хуже, если дочь рыцаря заслуживает наказания рабыни.

Я не позволю бить себя плетью!

Против этого есть средство. За дверью стоят двое слуг. Если ты будешь сопротивляться, я позову их сюда.

Агнес прижала ладони к глазам.

— Ради тебя, мой единственный Гавриил, я перенесу этот позор, — прошептала она неслышно. Затем она исполнила приказание.

— Стой на месте! — воскликнула аббатиса, ликуя.

Плеть просвистела в воздухе. Сперва аббатиса била медленно, смакуя каждый удар, с тайным злорадством разглядывая каждую ранку на белой, мягкой как шелк коже, жадным взором впиваясь в каждую каплю крови, — потом все быстрее и быстрее, словно ее возбуждала и опьяняла страстная жажда пыток и крови.[27]