Муж, которому жена дала наложницу, не имел права приводить в дом еще какую-либо женщину. Если же он это делал или если, взяв вторую жену, не заботился о первой, первая могла уйти из дома, забрав с собой все свое имущество и потребовав через суд компенсацию.

Как мы уже говорили, все дети имели право наследовать имущество после своих родителей, а родители могли лишить наследства кого-либо из детей, разумеется если для этого имелись веские причины. Между братьями нередко возникали конфликты из-за наследства, что нашло отражение в пословице «Братья в гневе уничтожили наследство отца».

Согласно старинному обычаю, принятому, например, у древних иудеев, сын мог при жизни отца потребовать выделения своей доли наследства. В этом случае в суде оформлялся соответствующий документ и сын уже не мог претендовать на участие в дележе отцовского наследства после смерти отца, даже если состояние отца в результате каких-то удачных сделок существенно увеличилось. Приданое матери после ее смерти также делилось между детьми.

Дочери, как правило, имели равные права наследования с сыновьями. Если девушка становилась жрицей, она получала свою часть наследства при жизни родителей.

Членами семьи являлись не только дети от законной жены, но и от наложницы, с той лишь разницей, что признание законных прав ребенка наложницы зависело от воли отца. Однако признание отцовства еще не ставило ребенка наложницы в равное положение с детьми законной жены. Что касается приемных детей, то закон стоял на страже их интересов. Усыновление, как мы уже говорили, было широко распространено в Шумере: в семью принимались и найденные дети, и дети, добровольно отданные бедняками. Составлявшийся в суде специальный документ гарантировал равные права приемного ребенка с остальными детьми в семье. Как рассказывает один из документов девятого года царствования Шу-Суэна, царский министр Ирнанна вел процесс по делу о девочке, которую «взял на воспитание» некий Акалла. Поскольку Акалла умер, обязанность заботиться о ребенке перешла к двум его дочерям. Однако те не пожелали выполнять свой долг. Родственники девочки подали жалобу в суд, и дочерям Акаллы пришлось заботиться о ребенке.

Приемный отец мог прогнать от себя усыновленного ребенка, но в этом случае последний имел право на часть движимого имущества отца. Если приемный сын отказывался от своего второго отца или, найдя настоящих родителей, пытался вернуться к ним, его клеймили и продавали в рабство.

Наряду с рассмотренными выше будничными, бытовыми, до некоторой степени формальными делами шумерские суды занимались и уголовными преступлениями: кражами, мошенничествами, убийствами. Обратимся к этой «изнанке жизни», отображенной в судебных документах, в особенности в тех, интерпретация которых в связи с хорошей сохранностью текста оставляет минимальные возможности для каких-либо сомнений.

Итак, на восьмом году правления царя Амар-Зуэна (2038 г. до н. э.) человек по имени

Наннакиага, сын Лугальадды, донес энси города… что его обворовали. Тот [энси] послал с ним Ур-Мами в качестве машкима. Наннакиага отвел его к тому человеку, которого он подозревал в совершенном преступлении. Однако не было установлено, что это именно он совершил кражу…

Как много интересной информации содержится уже в первых коротких фразах этого документа! Мы узнаём, что жалоба была подана непосредственно энси, что назначенный правителем машким сам вел следствие по этому делу, что следствие не обнаружило виновника кражи. В следующей, не приведенной здесь, сильно поврежденной части этой таблички говорится о том, что предполагаемый преступник предстал перед судом.

Трудно сказать, как обстояло дело в действительности: то ли машким при всем старании не сумел справиться со своей задачей, то ли обвинение было необоснованным. Текст второй половины таблички слишком поврежден, чтобы можно было строить какие-либо предположения. Мы помним, что машкимы выполняли функции судебных исполнителей, так сказать, «на общественных началах». Неудивительно, что ведение следствия могло представлять для них известные трудности. Не ставя под сомнение ни способностей, ни тем более честности Ур-Мами, мы тем не менее приведем протокол «процесса о ста восьмидесяти овцах», из которого следует, что в Шумере и среди машкимов встречались люди, нечистые на руку.

Это дело слушалось в городе Умма, на десятом месяце шестого года правления царя Шу-Суэна.

Некий Наба требовал, чтобы человек по имени Сула-лум вернул ему овец – предмет их длительного спора. В этой распре судебным исполнителем был некий Тура-мили. Дело еще не было решено, когда Наба умер. Через какое-то время его сын подал жалобу губернатору, требуя, чтобы ему вернули отцовскую отару. Энси поручил ведение следствия другому. В ходе следствия Сулалум хитрил, утверждал, будто овец было не сто восемьдесят, а всего тридцать и что их куда-то угнал пастух. Вскоре выяснилось, что пятнадцати овцам «было позволено уйти» в отару Турамили. Последний же заявил, что эти овцы были его собственностью и что он только поручил Сулалуму пасти их. По-видимому, на этом следствие закончилось, и машким передал дело в суд. Свидетели, вызванные в суд в соответствии с шумерской судебной процедурой, дали показания, противоречившие и тому, что говорил Сулалум, и тому, что утверждал Турамили. По их словам, овцы принадлежали Набе.

Показания свидетелей подтвердили не только вину Су-лалума, но и вину Турамили, который еще при жизни Набы был посредником в этом споре. Судебное разбирательство установило, что машким Турамили подкуплен Сулалумом. Дальнейший текст поврежден, и приговор суда нам неизвестен. Несомненно одно: суд прежде всего определил меру наказания машкиму Турамили. Ему пришлось вернуть взятку в троекратном размере. Кому был вручен этот штраф, к сожалению, неизвестно.

Судебные протоколы из Лагаша рассказывают о процессах, связанных с кражей крупного рогатого скота, овец, а также различного имущества. Сохранился даже документ, рассказывающий о судебном разбирательстве по делу о краже лука. Все эти документы проливают свет не только на особенности шумерского судопроизводства, но и на повседневную жизнь и заботы древних шумеров. Шумерские юридические документы, как и другие письменные источники, рассказывают о том, что составляло богатство шумерского земледельца или скотовода, какие сельскохозяйственные культуры выращивали древние шумеры и какими владели профессиями. Возьмем для примера машкимов. На основании судебных протоколов установлено более десяти профессий, представители которых могли быть назначены маш-кимами. В их числе писцы, глашатаи, надсмотрщики, воины, музыканты, царские гонцы, виночерпии, носители трона божества и др. Судебные документы больше, чем какие-либо другие тексты, дают возможность судить о существовавших в Шумере социальных отношениях.

Не будем приписывать всем машкимам то, что мы узнали о продажном судебном исполнителе Турамили. Это лишь мелкий штрих, характеризующий обычаи древнего Шумера и показывающий несовершенство человеческой природы. Значительно более интересные и важные данные о том далеком времени мы находим в других судебных документах, в тех, где речь идет о положении рабов в Шумере. Прежде чем мы перейдем к судебным протоколам, которые можно объединить под общим названием «дела о непризнании принадлежности раба его хозяину» – а дела эти заслуживают особого внимания, – обратимся к документу, к сожалению неполному, касающемуся «процесса о краже одежды»:

Дитилла. Лухувава, рабыня Ур-Бабы, лекаря, украла платье Бази, сына Шешшеш, однако потом вернула. «Лу-гальдурду, раб Бази, дал мне его», – сказала она. В том, что [он] не давал ей платье, Лугальдурду присягнул в храме Нинмара. Лухувава была отдана Базе, сыну Шешшеш, в качестве рабыни. Сигтуртур, жена Ур-Бабы, лекаря, и Гуахуш, [его] сын, находились и том месте, где был оглашен приговор [и где] была принесена присяга.

Содержание сохранившейся части этого документа не требует особых пояснений. Дело относилось к числу самых простых. Следует отметить любопытную деталь: рабыня была отдана пострадавшему в качестве компенсации. Очевидно, в Шумере хозяин нес ответственность за проступки своих рабов. Интересно и то, что при разборе дела в суде присутствовали члены семьи владельца обвиняемой. Их присутствие, коль скоро этот факт отмечен в протоколе, по-видимому, объяснялось не простым любопытством. К сожалению, на основе одного этого документа трудно установить, как именно отвечали хозяева за проступки своих рабов.