— Все может быть, — сказал я.

— Он говорит, им нужен вожак, кто-нибудь, на кого потом свалить вину.

— Так сказать, козел отпущения?

— Да, он говорит, без этого невозможно. Хорошее ли, плохое люди затевают, им нужен кто-то, на кого можно в случае чего свалить вину, без этого они никуда…

— Иногда без главаря дело просто не ладится.

— Это одно и то же, — возразил он. — А в опасном деле так без него вовсе не обойтись.

Мы продолжали свой путь. Чтобы не отставать от меня, Джойсу приходилось чуть ли не бежать. Наконец я спросил:

— Значит, мистер Дэвис считает, что вожака у нас нет?

— Да. Потому-то он и думает, что они будут ждать. Я поразмыслил и понял, что он прав. В этом была наша слабина: мы ждали кого-то, а кого, сами не знали. Бартлет, правда, произнес зажигательную речь, но на речах далеко не уедешь. Мур был единственным человеком, который мог повести нас за собой, но Мур никогда бы не согласился.

— В общем-то, он недалек от истины, — сказал я.

— Только бы нам разыскать Ризли, — сказал Джойс, — прежде чем они найдут кого-то.

Мы прошли дом, обнесенный белым частоколом, и еще один, где во дворе цвели четыре куста сирени. Их благоухание казалось каким-то неуместным, словно бы отвлекало нас от дела более важного.

— А знаешь, — решил я подразнить его, — по-моему, Дэвис не так уж хочет, чтобы этих угонщиков изловили. Тебе не кажется, что, по его мнению, закон тоже не без изъяна?

Тут он наконец посмотрел мне прямо в лицо, и я понял, почему Дэвис не прочь с ним поговорить. Он был прыщав, узкоплеч и нескладен, но глаза смотрели совсем не по-мальчишески.

— Может, и так, — сказал он, — и, может, он прав. Может, и лучше им уйти бы от погони, — и запальчиво прибавил: — И все оттого, что он добрый.

— Ну, еще бы. Доброта — это похвально.

— Но он не позволил бы им уйти, — с досадой продолжал Джойс, — и хотел бы, а не позволил, будь у него малейшая уверенность, что им дадут шанс оправдаться!

— Ну, еще бы, — повторил я. И спросил: — А ты как? Поедешь, если мы соберем уполномоченный отряд?

Он снова посмотрел себе под ноги и сглотнул.

— Если он захочет, чтобы я ехал, то поеду. Не хочется мне, — прибавил он внезапно, — но, наверное, это мой долг.

— Ну, еще бы! — снова произнес я, лишь бы что-нибудь сказать.

— Вот здесь! — сказал Джойс, указывая на противоположную сторону улицы. Я отшвырнул сигарету.

Дом судьи Тайлера оказался кирпичным, с мезонином; крыша была из дранки, выложенной узором, со слуховыми окнами. Дом, трехэтажный, с двухъярусной верандой, с высокими узкими окнами, украшенными каменными наличниками, представлялся непропорционально высоким и узким. Таким было и крыльцо, которое вело к парадной двери. Перед домом был разбит газон и росли кусты сирени, а на заднем плане виднелся длинный белый каретник с конюшней. Дом был совсем новый, и кирпич выглядел очень красным, а веранды и оконные наличники очень белыми. И казался он еще выше и уже от того, что вокруг не было больших деревьев — только саженцы пирамидальных тополей в два человеческих роста торчали вдоль всей выездной аллеи. По замыслу он скорей всего должен был стоять на бойкой улице большого города, зажатый между двумя другими домами и вынужденный тянуться ввысь, не имея возможности развиваться вширь. От этого он выглядел еще нелепее, чем другие дома того же образца: ведь стоял-то он в сельской местности, где почти все строения в один этаж, а места сколько угодно. Поселившись на краю городка, судья мог при желании рассматривать всю долину как свой задний двор. В просветы между саженцами виднелась юго-западная часть ее и горы в снежных шапках.

Я невольно подивился, откуда у судьи взялись деньги на такой дом. Кирпич не только в наших палестинах влетал в копеечку. Хотя и то сказать, он вел дела и в других краях, а с тяжб горно-обогатительных и гидрологических компаний ему время от времени доставался хороший куш.

На веранде, заметная издалека, висела большая черная доска, на которой золотыми буквами было выведено имя судьи и его звание. У входной двери был приделан затейливый звонок с шишкой вместо кольца.

— Соскреби грязь с подошв, положи шляпу на согнутый локоть и поправь парик, — сказал я Джойсу, когда мы поднимались на крыльцо. Он болезненно усмехнулся в ответ.

Я потянул за шишку; оказалось, что звонок и правда присоединен к чему-то. Далеко в глубине дома раздалось негромкое мелодичное позвякивание, которое продолжалось и после того, как я отпустил шишку. Где-то внутри отворилась и затворилась дверь, послышались неторопливые тяжелые шаги. Затем дверь распахнулась и перед нами. За ней стояла высокая плотная женщина с длинным желтым недоверчивым лицом, в золотых очках, чепце с оборкой и лиловом платье с пышнейшими рукавами и широченной юбкой. Возможно, мы оторвали ее от какого-то занятия, во всяком случае, держала она себя так, будто мы явились с единственным намерением линчевать судью. Она стояла в дверном проеме, уперев руки в бока, чтобы не дать никому протиснуться в дом мимо нее, и уставив тяжелый взгляд на мой пояс с кобурами и кожаные штаны.

— Ну? — осведомилась она.

Я решил, что вежливость никогда не помешает, и снял шляпу.

— Скажите, хозяйка, судья дома?

— Дома.

Я ждал продолжения, но его не последовало.

— Нельзя ли нам его видеть?

— По делу?

Я начал немного раздражаться.

— Нет, мы просто заглянули на чашку чая.

— Гм, — она ничуть не смягчилась.

— Мистер Дэвис послал нас, хозяйка, — пояснил Джойс. — Очень важное дело. Судья должен об этом знать…

— Мистер Дэвис, говоришь? — сказала она. — Это другое дело. Только сейчас не приемные часы.

Я сделал было шаг.

— Здесь подождете, — сказала она. — Я спрошу судью, примет ли он вас. Как твоя фамилия? — обратилась она вдруг ко мне.

Она не спеша, торжественно даже, прошла шагов пять по темному, застланному красным ковром холлу и отрывисто постучала в дверь, все время через плечо поглядывая на нас.

— Войдите, войдите! — прозвучал оттуда густой бас, будто там только и дожидались в радостном нетерпении этого стука. Она еще раз на нас взглянула, вошла и плотно затворила за собой дверь. Никаких секретов нам знать не было положено.

— Это что, его жена? — спросил я.

— Его жена умерла еще до того, как я приехал сюда. Она его экономка, миссис Ларч.

— И давно она у него?

— Не знаю. Наверное, с тех пор, как жена умерла.

— Ну, теперь мне понятно, почему судья иной раз сам ничего решить не может.

Джойс опять словно бы нехотя усмехнулся. Все-таки я немного его приручил.

Дверь кабинета снова отворилась, и на пороге возникла миссис Ларч. Прикрыв дверь, она двинулась на нас. Однако, на этот раз, приблизившись, оставила достаточную щель, чтобы мы протиснулись в холл.

— Проходите! — распорядилась она.

— А шерифа тут нет? — спросил я.

Она закрыла входную дверь у нас за спиной, и мы оказались заключенными вместе с ней в сумраке, освещенном лишь слабым мерцанием круглой красной керосиновой лампы, свисавшей с потолка.

— Нет, нету, — сказала она и торжественно поплыла в глубь дома.

Джойс бросил на меня робкий взгляд и поспешил за ней.

— Миссис Ларч…

Она остановилась, повернулась через левое плечо и встала к нему лицом.

— Вы не знаете, миссис Ларч, где он сейчас? Я о шерифе…

— Нет, не знаю. — Она поплыла вперед.

После этого мне ничего не оставалось, как постучать в дверь кабинета. Шляпу я на всякий случай не надел.

Джойс шептал мне, что мы должны найти шерифа во что бы то ни стало.

Тот же густой бас произнес:

— Войдите, войдите! — А когда мы переступили порог комнаты, пророкотал: — А-а, Крофт! Ну, как обстоят дела в вашей лесной глуши?

— Да, пожалуй, неплохо.

Здесь же они обстояли из рук вон плохо. Судья выглядел как всегда — большой и тучный, в черном сюртуке и белой рубашке с высоким крахмальным воротничком; бледное одутловатое лицо, набегающие на воротничок складки жира, карие глаза навыкате, рот каких-то женских очертаний, с толстой и отвисшей нижней губой, как у людей, которые много говорят, не подумавши. Он поднялся из-за стоявшей в углу конторки, в которой стояли рядами на полках толстые светло-коричневые тома с красными наклейками, совсем на вид новенькие, и пошел навстречу с протянутой рукой, с таким видом, будто оказывает нам большую милость. Судья никогда не упускал случая обласкать кого-нибудь. Вот только беда: Ризли в кабинете не было, зато был Мэйпс. Сидел у самой двери, откинувшись вместе со стулом к стене. Сомбреро, пояс с кобурами и куртка висели на крючках над его головой.