Но если в ней сознанье угадало
Хоть уголек горячий и живой,
Ты подними ее над головой,
Чтобы ее, как факел, раздувало.
11
Чтобы ее, как факел, раздувало,
Ту истину, которая в тебе,
Не опускай тяжелого забрала,
Летя навстречу буре и борьбе.
Тлен не растлил, и сила не сломала.
И медлит та, с косою на горбе.
Хвала, осанна, ода, гимн судьбе —
Ты жив и зряч, ни много и ни мало!
С тобой деревья, небо над тобой.
Когда же сердце переполнит боль,
Оно взорвется ярко, как фугас.
Возможность эту помни и держи,
Для этого от сытости и лжи
Хранится в сердце мужества запас.
12
Хранится в сердце мужества запас,
Как раньше порох в крепости хранили,
Как провиант от сырости и гнили,
Как на морском суденышке компас.
Пускай в деревьях соки отбродили,
Пусть летний полдень засуху припас,
Пусть осень дышит холодом на нас
И журавли над нами оттрубили,
Пусть на дворе по-зимнему темно,
Согреет кровь старинное вино,
Уздечкой звякнет старенький пегас.
Придут друзья — обрадуемся встрече,
На стол поставим пушкинские свечи,
Чтоб свет во тьме, как прежде, не погас!
13
Чтоб свет во тьме, как прежде, не погас.
Да разве свет когда-нибудь погаснет?!
Костром горит, окном манит в ненастье,
В словах сквозит и светится из глаз.
Пустые толки, домыслы и басни,
Что можно, глыбой мрака навалясь,
Идущий день отсрочить хоть на час,
Нет ничего смешнее и напрасней!
А мрак ползет. То атомный распад.
То душ распад. То твист, а то поп-арт.
Приоритет не духа, а металла.
Но под пустой и жалкой суетой
Он жив, огонь поэзии святой,
И тьма его, как прежде, не объяла.
14
И тьма его, как прежде, не объяла,
Мой незаметный, робкий огонек.
Несу его то бодро, то устало,
То обогрет людьми, то одинок.
Уже не мало сердце отстучало,
Исписан и исчеркан весь листок,
Ошибок — воз, но этот путь жесток,
И ничего нельзя начать сначала.
Не изорвать в сердцах черновика,
Не исправима каждая строка,
Не истребима каждая черта.
С рассветом в путь, в привычную дорогу.
Ну а пока дописан, слава богу,
Венок сонетов — давняя мечта.
15
Венок сонетов — давняя мечта,
Вершина формы строгой и чеканной,
Когда невыносима суета,
К тебе я обращаюсь в день туманный.
О, белизна бумажного листа!
Она источник жажды окаянной,
Манящий образ женщины желанной,
В ночи осенней яркая звезда!
Себя другим в угоду не иначь.
Души от ветра времени не прячь,
Чтобы ее, как факел, раздувало
Хранится в сердце мужества запас.
И свет во тьме, как прежде, не погас,
И тьма его, как прежде, не объяла!
ГРУЗИЯ
(Венок сонетов)
1
О Грузии слагаю свой сонет.
За ледяными глыбами Кавказа,
Укрыта им от холода и сглаза
Страна, что вся похожа на букет.
Но почему никто еще ни разу
Не написал другой ее портрет?
Воспеты розы, вина, свадьбы, сазы —
Полдневный труд под солнцем не воспет,
В раю, увы, не райская работа.
На бронзе капли бронзового пота,
И у лопаты бронзов черенок.
Но мы в саду. Хозяева нам рады.
И цвет и плод возделанного сада
Пускай украсят бедность этих строк.
2
Пускай украсят бедность этих строк
Вершины снежной лунное свеченье,
Арагвы синей шумное теченье,
Во тьме Дарьяла бешеный поток,
Воды сквозь камень тихое точенье,
На черной пашне розы лепесток
И — в книге перевернутый листок —
Старинных башен дремлющее бденье.
Остатки битв: и меч, и шлем, и щит
До наших дней земля в себе хранит
И помнит все от плена до побед.
Она и тех времен не позабыла,
Когда святая Нина исходила
Ее простор от Вардзии до Млет.
3
Ее простор от Вардзии до Млет.
От алазанских струй и до Колхиды,
Да не узнает горестей и бед,
Не понесет урона и обиды.
Родства дороже не было и нет,
Любовный гимн звучит — не панихида,
Где на горе прославленной Давида
Хранит могила верности обет.
Здесь Пушкин строфы звучные читал,
Шумя крылами, Демон пролетал
И в крепком замке Мцыри изнемог,
Там, где в струи Арагвы и Куры
Глядятся склоны каменной горы
и древний Джвари — каменный цветок.
4
И древний Джвари — каменный цветок,
И рядом Мцхета — древняя столица,
Дошли до нас, чтоб каждый видеть мог
Всю красоту в одной ее крупице.
Суровость, нежность, слезы и восторг
Нашли себе и форму и границы,
Когда, как в сказке, мастера десница
Соединила Запад и Восток.
В ущельях темных, в зелени долины
То целый храм, то жалкие руины
Тех золотых, величественных лет.
Когда судьба так много обещала,
Когда царица взоры обращала
К тебе, Шота, блистательный поэт.
5
К тебе, Шота, блистательный поэт,
Пришла сегодня слава, слава, слава.
Ты на груди грузинской — амулет,
Ты светлый камень — Грузия оправа.
Так от звезды доходит давний свет,
Так древний дуб стоит среди дубравы.
«Прекрасное должно быть величаво» —
Ты разгадал поэзии секрет.
Она — в пустыне чистая вода,
Она — огонь среди снегов и льда,
Среди базара — царственный чертог.
На свет ее сквозь дождь и темноту,
На зов ее сквозь ложь и немоту
Я прихожу, как путник на порог.
6
Я прихожу, как путник на порог,
К тебе, Григол, Ираклий и Отари,
Карло, Фридон, Иосиф и Нодари,
И вылетает пробка в потолок.
Наш тамада, как водится, в ударе,
Ковер стола просторен и широк,
По кругу ходит полновесный рог,
На скатерть льется красное маджари.
Легко-легко хмелеет голова,
Легко приходят нужные слова,
И тост звенит, как вскинутый клинок.
За матерей. За мужество. За встречу!
Сердца друзей открытыми я встречу
Здесь после всех скитаний и дорог.
7
Здесь после всех скитаний и дорог
Был даже Демон снова очарован
И, красотой грузинки околдован,
Гранит слезой раскаянья прожег.
Да, этот край для радости дарован.
