— Нет, — пожала плечами Перлова. — Понятия не имею, первый раз слышу.

В столовой Карпухин и Гиперборейский, он же Покуянцев, громко выясняли отношения:

— Нет, вы ответьте мне, уважаемый, — почему вы зажали полторы тысячи, предназначенные для оплаты спиритического сеанса? — надсаживал грудь спирит.

— Будь вы действительно медиум, — парировал Карпухин, — вы бы вызвали духов погибших и те бы назвали своего убийцу. Тогда вам никаких денег не жалко было! А вы просто дешевый шарлатан и жулик!

— Это не входило в обязательство! — Покуянцев был вне себя. — Я вам не сыскной агент, наподобие Кулагина, и не подряжался разыскивать убийц! Я артист!

— В том-то и дело, — щелкнул языком Карпухин и, повернувшись, увидел нас с Перловой, входящих в столовую. — О! Милые дамы, а мы тут заждались с г-ном Гиперборейским. Все остальные уже откушали и поднялись к себе.

— А где Федор Богданович? — спросила я.

— Его Антип в деревню повез, людей расспрашивать. К ночи обещал вернуться.

Перлова налила себе чаю из полуостывшего самовара и стала вполголоса беседовать с магом-авантюристом, а ко мне подсел Карпухин:

— Как мне будет одиноко, когда вы покинете этот постылый дом и уедете к себе. Милая Полина, не мучьте меня, позвольте навестить вашу скромную обитель сегодня ночью. Смотрите, как Перлова с дружком уговариваются — любо-дорого глядеть. А мы с вами так и должны коротать время в холодных постелях в разных концах дома. Ведь человек треть своей жизни проводит в ней — это скорбные часы! Сжальтесь надо мной! Я изнываю от любви к вам!

— От похоти вы изнываете, Иннокентий Мефодьевич, — строго ответила я ему, но вновь невольно залюбовалась его римским профилем. — Треть, говорите, проводите? А мне видится, как остальные две трети жизни вы пытаетесь туда кого-либо затащить. Это у вас вечерние страдания, перед холодной постелью. Попросите у Анфисы грелку, согреетесь, заснете и проснетесь утром, как огурчик. Подите, не доводите меня до греха.

— Именно этого мне и надобно, Полина, — жарко зашептал он мне на ухо. Я побоялась, что Перлова с Гиперборейским услышат, но они были заняты друг другом и не обращали на нас никакого внимания, тем более что нас разделял пузатый самовар. — Греха, сладостного и опаленного страстью. Я же вижу, вы страстная женщина и безмерно одинокая. Так почему бы мне не подарить вам мгновенья, утоляющие жажду тела? Только откликнитесь на мой зов, и вам не о чем будет сожалеть! Полина, несравненная…

— Уймитесь, г-н Карпухин, — я встала со стула, но мои ноги предательски задрожали. Тело не слушалось меня. Разум твердил: «Бежать, скрыться, запереть дверь и не пускать никого. Карпухин — такой же подозреваемый в убийстве, как и Гиперборейский, Пурикордов и остальные», но безвольные ноги не желали убегать от опасности, а в глубине, под сердцем, разливалась теплая тягучая истома.

Чтобы только сбросить с себя это животное наваждение, я отвернулась от него и обратилась к Перловой:

— Ангелина Михайловна, вы идете к себе?

— Да-да, милая, — она встала и промокнула губы салфеткой. Потом обернулась и многозначительно посмотрела на спирита, от чего тот легонько кивнул головой в знак согласия.

Мы с Перловой поднимались по лестнице, и вдруг она схватилась за голову и болезненно застонала.

— Что с вами? — забеспокоилась я.

— Мигреневые боли, — чуть застонав, ответила она. — Мне нужна моя нюхательная соль, а она у меня в комнате.

— Я вам дам свою, заходите.

Мы зашли в комнату, я зажгла лампу и отыскала в дорожной сумке соль. Ангелина Михайловна открыла флакон и с жадностью стала нюхать попеременно закрывая то одну, то другую ноздрю. Сделав несколько энергичных вздохов, она отдала мне флакон.

— Благодарю вас, Аполлинария Лазаревна, — церемонно произнесла она. — Скажите, а кто живет в той комнате, что рядом с вашей?

— Косарева, — ответила я.

— Ах да, помню, а то я совсем из-за головной боли перестала различать, где право, а где лево. Помню, в прошлый раз, когда мне нужно было о чем-то спросить Елену Глебовну, меня Мамонов любезно согласился отвести к ней, — Перлова встала и направилась к двери.

— Да, Мамонов, — машинально ответила я, и тут у меня в памяти всплыли слова «А как прикажете называть молодого человека, оказавшегося в постели девушки, да еще в дезабилье? Попросту говоря, без штанов!» — Постойте, Ангелина Михайловна, а откуда вам было известно, что Мамонов лежал в Ольгиной постели только в верхней рубашке? Ведь он был укрыт одеялом.

Не надо было мне задавать этот вопрос. Всегда я говорю быстрее, чем думаю!

И тут страшная догадка взорвалась у меня в мозгу. Это она убила всех! Перлова! Дочка той самой роковой дамы, втершейся в доверие к матери Косаревой, после визита которой пропали драгоценные письма, а сама матушка скончалась от неизвестной болезни.

Смертельный ужас охватил меня, я ахнула и отступила на шаг, прижав руку ко рту, а Перлова обернулась, спокойно произнесла «Прознала, значит», и вдруг, словно дикая кошка, прыгнула на меня. Я упала и увлекла ее за собой.

Мы покатились по ковру, сплетенные в яростном объятье. У преступницы были такие сильные руки, что я ничего не могла поделать против нее — она рвалась к моей шее, а я отчаянно сопротивлясь. Как мне мешал проклятый турнюр! Она, одетая в просторную юбку, использовала и руки, и ноги, чтобы добить меня, а я могла лишь отбиваться коленями, сомкнутыми вместе.

Я слабела: чувствовала, что меня хватит ненадолго, но не отпускала убийцу. В схватке наши тела ударились об стол, он покачнулся и на меня упал тот самый нож для разрезания писем, которым не удалось воспользоваться в библиотеке. Почему я, неряха, когда вернулась, не убрала его в ящик комода, а оставила на столе?!

Перлова схватила нож, ее глаза засветились безумным блеском, она занесла руку надо мной, но я заорала: «Нож тупой!». Это на мгновение сбило ее с толку, я ухитрилась и пощекотала ей подмышку, она дернулась, выпустила нож, который я успела подхватить, и, повернувшись, оказаться на ней.

Но я не знала, что с ней делать! Не резать же ее, в самом деле? Она почувствовала мое колебание, схватила нож за лезвие и вырвала его у меня. Мы опять покатились по полу. Казалось, что та, у кого находился нож, получала преимущество, но я решительно этому воспротивилась.

Через несколько секунд она уже сидела верхом на мне. Одной рукой она зажала мне рот, чтобы крики не разбудили соседей, а другой поднесла нож к моей шее. «Я тебя зарежу, тварь, — прошипела она, а глаза-изюминки сузились в ниточки, — не посмотрю, что нож тупой».

Силы были на исходе, я приготовилась к самому худшему. Но тут тихонько приотворилась дверь и в комнату со словами «Голубушка, а вот и я. Не прогневаешься?» на цыпочках вошел Карпухин. В руках он держал бутылку вина из запасов Иловайского. Перлова невольно обернулась, и тут я закричала: «Бей!».

Молодой человек не растерялся и мигом приложился бутылкой ко лбу моей ненавистной наездницы. Осколки стекла разлетелись по комнате, я была залита вином с ног до головы, а Перлова обмякла и рухнула на меня.

— Помогите выбраться… — прохрипела я, выглядывая из-под ее тела. Карпухин подскочил, схватил ее и оттащил в сторону. — Спасибо!.. Как вы вовремя!

— Что это было, Полина? Она — извращенка, поклонница Сапфо и маркиза де Сада? Хотела склонить тебя к сожительству?

— Да что с вами, Иннокентий? — возмутилась я. — Вы что, не поняли, что это убийца?! Она убила всех, а я узнала, и поэтому чуть было не стала ее очередной жертвой!

— Не может быть! — как-то по-бабьи ахнул он. — Неужели она?! Но почему? В чем причина?

— Понятия не имею… Надо позвать Кулагина — пусть сам разбирается.

— Я же говорил вам, что его нет. И еще не приехал. — Карпухин посмотрел по сторонам и вздохнул: — Жаль-то как! Такое вино пропало. Специально за ним в подвал лазил, порадовать вас хотел.

Перлова зашевелилась и издала протяжный стон, я отпрянула.

— С ней надо что-то делать, — сказала я. — Не дай Господь, придет в себя, еще кинется на нас.