Литмир - Электронная Библиотека

Расскажу тебе презабавный анекдот, случившийся со мной третьего дня: мой дальний родственник, провинциальный помещик из медвежьего угла, оказался впервые в Москве и нанес мне визит. Я пригласил его сесть и чин-чином завел беседу. Спрашиваю: „Где вы, Савва Михайлович, уже успели побывать?“. Он мне: „У его сиятельства, графа*** обедал“. „И как вам показался обед?“, — интересуюсь. „Обед — выше всяких похвал, — отвечает, — да вот пунш в конце подали: вода водой, только лимон и плавает. Небось, кухарка-чухонка пожалела рому и жженого сахару добавить“. Ты не представляешь, как я хохотал! Ведь мой провинциал залпом осушил теплую воду для полоскания рук!

Ну, развеселил я тебя?

Большое спасибо за стихотворения, что ты мне прислал. Я выбрал нижеследующее, и у меня уже готова мелодия для него:

Мой ангел, горней высоты
Зачем оставила обитель?
Зачем нежнейшие персты
Украсил перстнем Вседержитель?
О, тайна света, талисман
кресту подобен не случайно.
Ужель увижу сквозь туман,
твои черты, вздохнув печально?…[46]

Надеюсь, получится прелестный романс, который прославит как автора стихов, так и музыки. Вяземский намедни тоже дал мне слова, но я попросил его выбрать те, что полегче — чтобы мыслей было раз-два и обчелся. Очень трудно мысли на музыку класть — не укладываются, канальи.

Что же касаемо дела, о котором ты упомянул в своем письме, то я тебя понимаю, и С. Волконский сделал все, что мог, уговаривая тебя. Однако в совете решили, что твое призвание — творчество, и тебя попросту оставили в покое. Ссылка твоя красноречиво показывает, на каком ты положении у властителей, и решено его не усугублять. Исполнение возложено на меня, Касьян мне отдал искомое. Я должен буду передать послание и реликвию русского Гамлета к М.М.С., а он уже найдет оказию доставить ее государю.

В столице ожидаются перемены, братья постоянно докладывают об изменении настроения двора и волнении в военных поселениях. Как бы не опоздать и не упустить благоприятный момент.

Письмо послано не по почте, его передаст тебе наш брат, верный человек, собирающийся в Тверь по служебной надобности.

Остаюсь, всецело полагаясь на твою благоразумность.

Твой Михаил.

8 октября 1825 г.»

Глава седьмая

…Вчера видел я Сперанского, Карамзиных, Жуковского, Вьельгорского, Вяземского — все тебе кланяются…

(Из письма А.С. Пушкина Н.Н. Пушкиной. Около (не позднее) 29 мая 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод)
* * *

Долго я сидела, задумавшись. Судя по дате письма, оно было написано незадолго до декабрьского восстания на Сенатской площади. Выражение «в столице ожидаются перемены» прямо намекает на переворот, который подготавливали декабристы с целью свержения законного царя. Постоянно упоминающиеся «братья» — либо монахи, либо масоны. Скорее масоны, так как монахи живут в монастырях, а здесь разговор идет о светском обществе.

Интересно, что хотел Волконский от Пушкина, настойчиво того уговаривая? Не иначе стать декабристом и активно выступить вместе со всеми. Но как? Пушкин в ссылке, и до Санкт-Петербурга ему не добраться, он был бы остановлен на первой же заставе. Видимо, ложа сначала послала Волконского, а когда тот вернулся с неудачей, то совет решил не настаивать и оставить гения в покое. За что им моя личная признательность.

Опять упоминается реликвия. Действительно ли это тот эмалевый крест, который сейчас в руках у Кулагина? Склоняюсь к мысли, что нет, на реликвию он не похож, на нем нет ни одного драгоценного камня. Скорее это просто орден, но достаточно редкий и малоизвестный, петелька для ленты или цепочки говорит сама за себя.

Интересно, что это за буквы М.М.С.?

Я заглянула в карту ложи и начала ее внимательно разглядывать. И мне повезло: инициалы сенешаля министра М.М. Сперанского точь-в-точь подходили. Значит, Вьельгорский должен был передать Сперанскому, масону, чином повыше него, некую реликвию, которую он, в свою очередь, получил от Касьяна. Скорее всего это Кассиан Шпицберг, дом которого купил Иловайский.

У меня возник еще один вопрос: передал ли Вьельгорский Сперанскому реликвию? Если передал, то интересно, что это такое, а если нет, то почему не передал, куда она исчезла и где ее искать? В том, что она была в доме, я сильно сомневалась — вполне достаточно и одного тайника. Хотя все могло быть.

Уж не помню, сколько я так просидела, сумерничая и не зажигая лампы, размышляя о «делах давно минувших дней». Наконец, встала и вышла из комнаты, не обращая внимания на предостережения Кулагина: сам он неизвестно где, а людям свойственно иногда посещать столовые и ужинать.

По пути вниз я решила заглянуть в туалетную комнату. Дверь была заперта, и мне ничего не оставалось, как постучать.

Замок щелкнул, на пороге показалась Перлова, поправляя волосы.

— А… Это вы, Полина, — любезно произнесла она, — заходите.

Я вошла. Перлова причесывалась перед зеркалом, волосы ее были густы и волнисты.

— У вас прекрасные волосы, — похвалила я.

— Да, — улыбнулась она. — У нас в роду у всех женщин такие волосы: и у матери, и у бабки. И не седели они до самой старости.

— Вам очень повезло… — поддержала я ничего не значащий разговор и направилась к умывальнику. Перлова за соседним умывальником споласкивала щетку. Она сняла с себя верхнюю кофту с длинными рукавами, и я заметила у нее на предплечье родимое пятно странной формы, своим видом напоминающее перевернутую лошадиную голову. Из пятна росли три жестких волоска.

Она заметила, что я невежливо уставилась на пятно, схватила кофту и принялась быстро ее на себя натягивать. Я очнулась:

— Ой, простите меня, Ангелина Михайловна, — извинилась я, — кажется, я забылась.

— Ничего, ничего, — второпях ответила она. — Я уже привыкла. Это пятно притягивает взгляды всех, кто его видит. Поэтому мне приходится прятать его под длинными рукавами.

— Это не так страшно, — решилась я ее успокоить. — Все-таки не на лице.

И поняла, что сморозила глупость. Мне было не по себе от пронзительного взгляда ее глаз-изюминок, но она не сделала мне ничего плохого, и поэтому, обидев ее, я старалась загладить свою вину.

— Я пою цыганские романсы, — печально сказала она. — А сценические наряды таковы, что открывают и руки, и плечи, и грудь. Так что шаль — это постоянная деталь моего туалета. Даже зимой, в платье с длинными рукавами, я не расстаюсь с ней. Привыкла…

Она сняла с вешалки шаль и накинула ее себе на плечи.

— Кажется, недавно я то ли слышала о таком пятне, то ли видела нечто подобное, — с сомнением в голосе произнесла я. — Только не помню у кого. И тоже на руке.

— Как интересно! — воскликнула Перлова. — Неужели на белом свете есть еще человек с подобным знаком? Говорят, что те, у кого на теле есть одинаковые метки — близнецы или родственники. А мне так хотелось бы иметь брата или сестру — я единственная дочь у своей матушки.

Мы вышли из туалетной комнаты и направились по коридору в столовую.

— И как? — спросила она меня заинтересованно, — вы вспомнили?

— Представьте себе, да! — воскликнула я, радуясь тому, что так могу скрасить свою бестактность. — Мне рассказывала Елена Глебовна, что когда она была маленькой, то играла на монастырском дворе с девочкой. Так у той было точно такое же пятно. Дай Бог памяти, как же ее звали? Так… Нет, ее не помню, а вот ее мать звали госпожой Рицос Камиллой Аркадьевной. Наверное, греческое имя. Вам оно ни о чем не говорит?

вернуться

46

Из ненайденных стихов А.С. Пушкина.

46
{"b":"118878","o":1}