— Чаши души, твоя и моя — равнозначны. Мы несем ответственность за убийцу и за смерть парня…, — начал было я.

— Как бы не так, — прервал меня Ред. — Нас не было в туалете, когда удавили Крейла.

— Причиной преступления стало сексуальное расстройство, — настаивал я. — Когда мы вмешались, эти гуманоиды собирались пожениться.

— Если у Нессера было расстройство, то ему следовало, как любому нормальному парню, писать на стенках туалета грязные слова. Джек, посмотри на это дело так: нам обоим нужна эта казнь, чтобы преподать урок закона и порядка, а для тебя это еще и редкостный благоприятный случай. Как только Нессера осудят, он станет более восприимчивым и постарается позаботиться о спасении души, как никогда прежде. А какой звездой в твоем венце станет то, что первый преступник на Харлече станет также и первым обращенным в веру на планете. Расскажи ему об ангелах в раю, если он сексуально расстроен, но не вдавайся в подробности. Подумай, каким примером он станет для твоего движения, показав, что даже самому ничтожному из харлечиан не отказано в божественном милосердии.

Его энтузиазм захватывал бы, если бы не одна загвоздка.

— Не представляю себе этого парня первым христианским мучеником, — сказал я. — Он же публично объявленный негодяй без всяких угрызений совести. Он даже просил тебя отрежиссировать показ экзекуции по телевидению.

Ред снова собрал карты и начал их тасовать.

— Ну, это не такая уж плохая идея. Включим это как приманку для обращения в христианство. Это будет очень драматическая сцена: Нессер, медленно взбирающийся на виселицу, и ты — рядом с ним, с Библией в руке, в черных одеждах; и медленно и монотонно напевающий "Те деум"…

— Я не пою "Те Деумы".

Ред погладил ладонью стол и задумчиво потрогал подбородок.

— Итак, у Иисуса была рыжая борода… Слушай, Джек, а какие у парня плечи?

— Ред, не распнешь же ты этого парня на кресте?

— А что? Это придало бы пьесе штрихи реализма О'Хары, — ухмыльнулся он.

— Будь посерьезней, — сказал я. — Меня не интересует драматургия, и я не хочу, чтобы мальчик умер. Я хочу, чтобы ты подал просьбу о помиловании, так как ты — единственный мастер обмана на этой планете, который может вытащить из лап смерти этого парнишку.

— Не был ли Нессер студентом курса по религии-1?

— Да, он проявлял поверхностный интерес к религии. Он был прислужником у алтаря во время моего бракосочетания.

— О, я помню его. Он что — душевнобольной?

— Юридически — нет. Он сошел со сцены из-за преступления.

— Я учил его заповедям, — вздохнул Ред. — Нет, Джек, я не могу защищать этого парня.

— Я не прошу тебя защищать его. Он сознался в преступлении… Я хочу, чтобы ты убедил Рено в том, что Нессера не надо вешать.

Ред на минутку задумался.

— Хорошо. Я буду защищать парня за вознаграждение.

— За какое?

— Ты сыграешь Иисуса и позволишь Каре сыграть Марию Магдалину.

— Ред, это против моих принципов — играть Иисуса.

— А против моих принципов — защищать парня, нарушившего мои заповеди. Меняемся: принципы — за принципы.

— Не меняю золото на свинец, — сказал я, вставая. — Продолжай свое картежное плутовство.

Когда я повернулся и проходил через дверь, Ред бросил мне вдогонку:

— Подумай же, Джек, и обсуди это с Карой.

Когда я пришел домой, Кара на кухне готовила суфле. Услышав, как открывается дверь, она прибежала встретить меня в библиотеке и я обнимал ее до тех пор, пока подошвы ее ног не начали ласкать мои лодыжки. Только тогда я отпустил ее.

— Ты взволнован, муж мой?

— Это опять Ред, Кара, — я повел ее в кухню, взяв за руку. — Этот пройдоха смущает меня.

Кара придвинула мой стул к столу и налила мне пива.

— Расскажи мне, Джек. Долг жены — ублаготворять любимого мужа.

— Когда Ред и я были соседями по комнате в Мэндэне, наши личностные характеристики были подобраны компьютером, — начал я. — Нам полагалось иметь иметь индивидуальные, но равноценные характеристики, не допускающие ссор. Такая подборка предполагала, что мы не будем действовать друг другу на нервы во время долгого полета, когда окажемся предоставленными самим себе. Иначе у кого-нибудь из нас могла развиться мания преследования, форма космического безумия, когда человек охотится на своего спутника и убивает его. Ред и я были отобраны компьютером, но по временам я думаю, что это — ошибка компьютера.

— Тебе не нравится Ред? — в ее голосе слышалось изумление.

— Конечно же, он мне нравится, но иногда это требует усилий. Я ходил и просил его стать адвокатом Нессера. Это человеческое требование по человеческим побуждениям, разве не так?

— Да, Джек. Ты благороден.

— Что же делает Ред? Он подбирает исполнителей для Пасхального представления. Ему нужен исполнитель на роль Иисуса, который смог бы нести крест и отрастить бороду. И вот он пытается заманить на эту роль меня. Он знает, что нужен мне для защиты Нессера, и потому умасливает меня сыграть Иисуса… И даже добавил прекрасную роль для тебя. Он знал, что ты понравилась мне в роли ангела в рождественской инсценировке. Кстати, он притворялся, что поражен моим сходством с Иисусом. Но ведь никто не знает, как выглядел Иисус!

— А какую роль он предлагает мне?

— Блондинки Марии Магдалины. Воображаешь!? Предполагается, что она танцовщица, которая с первого взгляда так была захвачена Иисусом, что немедленно пускается в пляс. Но послушай еще вот что, Кара. Онхочег провести сцену распятия Христа на поверхности. И мне предполагается волочить крест всю дорогу до вершины холма во время сезона равноденственных штормов.

— Электрические грозы непостоянны на весеннем небе, — сказала Кара, — а в роли Марии Магдалины я была бы рядом с тобой и предупредила бы тебя о приближении грозы. Тогда ведь ты смог добежать до убежища. Я думаю, тебе следует сыграть роль героя пьесы.

— Кара, я недостаточно достоин этой роли.

— Ты вполне достоин играть эту роль. Джек, а вот я недостойна играть Марию Магдалину. Посмотри, как я танцую шимми!

Она затанцевала.

— Кара, прекрати! Это непристойно!

Она остановилась, согнулась под углом девяносто градусов, оперлась локтями о стол и, уткнувшись подбородком в ладони, спросила:

— Но интересно?

— Да, — вынужден был согласиться я.

— Из тебя получился бы чудесный Иисус, — сказала она, — а если бы ты сумел сделать такое же лицо, когда я танцевала шимми, ты отлично справился бы со сценой агонии.

— Кара, я не буду играть Иисуса в пасхальном безрассудстве Реда. Этот человек родился с чувством непочтительности. А ты не будешь играть Марию Магдалину в качестве похотливой танцовщицы. Реду хотелось бы, чтобы я взошел на Голгофу, танцуя кекуок.[115]

— А что такое кекуок?

— Медленный шимми… и со свободными движениям бедер.

— Мой дорогой муж, Джек, ты же сам говорил мне не принимать игру на сцене слишком серьезно. А сейчас ты сам воспринимаешь это слишком серьезно.

— Дело касается души, дорогая.

Кара немедленно вспыхнула, ее глаза загорелись гневом:

— Как только ты не можешь чего-то объяснить, ты каркаешь «душа»! Пока ты не объяснишь мне, почему не хочешь играть Иисуса и не позволяешь мне играть Марию Магдалину — я для тебя не шевельну даже мизинцем.

Вот тут-то я мгновенно постиг природу предвзятости Реда к блондинкам, но сдержал свой гнев.

— Моя концепция в том, что все, что касается Христа — неприкосновенно.

— Тогда выступи со своей концепцией перед планетой и завербуй себе приверженцев. Тогда Ред охладеет к своей пьесе. Или ты предоставишь эту задачу каким-то язычникам с Харлеча, из-за того, что в тебе нет мужества христианина? Или ты боишься электрических гроз больше, чем ваши предки львов Нерона?

В ее рассуждениях что-то было и я вынужден был отступить.

— Ладно, я подумаю об этом после ужина.