Глава тринадцатая
Фрик читал рапорт, когда я влетел к нему, и его лицо было белее, чем мое.
— Фрик, как комиссару, мне не хотелось бы использовать незаконное влияние, но этот рапорт должен быть уничтожен.
— Джек, этот рапорт был уничтожен раньше, чем был написан, но не из уважения к вам, а в целях защиты университета. Вы нужны нам как комиссар. Но не рапорт волнует меня. Мы собирались подготовить вам железобетонное алиби… Слушайте: вы пришли сюда полчаса назад и пошли к Нессеру. Кстати, он о вас спрашивал. Все это время вы давали ему духовное утешение. Я подделал дежурный журнал, чтобы все соответствовало.
— Но зачем алиби, если ты уничтожил рапорт?
— Тамара. Она — больтунья и непременно проговорится. Нет, не Каре. На это у нее хватит рассудка. Но среди женщин пойдут сплетни. Мы подготовили вам прикрытие, чтобы превратить сплетни в ложь.
— Фрик, я сделаю так, как ты наметил, но и ты не будь в заблуждении. Я невиновен. Я даже думал подать на нее в суд за изнасилование.
— Я-то поверю, Джек, но не судья. Изнасилование — одно из правонарушений, которым никакая особь женского пола не может предаться, не оставив вещественных доказательств… Позвони Каре. Скажи ей, что ты поймал Нессера на уловках, а я честно верю, что так и было. Говори спокойно, естественно и затем иди к Нессеру.
Спокойные нотки в голосе Кары уверили меня, что все будет хорошо, и я успокоился, когда она фыркнула по поводу моей задержки с возвращением домой.
— Что, алабамцы всегда борются за проигранное дело?
— Но, дорогая, я же духовный советник парня.
— Этот парень не нуждается в духовном советнике, — бросила она. — Ему нужна ножовка и поездка на другой континент без возвращения обратно.
Нессер расхаживал по камере, когда я пришел к нему. Лицо у него осунулось, но в глазах была решимость.
— Проповедник Джек, я размышлял о христианстве. Так как Декан деканов умер за мои грехи, я не хочу умереть, не оплатив долги. Но вы не прояснили одну тему. Это касается ангелов, о которых вы говорили. Хороши ли они в половом сношении?
После события с Тамарой мне легче было вести с ним торговлю.
Спокойно, но твердо я ответил:
— Половые сношения в Раю отсутствуют.
— Хорошо, — сказал он. — Тогда окрести меня.
— Значит, ты подразумеваешь, Нессер, что в Раю ты не захочешь сношений?
— Более, чем уверен, Джек. Мое тело ведь останется здесь. Иначе, я предпочел бы Ад.
Пользуясь оловянной кружкой в качестве чаши, я покропил парня и провозгласил его первым обращенным на Харлече. Я ушел в изумлении, оставив его стоять на коленях, и вернулся в участок. Дежурному я сказал:
— Позвони телекомментатору и скажи ему, что сегодня Нессер, "харлечианский висельник" был помазан в христианскую веру учителем Джеком и его душа теперь готова к Раю… И забери его чашку.
Если бы я поторопился, то опоздал бы домой всего лишь на несколько минут, но я шел не спеша, чтобы побыть некоторое время наедине со своими мыслями. Мое телесообщение поможет развеять то недоброжелательство, которое Бубо создал вокруг меня по поводу приговора, вынесенного Нессеру, а обращение Нессера станет важной победой над силами зла. Обращение послужит темой завтрашней проповеди "Контратака на силы зла".
К тому времени, как я пришел домой, первые телесообщения уже прошли и Кара поздравила меня.
— Ну, теперь ты посвятишь мне больше своего времени, а Бубо укоротит свои руки.
— Да, — ответил я, садясь на диван рядом с ней, — а как ты чувствуешь себя?
— Немного раздутой, — улыбнулась она, — а так — все хорошо.
— Ты продержишься еще неделю?
— Я могу сдерживаться восемьдесят часов.
Кара не поняла сути моего вопроса. На Харлече мужская особь, ответственная за беременность, редко интересовалась условиями женщин и их самочувствием, и для Кары было внове встретить мужчину, ответственного за ее самочувствие, вплоть до сочувствия ее утренней болезненности. Деторождение на Харлече трактовалось столь же легковесно, как и само зачатие.
— Мамочка, ты чувствуешь, как бьется ребенок? — спросил я. Мои приставания иногда доставляют ей удовольствие, иногда же чем-то ее задевали; сегодня это ее задело:
— Если это дитя забьется, у мамы появится новый объект забот.
— Дай мне знать, если я понадоблюсь тебе, — сказал я. — А я пойду готовить завтрашнюю проповедь.
— Ну, конечно же, сегодня ты мне не понадобишься. — улыбнулась она, пошлепав себя по животу.
Когда поздним вечером я растянулся на постели рядом с Карой, повторяя в уме уже написанную проповедь, меня внезапно озарило, что я совершенно забыл о Тамаре. В самом деле, я напрочь забыл об этой женщине.
Утром меня разбудил телефон. Я мягко скатился с постели и взял трубку в библиотеке, заметив, что на поверхности было восемь часов.
— Учитель Джек слушает.
— Джек, это Фрик. Десять минут назад в камере повесился Нессер. Он оставил для тебя записку, в которой объясняет, что уходит раньше срока, потому что нет смысла задерживать рейс.
— Куда он направился?
— На Небеса. Он свил веревку из своей туники… Джек, эта затея с Раем дурно пахнет с точки зрения принуждения законными методами…
— Оставь теологию, Фрик. Где тело?
— Взято криогениками для использования.
— Позвони в морг и попроси главного анатома подержать тело целым до моего прихода. Затем позвони в больницу, пусть пришлют через двадцать минут к моей квартире носилки и доставят мою жену в морг.
— Она мертва, Джек?
— Нет, она жива. Направляйся к моргу и возьми с собой восемь патрульных и одного сержанта. Будь в полной форме и надень эполеты.
— Что будет, Джек?
— Нессер умер христианином и я собираюсь отслужить заупокойную службу. Я хочу, чтобы ты тоже присутствовал.
— Есть, Джек.
Ред был еще у себя дома, когда я, наконец, дозвонился к нему. Он одобрил заупокойную службу, как проявление студенческой солидарности и пример земной симпатии.
— Я приду туда с Рено и отрядом центурионов.
Я повесил трубку и вернулся в спальню. Моя суета разбудила Кару и она сонно спросила:
— Что-нибудь случилось, дорогой? — Да, случилось. Повесился Нессер.
— Ох! Тебе приготовить завтрак или ты поешь в столовой?
— Только не сейчас, дорогая. Мне нужно пойти помолиться на похоронах парня.
— Зачем?
— Я — пастор этого парня. И я хочу, чтобы ты тоже присутствовала, как жена пастора.
— В качестве действующего лица?
— В качестве действующего лица я бы тебя не звал, в виду твоего положения. Но в качестве жены священника, согласно ритуалу, тебе положено присутствовать.
— Конечно же, Джек. Мне нравятся земные ритуалы.
— Это печальная церемония, любимая. У тебя есть черная туника и вуаль?
— Вуаль?
— Ну да. Такая сеточка.
— Здесь нет ни одной. А на лососевой ферме — сотни…
— Ладно, тогда придумай что-нибудь по части черной туники. Я покидаю тебя, чтобы сделать нужные приготовления, но пришлю за тобой носилки. Они прибудут через двадцать минут и отвезут тебя в морг.
— Я предпочла бы пойти в морг пешком.
— Но это же ради твоего здоровья, дорогая.
— Хорошо, мой любимый муж. Но предупреди, чтобы меня высадили снаружи хранилища.
— Предупрежу, дорогая.
Я отправился прямо в морг и перед смотровым окном установил аналой, который я намеревался использовать как кафедру. Я вкратце объяснил главному анатому цель моего визита. Он вошел в хранилище и распорядился подкатить операционный стол с Нессером к смотровому окну. По моему предложению, главный анатом выстроил своих четырех помощников в ряд за телом Нессера, словно пажей, поддерживающих мантию. В своих черных термических скафандрах они были немного похожи на вампиров, но их вид был весьма эффектен.
По разговорной трубе распорядитель сказал мне:
— Я могу дать вам двадцать минут, учитель Джек.