– Нет, но я уверена, что он согласится.

– Не хочу, чтобы меня сочли бессердечным, но он совершил ошибку, оставив девочку в Гран-Сангре. Гасиендадо никогда не примут ее за свою. Если она получит образование и ее воспитают как креолку, что с ней будет, когда она достигнет брачного возраста?

Тревога старика выглядела вполне искренней.

Мерседес ничего не могла противопоставить его логичным прогнозам, так как знала, что он прав. Но ей по-прежнему не давал покоя голосок одинокой девочки: «Я только хочу научиться читать»…

– Пока она будет расти, мы как-нибудь разберемся в ситуации. Лусеро предпочел взять ее в свой дом, попросил называть его «папой». Ей будет позволено со временем пользоваться всеми преимуществами, которые дает человеку принадлежность к семье Альварадо, – вступила в спор со священником Мерседес.

– У нее не будет этих преимуществ, – мягко напомнил он ей.

– Я слышала, что есть закон, разрешающий отцу дать свою фамилию внебрачному ребенку, – с надеждой в голосе настаивала Мерседес.

– В случае, если нет законных наследников мужского пола… но для девочки… это было почти невозможно даже в обычные времена, а время, в котором мы с вами живем, донья Мерседес, не назовешь обычным.

Испугавшись, что разговор затянулся и уводит ее от цели прихода к падре, она прямиком спросила:

– Вы согласны заниматься с ней?

Его плечи поникли.

– Приводите ко мне Розалию утром, как только она позавтракает, и мы начнем. Молю Бога, что она окажется более податливой ученицей, чем ее папаша.

Мерседес праздновала победу.

Все последующие дни Мерседес проводила в полях. Лупе водила Розалию на уроки к отцу Сальвадору. В полдень Мерседес заезжала домой для краткой трапезы, а после забирала Розалию с собой на берег реки, где пеоны воплощали в жизнь, с мотыгами и лопатами в руках, ее грандиозный замысел по орошению посевов в Гран-Сангре. Постоянный товарищ девочки по играм, пес Буффон, начал поглядывать на Мерседес с ревностью.

– Когда вернется мой папа? Он сказал Ангелине, что сегодня, а его до сих пор нет, – волновалась Розалия.

– Когда вакеро уезжают так далеко, никто не знает, когда они вернутся. Запомни, Гран-Сангре занимает площадь в четыре миллиона акров.

Глаза девочки расширились. Она попыталась представить себе, что это значит, но не смогла. Поэтому она вернулась к прежнему разговору.

– Я очень скучаю по нему. Вы тоже?

Мерседес поспешно оглянулась – не слышит ли кто-нибудь, о чем они говорят. Разумеется, она не могла никому признаться, что почти потеряла сон и аппетит из-за долгого отсутствия Лусеро. Впрочем, с его возвращением в жизни Мерседес ничего бы не изменилось. Он вряд ли позовет ее снова в свою постель и, конечно, будет ждать от нее первого шага. В конце концов, она обязана исполнить свой долг перед славным семейством. Альварадо должны получить наследника.

До нее доходили рассказы вакеро о бессчетных часах, которые проводил он в седле, о том, как он исхудал и устал. Она как бы сама видела кровоточащие следы грубых веревок на его содранных ладонях, царапины и синяки на лице, припорошенном серо-желтой пылью. Найти и заарканить одичавший рогатый скот на бескрайних просторах, собрать его в стада и загнать в узкие ущелья было делом адской трудности. Но если его планы увенчаются успехом, гасиенда умножит во много раз поголовье скота и табуны верховых лошадей, что составляло когда-то основу богатства Гран-Сангре.

Если б ее собственный проект удался хотя бы наполовину! В дурном настроении обследовала она оросительную канаву. Изможденные жарой работники прокопали только тридцать ярдов за последние несколько дней, и это стоило им нечеловеческого труда. Жара высасывала все жизненные соки из людей, пересохшая почва затвердела, но все-таки желание продолжать работу у пеонов не пропало.

Они продвинулись бы гораздо дальше, если б не гигантские кактусы, росшие в единственной низкой ложбине в холмистой гряде, разделяющей речное русло и засеянные поля. Утыканные колючками, мясистые, на удивление жесткие стволы и мощные, разветвленные корневые системы рассекались ударами мачете. После многочасовых сражений тела пеонов покрывались порезами и ссадинами. На запах крови слетались полчища мух. В таком жарком климате постоянно существовала опасность эпидемии.

«Все посевы умрут до того, как мы дадим им воду», – в отчаянии подумала Мерседес, глядя на безоблачное, слепящее полуденное небо. Тут она ощутила вибрацию земли под ногами и лишь через минуту-две разглядела тучи пыли, поднятые в воздух приближающимися всадниками.

– Дон Лусеро! – закричали самые глазастые из пеонов, узнав чудесного жеребца, на котором выезжал хозяин поместья.

Розалия присоединилась к работникам, которые, побросав свои мотыги, устремились навстречу молодому господину. Его жена осталась стоять в одиночестве на внезапно опустевшей площадке.

Лусеро подхватил дочь на руки и покружил ее под радостные приветственные возгласы работников и лай Буффона. Спешившись, он шутливо поборолся с громадным псом, и Мерседес в который раз задалась вопросом, как могла произойти такая перемена в отношениях человека и животного. Розалия хлопала в ладоши, смеялась, глядя на их возню, и готова была сама принять участие в веселой кутерьме.

«Он все время доказывает мне, что способен быть хорошим отцом», – подумала Мерседес с некоторым раздражением. Кто мог вообразить себе, что Лусеро Альварадо будет играть с ребенком и читать ему на ночь сказки? И как уживается в одной телесной оболочке благостный папаша с опасным разъяренным зверем, ломающим в пьяном угаре все, что стоит на пути?

Муж что-то прошептал на ушко Розалии, и веселая троица разделилась. Девочка и собака остались на речном берегу, где всадники поили лошадей, а мужчина направился к Мерседес. Он был так прокален солнцем, что, казалось, только вылез из пламени очага, и пропылен, как будто его принес сюда пыльный вихрь. Патронные ленты перекрещивали его могучую грудь, рубашка под ними совсем расползлась от пота.

На лице его не было никакого выражения, когда он произнес:

– Привет, Мерседес.

Николас выжидал, понимая, что все вокруг внимательно наблюдают за ними и так же, как он, гадают, как она поведет себя.

Горло и рот ее давно пересохли, голос не подчинялся ей. От него веяло опасностью. Он был спокоен, но мог вот-вот взорваться, как тогда ночью перед запертой на засов дверью в ее спальню. Вероятно, ей надо быть с ним более приветливой.

Еле ворочая пересохшим языком, она произнесла скрипуче:

– Ты надолго задержался, Лусеро. По тебе скучали.

«Как ловко она вышла из положения. Неизвестно, кто скучал».

Он усмехнулся иронически:

– Все, кроме моей супруги, я так полагаю. Может, она понадеялась, что я вообще не вернусь.

– Она этого не отрицает.

Ник расхохотался, шагнул вперед. Он сделал вдруг молниеносное движение, и его рука обхватила ее талию. Он с такой силой прижал Мерседес к себе, что она больно ударилась о патронные ленты на его груди.

– Я работаю на публику, – шепнул Ник, нагнулся и соединил свои губы с ее губами.