— Душой. Он говорил, молился, я вникал. И понял. Для этого совсем не надо знать язык, достаточно чувствовать сердцем.

— И твое сердце поведало тебе, что короновать надо тебя, а не Менелика? И что тогда будет с нашей колонией? Ты понимаешь, что ставишь под удар сотни наших людей?

— Отдав Менелику корону, я ставлю под удар миллионы моих людей, потому что они будут вынуждены законно подчиниться узурпатору! — Малькамо сделал ударение на слове «моих».

— Я вынуждена передать наш разговор Аршинову, — я поднялась с камня.

— Подожди, — он схватил меня за руку, — ты что, подумала, что я хочу короноваться?

— А что еще прикажешь думать? — возразила я.

— Ты не так поняла, Полин! — Малькамо умоляюще посмотрел на меня и молитвенно сложил ладони. — Да, я не хочу отдавать корону Менелику, но и короноваться, чтобы стать негусом, мне тоже не надо.

— Тогда чего ты хочешь?

— Корону надо вернуть на ее законное место — в Аксум. Она должна лежать возле священного ковчега, увезенного Менеликом Первым из Иерусалима. И вот когда рубины упокоятся на своем законном месте, вот тогда пусть Менелик едет туда и коронуется. Ты пойми, я не против него, несмотря на то, что он хотел меня повесить. Менелик — сильный отважный негус, он борется с захватчиками-итальянцами, и вполне способен освободить нашу страну от иноземцев. Но только в одном случае: когда все будет по закону! А если мы неизвестно откуда привезем ему корону, не только он, но и остальные могут поверить, что корона поддельная. И тогда пошатнется его власть, положение, я уж не говорю о том, что ждет нас. Ведь вы же рассчитывали на то, что он обласкает вас и одарит почестями. Даст разрешение на существование колонии. Верно?

— Да, — кивнула я, завороженная его рассуждениями.

— Вы рассуждаете, как истинные европейцы: подарок — услуга. А у нас не так. А вдруг вы подменили рубины? Вдруг вы хотите не того, что просите, а совсем другого? Ведь не зря у нас дьявол белокожий. Теперь понятно?

— Понятно. И что теперь?

— То, что посоветовал мне Автоном: рубины должны лежать в Аксуме, возле Ковчега Завета. А уж потом пусть Менелик сам разбирается, ехать ему в Аксум или нет.

— И об этом надо сказать Аршинову.

— Он не согласится. Ведь это отдалит получение разрешения на существование колонии.

— Подожди… А как Менелик узнает, что рубины, хранящиеся в Аксуме, настоящие? Ведь кто может поручиться, что мы не подменили корону?

— Я могу доказать.

— Как?

— Полин, я не хочу сейчас говорить об этом. Это семейная тайна, переходящая в нашем роду из поколения в поколение. Лишь могу сказать, что доказать подлинность рубинов можно только рядом с Ковчегом. И если я это сделаю, то Менелик уже не сможет возражать и отдаст вам права на колонию. Теперь понятно, почему нужно, чтобы рубины оказались рядом с ковчегом?

— Теперь понятно. Пойдем спать, а завтра расскажем участникам экспедиции. Утро вечера мудренее.

— Что?

— Пошли спать, мой принц. Поздно уже.

* * *

Утром позавтракали остывшей крокодилятиной. Когда все насытились, я попросила внимания:

— Друзья мои, хочу с вами посоветоваться…

И я рассказала то, что слышала от Малькамо. Известие о том, что вместо того, чтобы возвращаться на юг, в Аддис-Абебу к Менелику и на этом закончить наше путешествие, мы должны продвигаться на север, охваченный войной и голодом, повергла всех в уныние. Колонисты предвкушали уже завершение тягостного пути, и вот, все их надежды обратились в прах.

— Полин, ты очень хорошо описала, почему Менелик может заподозрить нас в подделке рубинов, — сказал Аршинов. — Мне непонятно другое: как мы докажем, что они настоящие?

— Пусть это вам расскажет Малькамо, — ответила я.

Все обернулись и посмотрели на юношу. Тот сидел, опустив голову и сжав кулаки.

— Поверьте мне, — взмолился он. — Мне дано право доказать это, но я боюсь, ибо никто не знает, что может произойти.

— Послушайте, наш юный друг, — веско произнес Головнин, — вам не пристало сомневаться в нашем участии к вам. Почему же вы скрываете от нас вашу тайну?

— Может, мы сможем чем-нибудь помочь? — добавил Нестеров.

— Вам туда нельзя, — пробормотал Малькамо. — Монахи убивают каждого, кто приблизится к святыне.

— И тебя? — ужаснулась я.

— Меня могут пощадить, ведь я потомок царя Соломона и у меня в руках корона царицы Савской. Но я и в этом не уверен…

— Расскажи нам, что это за Аксум и как туда попасть, — предложил юноше Аршинов, видя, что он в совершенном отчаянии. Я облегченно вздохнула: руководитель экспедиции уже не был настроен так категорически против, как в начале беседы.

По словам Малькамо, Аксум находится в провинции Тигре, а западу от Адуа. Точно так же, как Реймс был местом коронации французских королей, в Аксуме короновались абиссинские негусы. Город пережил и эпоху расцвета, и столетия забвения. Аксум полтора тысячелетия назад соперничал с Византией по своей мощи и красоте. Аксумиты жили богато и счастливо. Находясь на перекрестке торговых путей по Красному морю и Восточной Африке, они торговали слоновой костью, леопардами, золотом и изумрудами, пряностями и парчой. Процветала работорговля. В городе строили огромные стеллы-обелиски, возвеличивающие аксумских царей и святыни города. Надписи были сделаны на древне-эфиопском языке геэз, греческом и сабейском.

Чем же был так привлекателен город? Почему в него стремились люди, селились в нем, работали, не покладая рук, и разносили славу о нем по всему миру?

Дело в том, что сын Соломона Менелик, укравший Ковчег Завета, спрятал его в Аксуме, и с тех пор значимость города возросла невероятно.

Почему Менелик совершил это преступление? Так он отплатил за доброту отца, принявшего его со всеми подобающими почестями?

Менелик долго жил у царя Соломона. Он видел, как царь все более и более идет на поводу у своих многочисленных жен-язычниц, позволяет строительство капищ для того, чтобы они могли молиться своим богам. Ведь написано в Библии: "Тогда построил Соломон капище Хамосу, мерзости Моавитской, на горе, которая пред Иерусалимом, и Молоху, мерзости Аммонитской".[67] Все видел Менелик, и сердце его сжималось от страха и боли за священную реликвию. Поэтому он и решил украсть ковчег, перенести в безопасное место, чтобы не осквернили его язычники.

Менелик, с помощью верных друзей — юношей из богатых иудейских домов, украл ковчег, в котором хранились золотой сосуд с манной небесной, жезл Ааронов и две скрижали с десятью заповедями. Сам ковчег, вытесанный из дерева гофер,[68] длиной был два с половиной локтя, высотой и шириной по полтора локтя, и покрыт внутри и снаружи тонким листовым золотом. Венчала сооружение крышка из чистого золота с фигурками двух херувимов на ней.

Это описание прочитал Малькамо в священной книге эфиопов "Кебра Негест".[69] Полны восхищения слова о ковчеге: "Его вид подобен яшмовому камню, от которого исходит свет и серебряный блеск. При взгляде на него чувства мешаются, а глаза отказываются верить чуду Божьему, представленному перед тобой".

С огромными трудностями и препятствиями вывез Менелик ковчег в Эфиопию. А когда добрался до Аксума, то повелел выстроить часовню с подземным хранилищем, поставить туда ковчег и приставить к нему хранителя-отшельника. Этот хранитель не имеет права покидать ковчег ни на минуту — он живет там, в хранилище, но даже ему нельзя поднимать покров, которым накрыт священный символ. Покров этот тяжелый, сплетен из кольчужных колец и полностью закрывает ковчег.

Раз в год, во время праздника Тимката[70] выходят из аксумской церкви православные эфиопские священники в белых одеждах, расшитых золотом и выносят на толстых кедровых брусьях тщательно укутанный ковчег. Он очень тяжелый, поэтому его несут от двенадцати до шестнадцати священников. На время праздника поверх обычных покрывал накидывают разноцветные бархатные и парчовые, расшитые местными искусницами. Священников сопровождают люди с тимпанами и трещотками — они поют псалмы и приплясывают. По краям процессии вышагивает почетный караул, вооруженный саблями и копьями. Монахи несут таботы[71] — доски с эфиопским крестом посредине. Женщины выкрикивают слова радости и разбрасывают цветы под ноги процессии…