— Не знаю. Надеюсь сейчас узнать, — кровь пульсировала в ушах, отдаваясь по всему телу неприятной слабостью и желанием упасть и просто лежать, не шевелясь, даже не существуя в мире, где возможно подобное.
— С одного ребенка я после Выброса по два-пять артефактов имею, каждый из которых мои люди за заставами продают за сто пятьдесят — двести тридцать тысяч. Прикинул навар? Ну как, впечатляет? Пятнадцать — двадцать пять тысяч процентов чистого навара. Как тебе такая накруточка?
— Хорошая накруточка. И главное — чистая математика. Только числа, цифры, статистика. Не поверишь, Торгаш, а ведь я считал себя жестоким и бесчеловечным.
— Так ты такой и есть. Почти как я. Потому и хочу, чтобы ты рядом был. Ну как, согласен пойти ко мне? Все что захочешь, будешь иметь здесь. А когда уйдешь из Зоны — еще больше.
— Можно подумать?
— Думай, конечно. Пару минут. А мне пока ответь — как же ты сумел себе отряд собрать такой, с каким по следу моему шел? Уж я и наемников подсылал, и цепочку ведущую ко мне обрубал, и петлял, и путал. А ведь все равно дошли! И ведь не просто дошли, красиво дошли! Не один десяток моих людей положили, про мутантов я вообще молчу. Вот даже мне интересно стало, сколько же ты заплатил своим людям, что они подыхали за тебя? Я ведь все знаю. И как с гранатами в толпу кидались, и огонь на себя брали, и погоню за собой уводили. Как же ты сумел купить их? Какие золотые горы за все это пообещал? Я вот вроде и плачу бабки бешенные, не скуплюсь, а такой верности купить не смог.
— Я тоже не смог купить. Да и не пытался, — губы растянулись в бледном подобии улыбки. — Я дал им кое-что дороже чем деньги. Неизмеримо дороже и желаннее.
— Что же? — Торгаш невольно сделал полшага вперед, настолько желая узнать тайну странного сталкера.
— Идею. Человеку очень тяжело жить без идеи. А когда он слишком долго живет без неё, он готов ухватиться за любую. Тем более — за достойную идею. Которая позволит жить или хотя бы погибнуть, как человеку, а не жадной, грязной, вечно пытающейся урвать кусок пожирнее, крысе!
— Ты… ты не заговаривайся мне тут! — Торгаш будто получил пощечину, заикнулся и отступил на пару шагов. — Тут мои люди вокруг, а никак не твои. Скажу — в дуршлаг за полсекунды тебя…
— И что? Я ведь потеряю совсем немного. Всего лишь жизнь. А вы, когда придет время — все что имеете. Свою жалкую, трусливую жизнь. Которая ни черта не стоит, если не заполнить её действительно достойным содержимым. Она как бутылка… — Немо замолчал, невольно улыбаясь, вспоминая Фашиста, который первым осознал, что бутылку можно наполнить различным содержимым. Потом на ум пришел Перун, тоже вовремя сумевший понять это. Затем мысль просто перепрыгнула на подарок Перуна, сейчас уютно лежавший за пазухой, давно позабытый во внутреннем кармане куртки.
Словно подсказывая или помогая ему, в комнату ворвался грохот стрельбы и нечеловеческий вопль боли, будто кого-то живьем разрывают на куски десятки жадных пастей. Охрана Торгаша невольно перевела взгляд на окно, за которым, видимо, и разыгрывалась жутковатая картина. Лишь на полсекунды они выпустили Немо из поля зрения глаз и автоматов. Но этого времени сталкеру хватило…
Рука молниеносно нырнула под куртку. Пальцы впились в тонкую ткань, под которым чувствовался тёплый, крепкий как рукопожатие старого друга, артефакт. Не тратя времени, Немо просто вырвал Печку из-за пазухи вместе с карманом. Руки взлетели над головой, поднимая артефакт как можно выше и резко метнулись вниз, вкладывая всю мощь перетружденных мышц, и швыряя Рубин в пол.
Ноги среагировали словно сами по себе, пружиной вышвыривая сталкера в окно. Нестерпимый жар успел опалить руки, лицо и даже забрался под свободные штаны, сжигая волосы на ногах.
„Градусов четыреста-пятьсот, не меньше“, — как-то мимоходом пришло в голову сталкера, когда он падал на прохладную, все ещё влажную от утреннего тумана землю.
Он врезался в сочную, росистую траву, оглушенный истеричным визгом в комнате. Мощнейшие бронежилеты не спасли людей Торгаша от страшного жара, волной прошедшего по комнате, когда Печка разлетелась на десятки осколков, высвобождая колоссальнейшее количество энергии.
Секунду он лежал, уткнувшись ошпаренным лицом и ладонями в холодную зелень, слушая завывания из здания. Они ещё были живы. Но хоть жар, мгновенно сжегший кожу, испепеливший одежду и даже немного оплавивший сталь оружия, тут же почти испарился, шансов с такими ранами у них не оставалось никаких.
Вдруг Немо разобрал за хором воя и криков более близкий стон. Слегка повернув голову, он увидел Торгаша.
Он тоже каким-то чудом успел выскочить в окно и упал всего в паре метров от Винтореза и рюкзака, которые оставил Немо, входя в здание. Но тогда, ещё семь-восемь минут назад там не было аномалии. А теперь — была. Опровергая незыблемое правило, что аномалии появляются только после Выброса, эта аномалия появилась будто самовольно.
И теперь Торгаш лежал в ней, едва находя в себе силы, чтобы просто стонать. Даже Немо, знавший об аномалиях больше, чем кто-либо, впервые увидел такую аномалию. Больше всего она походила на слабую смесь Жарки и Воронки. Но обычная Жарка сжигает любого попавшего в неё за считанные секунды, оставляя обугленный скелет. Воронка мгновенно расплющивает неаккуратного сталкера, попавшего в эту страшную зону повышенной гравитации. А эта аномалия довольствовалась тем, что просто придавила свою жертву так, что она не могла двинуть ни рукой, ни ногой. И медленно сжигало неподвижное тело.
Немо видел, как загорелась одежда Торгаша, сгорая до последнего клочка всего за двадцать-тридцать секунд. Кожа на лице, руках, а потом и на всем теле, быстро покраснела, затем стала коричневой, стягиваясь и лопаясь, как земля на месте лужи, после недельной засухи. Глаза закипевшие от жара, лопнули расплескивая мелкие капли жидкости. Волосы вспыхнули и исчезли всего за несколько секунд, оставляя голую, уже изуродованную жаром кожу. Уши высохли примерно за двадцать пять секунд и вспыхнули двумя веселыми огоньками. Плоть на ребрах медленно таяла, как кусок масла на сковороде, выставляя белоснежные на розовато-сером фоне кости.
А Торгаш все ещё был жив. Он стонал, то почти затихая, то срываясь на вполне различимый крик.
Сталкер медлил примерно минуту, глядя на человека, продавшего свою душу даже не за кошель золота, а за раскрашенные бумажки, прежде чем поднялся и снял с плеча автомат.
Снимать оружие с предохранителя и досылать патрон в патронник ему не пришлось. Зверь позаботился об этом, ещё когда был жив.
Немо просто навел ствол на дергающееся в судорогах тело, метясь в голову, и нажал на курок. Автомат тихо клацнул, не толкнув прикладом в плечо и не выплевывая на бешеной скорости маленький кусочек металла. Парень передернул затвор, выбрасывая не выстреливший патрон. Снова навел на Торгаша и выстрелил. Осечка. Затвор. Осечка. Затвор. Опять осечка. Ничего не понимая, он ещё раз передернул затвор, поднял дуло вверх и снова надавил на курок. Очередь патронов в пять заглушила стоны Торгаша и его людей. Удовлетворенно кивнув, легендарный сталкер тщательно прицелился в висок обреченного и выстрелил. Очередная осечка. Затвор. Осечка.
Немо отбросил автомат в сторону, теперь просто наблюдая за последними минутами жизни торговца. Он умирал ещё примерно три минуты. Когда жар спалил плоть на груди, сталкер успел увидеть все ещё бьющееся сердце. Наконец пламя добралось и до него. Оно дернулось, будто надеясь уйти подальше. Торгаш в последний раз выгнулся, почти сумев подняться, и затих.
Одинокий снайпер молча прошел мимо, прихватил оставленный всего несколько минут назад рюкзак и Винторез и направился прочь. Где-то в паре сотен метров огромная стая слепых псов, при поддержке трех кровососов, добивали истерично отстреливавшихся бойцов, отправленных Зверем в погоню.
Необычно быстро на небе сгустились тучи. Перистые облачка, подсвеченные встающим солнцем, превратились в темные, свинцовые громады. Немо шел вперед, не обращая на это внимания. И вдруг всю потемневшую Зону осветила ослепительная молния, а вслед за ней тучи опрокинули на землю тонны воды.
