Успех романа был обусловлен также и тем, что Чинуа Ачебе затронул особенно чувствительную струну в душах своих соотечественников – их обостренный интерес к истории. Перед народами. Нигерии – игбо, йоруба, хауса, иджо, бини – вставал вопрос: каково же их прошлое и каким может стать будущее? Еще совсем недавно история воспринималась ими как совокупность отдельных преданий, теперь, ее понимание трансформировалось. Возник интерес к прошлой жизни народа, его деяниям к культурным свершениям.
Статья «Понятие чи в космологии игбо» (1972), написанная Ч. Ачебе во время работы в Институте африканских исследований в городе Нсукка, представляет собой своеобразный ключ к пониманию мировоззрения народа игбо. Чи – таинственный двойник человека, его судьба и предназначение, а одновременно Как бы часть его души, его второе «я». Изучая противоречивые, изменяющиеся от района к району представления, связанные с этим понятием, писатель увидел, как его соплеменники мыслили структуру человеческой личности и ее характер. Ведь в этих представлениях народа игбо о чи отражались его представления о самом себе.
Мир, в котором живет человек, верят игбо, имеет продолжение в царстве духов, а человеческое существо лишь половина, причем слабейшая, личности. Чинуа Ачебе рассказал в своем исследовании предание о борце, который отправился в мир духов в поисках достойного противника. Но и там он побеждает всех. Духи умоляют его вернуться на землю, об этом же просит силача его друг – певец и флейтист, отправившийся вместе с ним в преисподнюю. Напрасно. Наконец появляется чи самого борца. Чи слаб и нерешителен, и борец смеется над столь жалким противником. Однако тот одним мизинцем поднимает его вверх и опускает на землю уже бездыханным.
Так в самом человеке, в его чи видел народ игбо и источник человеческой силы, и ее предел.
Не раз Чинуа Ачебе подчеркивал, что видит в эгалитаризме своих соотечественников одну из важнейших особенностей их культуры. Действительно, игбо наделены чувством равенства. Их общество не знало в прошлом глубокой социальной дифференциации, ему не были известны иерархические отношения господства-зависимости. Представления об единственности, неповторимости каждой личности рождали этот дух равенства. По мнению писателя, эгалитаризм определял и свободолюбие игбо, их нетерпимость к любым формам абсолютизма, который ущемлял бы право человека свободно жить.
Чинуа Ачебе задумывался над тем, как игбо осмысляли взаимоотношения мира социального, то есть мира людей, и мира мифического, в котором действовали боги, предки, духи. «Мир духов, – отмечал писатель, – где умершие прародители воссоздают жизнь, сходную с их былым земным существованием, не только параллелен миру людей, но также ему подобен и с ним физически смежен. Между двумя мирами поэтому существует постоянное движение бесконечного потока жизни, смерти и перевоплощения. Духи в масках, которые часто освящают своим присутствием людские обряды и церемонии, проникают из-под земли, как говорят, через муравьиные норы».[7]
Обитатели мифического мира, а имя им – легион, играли огромную роль в жизни народа. Ачебе отмечал, что, признавая существование бога-творца Чукву, игбо были далеки от монотеизма. Народному сознанию чужда и религиозная нетерпимость. Не без иронии напоминал писатель пословицу, согласно которой человек может боготворить Огвугву, но быть убитым Удо. В этой пословице заключена мысль о том, что истина многообразна, многолика, что необходима терпимость и широта мысли в подходе к кумирам, собственным и чужим.
Чинуа Ачебе вновь вернулся к недавней истории родного народа в романе «Стрела бога», впервые опубликованном в 1964 году.
Роман «Стрела бога» выделяется среди других произведений Ачебе своей полифоничностью. Множественность тем и идей, сложный общий замысел, поэтические детали, трехмерность характеров – все это соединяется в гармоническое целое. Читатель как бы изнутри видит жизнь, обряды, верования, строй мышления народа Тропической Африки. Национальный характер народа игбо с присущим ему духом независимости, предприимчивостью и известным конформизмом, верностью традициям и готовностью принять новые веяния писатель раскрыл в мастерски написанных массовых сценах. В остром столкновении мнений проходит встреча деревенских старейшин Умуаро, где решается вопрос о войне с соседями – деревней Окпери. Напротив, на празднике Тыквенных листьев, которым завершается сельскохозяйственный год, проявляется единство крестьянской общины. В этих контрастных эпизодах Ачебе воскрешает атмосферу, царившую в крае игбо полстолетия назад, когда каждая деревня была изолированным миром, с недоверием, а иногда с враждебностью относившимся к своим соседям. В такой обстановке, как ни сильны бывали внутренние конфликты в замкнутых крестьянских общинах, дух сплоченности торжествовал над разногласиями. Иначе община была бы не в состоянии противостоять агрессивным поползновениям соседей.
Сложный, противоречивый образ народа складывается, подобно мозаике из кусочков смальты, из множества ярких индивидуальных образов, не играющих в романе заметной самостоятельной роли. Они выстраиваются концентрическими кругами, в центре которых – жрец Эзеулу.
Этот образ верховного жреца – поистине удивительная находка Чинуа Ачебе. Сложная, многозначная, противоречивая фигура. Непреклонность сочетается в нем с гибкостью, порывистая страстность – с трезвостью и ясностью мысли. Человек сильного характера, несгибаемой воли, он становится жертвой противоречий, подрывающих устои его мира.
Охраняя древние традиции и уклад жизни, унаследованные от предков, Эзеулу, будучи дальновидным человеком, первым посылает одного из своих сыновей в школу при христианской миссии.
Прирожденный руководитель, видящий свою миссию в ограждении соплеменников от угроз и опасностей, Эзеулу вступает в единоборство со своим народом, решив, что бог Улу, которому он служит, сделал его своей карающей стрелой. В единоборстве с общиной Эзеулу, презревший мудрую мысль предков, «гласящую, что ни одни человек, как бы велик он ни был, не может стать выше своего народа», терпит крах. Но этим единоборством, завершающимся поражением, Эзеулу, быть может, оказывает последнюю услугу своему народу, говорит нам между строк Ачебе. Это поражение жреца наносит удар и по его богу, подрывает изжившую себя веру в древних богов и подготавливает умы простых африканцев для восприятия «всех ветров» перемен, дующих в XX веке.
Особое место в романе занимают образы европейцев – районного комиссара капитана Уинтерботтома, его молодого помощника Тони Кларка и других. Глубокая пропасть взаимного непонимания разделяет их и население, которым они призваны управлять. Даже, казалось бы, знающий местные обычаи старожил Уинтерботтом, в сущности, слеп; он не понимает мотивов поступков подвластных ему людей, не понимает их верований, обычаев, неверно оценивает принятые среди игбо нормы человеческих взаимоотношений, а в результате возникают остроконфликтные ситуации.
Писатель, создавая характеры чиновников-англичан, остается верен своим творческим принципам. Как и в романе «И пришло разрушение», он рисует эти образы, тщательно избегая малейшей карикатурности. Более того, Ачебе видит честность и верность своему долгу служаки Уинтерботтома, пылкий энтузиазм Кларка, деловитую энергию Райта. Но крестьяне игбо воспринимают чиновников-европейцев как полумифических представителей некой абстрактной, пугающей силы, которая сокрушает все, что пытается ей противостоять.
В романе эта сила – колониализм – еще не названа. Ее гнетущее влияние лишь начинает ощущаться. Но общеизвестно, какой жестокий удар она нанесла позднее по культуре и традициям покоренных народов, какие тяжелые испытания им принесла.
Глубокое знание культуры игбо оказало писателю огромную услугу. Пословицы и притчи, живущие в народном сознании, сверкают на страницах романа россыпью драгоценных камней. Это обращение к народной мудрости не просто литературный прием. Речь африканского крестьянина обычно метафорична, иносказательна; ведь неосторожное упоминание о болезни, несчастье, утрате может обернуться реальной бедой. К тому же африканец любит выражать общие идеи в форме конкретной, образной. Пословица и притча занимают огромное место в его жизни.
