"Атмосферу в министерстве колоний можно со всей определенностью охарактеризовать как юдофобскую; тон в этом задает Шакберг, начальник Ближневосточного отдела… Я был вне себя от ярости, когда мне стало известно, что Черчилль отделил Трансиорданию от Палестины. Для того, чтобы задобрить Абдаллу, в жертву была принесена целостность еврейского национального дома, включающего в себя все пространство библейской Палестины. Лоуренс, конечно, в нужный момент оказался у Черчилля и сумел повлиять на его решение… Это сокращает размеры еврейского национального дома до одной трети территории библейской Палестины. Министерство колоний и местная администрация в Палестине утверждают теперь, что мандатные обязательства не распространяются на Трансиорданию… Это открытие было сделано только тогда, коща понадобилось умаслить арабского эмира".

Майнерцаген решительно потребовал встречи с министром: "…Я пришел к нему, кипя от ярости и негодования. Черчилль дал мне выговориться. Я сказал ему, что по отношению к евреям была допущена вопиющая несправедливость, что в очередной раз было нарушено наше обещание, что это был абсолютно бесчестный поступок, что Декларация Бальфура растаскивается по кускам, что политика Его Величества сознательно торпедируется. Я заявил, что Ближневосточный отдел, в чьи обязанности входит реализация наших мандатных обязательств, почти на сто процентов состоит из юдофобов… Черчилль выслушал меня и сказал, что мои доводы выглядят достаточно убедительно. Однако он посчитал, что теперь уже поздно что-либо менять. Самое большее, на что он согласен, – это рассмотреть возможность установления временного срока правления Абдаллы в Трансиорданском эмирате. Все это внушает мне глубочайшее отвращение"/*43.

Начало арабского шантажа и насилия.

К чести Черчилля следует отметить, что он отверг все попытки "арабистов" убедить его в неприменимости Декларации Бальфура к оставшейся территории британского мандата, то есть в западной части Эрец-Исраэль. Но его отказ не мог умерить пыл арабов, которые почувствовали – и не без основания, что Британия склонна поддаваться их давлению, когда оно принимает характер насильственных действий.

В мае 1921 года, уже через два месяца после воцарения эмира Абдаллы над Трансиорданией, арабские толпы возобновили погромы в Яффо, а затем и на остальной территории подмандатной Палестины. В ходе кровавых беспорядков было убито около 50 евреев, в том числе известный писатель Йосеф-Хаим Бренер.

Британский судья Хорас Сэмюэль (он не был родственником верховному губернатору Палестины Герберту Сэмюэлю) участвовал в последующих судебных процессах. Вот как он описывал события, происшедшие в Яффо:

"Арабы Яффы… принялись убивать, калечить и грабить евреев при содействии и попустительстве местной полиции… Арабский сброд, вооруженный камнями и палками, атаковал Иммиграционный центр Сионистского комитета. Первый приступ еврейским иммигрантам удалось отбить. Однако затем к погромщикам присоединились арабские полицейские, вооруженные винтовками и гранатами; у них имелось также достаточное количество патронов. Штурм возобновился, полицейские высадили дверь, и возглавляемая ими толпа ворвалась в здание. В результате 13 иммигрантов были убиты".

Получив сообщение о начавшихся убийствах, англичане тут же нашли выход. Судья Сэмюэль писал об этом:

"Беспорядки, происшедшие 1 мая, и погром в Иммиграционном центре недвусмысленно указывали на то, что арабы Яффо не потерпят продолжения еврейской иммиграции в страну. В этих условиях верховный губернатор (лорд Сэмюэль) предпочел жестким мерам политику умиротворения. Через 48 часов после побоища он позвонил господину Миллеру, заместителю губернатора Яффо, и попросил его объявить арабам, что, по их настоянию, еврейская иммиграция в Палестину будет приостановлена"/*44.

Но арабы этим не удовлетворились, и в последующую неделю погромы продолжались по всей стране. Британским солдатам был отдан приказ не стрелять/*45. В результате 35 евреев были убиты, несколько сот получили ранения. По свидетельству судьи Сэмюэля, военный губернатор Иерусалима Рональд Сторрс доказывал, что "арабам надо бросить столько кусков, сколько они сумеют проглотить, – лишь бы удержать их от открытого мятежа"/*46. Его точка зрения возобладала, и британская администрация впервые ввела запрет на репатриацию евреев в Эрец-Исраэль.

Этот запрет действовал всего два месяца, но он стал прецедентом, на основании которого строилась впоследствии политика Лондона в подмандатной Палестине: еврейские интересы приносятся в жертву, как только арабы прибегают к шантажу и насилию. Декларация Бальфура отошла на второй план, а затем и вовсе утратила свой изначальный директивный характер.

Впрочем, британские специалисты по Ближнему Востоку вовсе не рассматривали действия арабов как шантаж. Напротив, они симпатизировали арабской ненависти к народу, который, по выражению Сторрса, "нигде не пользуется особыми симпатиями окружающих"/*47. Колониалисты, уверенные в своем праве вершить судьбы народов, они теперь с непревзойденным лицемерием утверждали, что еврейская власть в Эрец-Исраэль явится грубой несправедливостью по отношению к арабским аборигенам, поскольку последние всегда будут воспринимать евреев как "иноземных захватчиков".

Так, в 1920 году новый министр иностранных дел лорд Керзон, последовательный апологет колониальной политики, заявил, что "от каждого параграфа мандата так и веет иудаизмом". Керзон утверждал, что британский мандат в его изначальном виде ущемляет интересы палестинских арабов/*48. Это мнение разделял и новый командующий британскими войсками в Палестине генерал У.Н. Конгрив. Во вверенных ему частях он распространил меморандум, где говорилось, что, хотя армия находится вне политики, нельзя закрывать глаза на вопиющую несправедливость ситуации, при которой евреям дозволяется селиться в Палестине/*49.

Перемена в настроениях колониального истеблишмента мгновенно сказалась на официальной политике Великобритании. Очень скоро советник лорда Сэмюэля по арабским вопросам Эрнст Ричмонд сделал глубокомысленный вывод: "Сионизм порожден духом, который я не могу охарактеризовать иначе, как глубоко порочный"/*50. В качестве противоядия этому "порочному духу" Ричмонд замыслил и осуществил назначение Хадж-Амина эль-Хусейни на должность "Великого Муфтия".

Растущая неприязнь к сионизму и страх перед арабскими угрозами дискредитировали в глазах лондонского правительства саму идею создания сильного еврейского государства в Палестине, и англичане окончательно перешли к политике уверток и лавирования. Изменившееся отношение к еврейской репатриации затронуло всю внешнеполитическую стратегию в целом, что обнаружил полковник Майнерцаген, когда в 1923 году он попытался добиться соглашения о военном сотрудничестве между Великобританией и еврейскими поселенцами в Палестине:

"(Черчилль) посоветовал мне не выносить этот вопрос на заседание комиссии по делам Палестины, чтобы не вызвать негативную реакцию. Я спросил его, признает ли еще правительство Декларацию Бальфура, и он сказал, что признает, но в данный момент двигаться надо постепенно, поскольку кабинет ни за что не согласится на действия, восстанавливающие арабов против Великобритании. Опять политика умиротворения. Мы поставили не на ту лошадь и, Бог мой, как мы пожалеем об этом, если нам снова придется воевать!''/*51

Верность Декларации Бальфура все еще сохраняли некоторые британские парламентарии такие, как лорд Джошуа Уэжвуд, Уиндхэм Лидс и Леопольд Эймери. Но их влияние постоянно уменьшалось и через несколько лет оно почти окончательно сошло на нет. В августе 1929 года, в день поста 9 Ава, толпы арабов совершили нападения на евреев в Хевроне, Иерусалиме, Цфате и других городах страны. Погромщики беспрепятственно чинили кровавое насилие в течение восьми последующих дней. 113 евреев были убиты, многие сотни – ранены, а шесть еврейских поселений – полностью разрушены. Именно тогда была вырезана древнейшая еврейская община в Хевроне. Англичане снова предпочли не открывать огонь по арабским погромщикам, зато они конфисковали у еврейских поселенцев несколько стволов "незаконно хранившегося у них" оружия. Ежедневная газета "Давар" в отчаянии вопрошала: