Самое подходящее время для прогулки… а позавтракать можно и на природе.

Синьор Петруччи — из тех приятных людей, что никогда не задерживаются. Сказал, что ждать его следует через два часа после восхода солнца — во столько и приехал. Привез с собой умеренных размеров холщовую сумку, устроился под деревом, достал скатерть, пару бутылок вина, оловянные кубки, лепешки, сыр, оливки — и сидит, любуется с середины холма долиной. Вверх по дорожке поднимаются крестьяне, ведут вола, кланяются — благородный синьор отвечает им кивком, говорит пару слов, должно быть, желает чего-то хорошего. Вниз спускаются две девчонки лет десяти, несущие в подолах орехи, уговаривают синьора купить — покупает, дает на монету больше, чем просят, улыбается восторженному щебету крестьянок.

Ученый муж под сенью древ, замечательная картина, хоть рисуй. И если проезжающий мимо всадник, не крестьянин, вестимо, а кто-то более достойного происхождения, спешится у того дерева и предложит синьору разделить с ним трапезу — вежливый ученый человек не откажет, разумеется. Под разумную беседу и вино лучше пьется, и оливки сами в горло прыгают. А говорить можно о чем угодно, например, о новостях. Ромские новости — бесконечная тема для беседы, пока об одном поговоришь, другое уже случится…

А есть ведь и прочие италийские земли, и если всадник — нездешний, то рассказывать начнет уже он. И тут беседа может затянуться хоть до следующего утра, потому что городов на полуострове много, события, интересы, люди в каждом свои — и если попадется человек сведующий, то и подробности одного какого-нибудь дела можно разбирать, пока нити не станут столь тонкими, что даже ангелу рубашку не сошьешь…

— Он согласился. Не раздумывая, вы были правы, — говорит Виченцо Корнаро, отбрасывая со лба рыжую прядь.

— Я знаю, — улыбается Бартоломео Петруччи.

— Как? Откуда дошли новости?

— Нет, новости первым принесли вы, но я просто знал, что он согласится.

Синьор Петруччи, ученый муж родом из Сиены, давным-давно живущий в Роме, даже никогда не видел человека, о котором идет речь. Не заносило ни Бартоломео так далеко на север, ни каледонского дворянина так далеко на юг. Но это ничего не значит. Некоторые не способны узнать дерево, даже врезавшись в него лбом три раза подряд, а другим достаточно увидеть прошлогодний полуистлевший лист, чтобы назвать и породу, и свойства древесины.

— Он потребовал часть денег вперед. Мы согласились. — Этот пункт все еще вводил Виченцо в недоумение. Но так посоветовал сеньор Петруччи и в Равенне этот совет приняли. Странно. Очень странно, когда имеешь дело с человеком, заведомо не знающим слов «торговая честь».

— Хорошо, что не вздумали торговаться, — медленно кивает собеседник. — Иначе вы оказались бы в пренеприятном положении. Друг мой, наемные убийцы всегда берут вперед половину платы. Причина очень проста: можно попытаться и не преуспеть, но ведь вы же понимаете, что никто не убивает за плату лишь ради удовольствия убить. Это совершенно разные вещи. И у убийцы всегда есть те, кого он вынужден обеспечивать своим ремеслом. Семья, любовница… или целая держава. Зависит лишь от положения наемника. В вашем случае цена высока, но вы и от нее получите свою прибыль — и будьте уверены, ваш убийца это понял. А нужное вам дело никто другой не сделает.

Синьор Петруччи наливает собеседнику вина. Смотрит он, кажется, мимо бутылки и мимо кубка — вниз, в долину. Но не проливает.

— И вы можете также быть уверены, что синьор Хейлз прекрасно понял, что вас устраивает и неудача.

— Теперь, кажется, я вас не понимаю, — берет кубок Виченцо.

— Если поединок состоится, но погибнет Хейлз, нарушит ли это ваши планы?

— Отчасти… — Тут все отработано и прикрыто. — Нам, вернее, арелатцам, нужен кто-то в Каледонии. С большинством тамошних вельмож нельзя иметь дело… Но регентша в тяжелом положении, и даже деньги его исправят не слишком. Так что договориться мы сможем. А посла можно будет убить и обычным образом. И объявить его смерть делом рук каледонской партии, местью. Если Людовик решит поверить обвинению, они с Валуа-Ангулемом не расцепятся еще год, а то и два. Но даже если не поверит, они не успеют со всеми договориться снова.

— Именно так, друг мой. Но синьора Хейлза подобное совершенно не устраивает, а потому он постарается выполнить все, о чем вы договорились, и остаться в живых. Самый надежный человек: его интересы полностью совпадают с вашими, а на кону — все, что для него важно.

— Если же и этот, второй план окажется невыполнимым… — Виченцо разводит руками, — вся надежда на вас, синьор Петруччи.

— Вы занимаетесь политикой, торговлей и войной, синьор Корнаро. Вы должны знать, что планы редко осуществляются именно так, как задумано. Поэтому я предпочитаю полагаться не на цепочки действий, а на людей. А вы на меня можете рассчитывать полностью. Наши интересы совпадают, а на кону — все, что мне дорого.

Бартоломео Петруччи некогда сам отыскал людей короля Тидрека. Те, кто предлагает себя на подобную роль, принадлежат к одному из двух типов на выбор — либо это дешевые плуты, мошенники, ищущие любого способа заработать, те, что и родную мать в базарный день по сходной цене продадут. Либо очень серьезные люди, простую выгоду в золотой монете пускающие в то же дело, куда вложено и все остальное. Их не перекупишь, не переманишь ни на какую сторону — служат они, в общем, себе, своим мечтам и замыслам.

Виченцо Корнаро, который служит своему дому, Светлейшей Республике Венеции и королю — и именно в этом порядке, что, в общем, достаточно ясно любому, кто слышал его фамилию — сначала отнес синьора Петруччи к числу первых. Но это было давно. И произошло по ошибке. Просто мечта сиенца оказалась настолько дикой и на какой угодно взгляд неисполнимой, что к ней трудно было относиться всерьез. Было.

Но есть у синьора Петруччи и маленькая странность: неприязнь к семейству Корво. У Корво, надо сказать, с Петруччи до ножей не доходило, да и Бартоломео да Сиена явным образом отказался от связей с семьей. А отношение, личное и весьма дурное — тем не менее, есть. Нужно обладать очень острым чутьем, чтобы его распознать. Потому что ушами не слышишь, глазами не видишь — но знаешь, что это так. Ниоткуда, просто знаешь. Как иногда чувствуешь, что кто-то врет, а кто-то врет, но сам верит в свое вранье, кто-то прикидывается спокойным, а внутри весь дрожит от нетерпения, а у третьего, хоть он и беззаботно смеется, от боли трескается голова…

Вот так же Виченцо знает, что Бартоломео семью Корво не просто недолюбливает, он с ней по одной земле ходить не хочет. А ходит же, рядом, близко. И не выдает себя ни в чем.

— Скажите, синьор Петруччи… если я могу спросить — почему вы выбрали Равенну, а не Рому? У Его Святейшества куда больше шансов объединить полуостров под своей властью…

Сиенец кивает, улыбается, складывает ладонь к ладони.

— Вы знаете, что сейчас происходит в королевстве Толедском? — спрашивает он.

— Вряд ли мы думаем об одном и том же, — говорит Корнаро.

— Да… вряд ли. Городские советы теряют власть. Общины — привилегии. Монархи перестали быть первыми среди равных… а оказать сопротивление в одиночку — невозможно, потому что попытка противостоять христианнейшим правителям рано или поздно трактуется как ересь и карается соответственно. Лишением имущества, изгнанием… смертью — редко. Но все чаще. Синьор Корнаро — а ведь это всего лишь светская власть, подмявшая под себя местную церковь. Что будет, если главой государства станет священник? Хуже — наместник Божий?

— Я вас понимаю. Если рыцарское и духовное сословия сольются воедино, объединив прерогативы, на эту власть уже не найдется никакой управы, она не будет ничем ограничена, — медленно говорит Виченцо, подбирает на ходу слова. — Мятеж против власти назовут мятежом против Господа, и покарают как таковой. И такая власть, не боящася ничего и никого, ни Господа — ибо Господь в любом случае с ними, ни людей — ибо не они ли поставлены над людьми опять же Господом… Эта власть погубит себя рано или поздно, но не раньше, чем погубит все вокруг себя.