А спаситель отечества возвращается не один, за ним, судя по топоту — целая кавалькада, пятеро или шестеро. И что же это наш терьер отрыл и приволок? Уезжал-то вдвоем с ординарцем…

Ради такого случая де Вожуа даже поднимется и выйдет во двор.

А там — люди полковника, из прибывших позавчера, но эти держатся чуть поодаль, за забором, а вот господин полковник де Рэ на своем фризском драконе въезжает внутрь, да в седле не один, а с добычей. Добыча — типичный аурелианец, и отчего-то похожа на самого охотника. Как младший брат. «Их, что, теперь будет много?» — скрипит зубами Дени.

— Господин полковник?

— Господин советник, только что господин генерал выразил недовольство тем, что у нас пока нет свежих сведений с той стороны. Я думаю, что теперь мы можем что-нибудь узнать.

Добыча, имеющая бледноватый вид, — ранен, что ли? — презрительно фыркает. Дени тоже хочется фыркнуть — молоденький пленник в чине капитана не похож на источник ценных сведений. То ли его в разъезд отправили, то ли в разведку. Интересно, знает ли марселец хоть что-нибудь из того, что мы и без господина полковника давно всюду записали?

— Уж простите, — разводит руками де Рэ, — что поймалось, то и привез. Примите пленного, господин советник.

Марсельский капитан неловко выбирается из седла, прижимая правую руку к груди. Повязки нет, крови тоже не видно. Зато пурпуэн и рейтузы изгвазданы — и вычищены наспех. Упал неудачно?

Полковник спрыгивает следом, стоит, не спуская с аурелианца глаз. Дени смотрит не столько на них двоих, сколько на шпагу, которой обзавелся де Рэ. На вкус де Вожуа — тяжеловата, но отличная толедская работа, штучная. Пленник, значит, не из бедных. Интересно, господин полковник потребует за него выкуп?

— Вы ранены, господин капитан?

Капитан доблестного воинства славного города Марселя смотрит так, словно собирается кусаться. Морда бледная, злая. Волчонок… к чему это все? Что они там навыдумали себе в Марселе, что мы тут пленных на вертеле жарим, что ли? Вроде бы офицер, должен соображать…

— Я офицер армии Арелата и католик, сударь. И обещаю вам, что с вами будут обращаться согласно вашему положению и законам чести, — негромко говорит де Вожуа.

— Б-благодарю, — кивает волчонок, и у Дени возникает подозрение, что де Рэ ему ничего подобного не сказал.

С другой стороны, тут его винить нечего: от вильгельмианина, да еще после всего, что он тут наслушался о марсельских делах, ждать буквального соблюдения правил не приходится, а с пленным он явно ничего дурного не делал. Разве что был невежлив.

У капитана не только шпага хорошая, у него еще и платье дорогое. Хотя это у нас такое сукно дорого, а здесь в Марселе, может, и дешевле: со своих мануфактур. Но пуговицы — серебро, да не простое, а с узором. Аурелианская армия, атакующая строем, похожа на стаю попугаев: тут тебе и все цвета радуги, и те, которых радуга не знает. Этот вот в сером с прозеленью…

«И куда теперь девать эту ценную добычу, — думает де Вожуа, — не в сарай же его сажать? А дом невелик… ладно, посадим к писарям. Лекаря все-таки стоит позвать, пусть осмотрит. Нам капитана все-таки допрашивать, хотя бы из уважения к господину полковнику…»

Капитан Арнальд Делабарта — южанин, местный, — как выяснилось, сломал руку. Сломал совершенно сам, пока дрался с де Рэ, и, конечно, не сказал противнику ни слова — положение, когда вроде бы беспомощная дичь переиграла охотников и по мастерству, и по качеству расчета, было и без того достаточно неуютным. Ну а полковник не проявил внимания, хотя мог бы, конечно, и заметить.

Так что теперь взамен оружия капитан обзавелся новехоньким лубком на руке, и о шпаге мог забыть на добрый месяц. Впрочем, он о ней пока и не думал, хотя потом должен был бы и вспомнить. Битый час молодой человек очень, очень пытался ничего не сказать. Бросал суровые взгляды, супился и вертел головой по сторонам, видимо, ожидая, что к нему подступят с пристрастием и выискивая орудия для оного.

В то, что де Рубо — это де Рубо, тоже поверил не сразу. Видимо, как-то иначе себе его представлял.

А вот когда осознал, что никто из него силой ничего добывать не собирается, да выслушал получасовое объяснение о назначении и устройстве конструкции, с которой генерал возился по ходу разговора — ей предстояло стать верхней частью той самой сушилки для обуви — да столько, да еще полстолько, да еще четверть столько всяких нужных и полезных мелочей… то и сам начал что-то рассказывать.

Только поведать капитан Делабарта — которого де Вожуа несколько раз нечаянно переделывал в де ла Бара, по привычке, на что молодой человек сердито вспыхивал, — ничего действительно нового не смог. Численность войск Аурелии в Марселе была известна и раньше, пополнения к ним не пришло, да и неоткуда было, и не могло оно пробраться незамеченным. Что в городе еще не начали голодать, но уже туго затянули пояса — само собой понятно. Что немногих дворян, принявших вильгельмианство, не выгнали из города, а держат в тюрьме — в штабе давно и сами догадались. Что всю неделю после изгнания «еретиков» марсельцы ждали атаки и были к ней готовы, тоже не новость. А планами на будущее командование с такими как Делабарта не делится… в том числе и вот на такие случаи.

В общем, из плохой охоты на полковника де Рэ у капитана получилась очень даже неплохая разведка. С генералом де Рубо лично познакомился, на штаб армии полюбовался, через расположение Первого полка его провезли… с почетным караулом, и не кто-нибудь, а командующий прибывшего к арелатцам пополнения. Молодой человек мог гордиться собой. Поставив сети на ловца, он по уши запутался в них, стал приманкой — и добыл-таки на живца кое-что весьма интересное. Только сейчас он этого не понимает… так скоро поймет.

А не понимает, потому что считает, что на арелатскую армию и внутреннее ее устройство он будет смотреть еще долго — и узнать о ней рискует очень много.

Господин полковник во время допроса терпеливо сидел у стенки — за спиной у пленного, чем марсельца очень беспокоил. Сам де Рэ, кажется, тоже пребывал отнюдь не в восторге. Барабанил пальцами по оконной раме, резко поворачивал голову, когда Делабарта начинал говорить, а когда генерал вдавался в особо долгие рассуждения, тер висок тыльной стороной кисти, затянутой в перчатку. Кажется, у него болела голова.

Впрочем, результат он заметил и некоторое время слушал довольно внимательно — для него-то часть обсуждаемого была новостью — но вот когда де Рубо сказал, что проголодался и предложил всем, включая марсельца, естественно, тут же, не сходя с места, и поужинать, де Рэ попросил разрешения откланяться. И конечно получил его. Хотелось бы знать, с кем он не хотел сидеть за одним столом? С Делабарта или с де Рубо?

Минуты не прошло — послышался за окном топот фризского жеребца, значит, вылетел северянин стрелой. Только бы опять с добычей не вернулся!..

Глядя на капитана, пытавшегося на ходу научиться управляться с ложкой левой рукой, де Вожуа с трудом сдерживал улыбку. Плен пленом, а аппетит у молодого человека на месте: наворачивает кашу за обе щеки. Видимо, с утра сидел в засаде. Да и каша отличная, наваристая, мяса в ней много. Возможно, де Рэ и притащил с собой личную походную кухню и обоз разносолов, но от здешней каши отказался совершенно напрасно. Повара для генерала советник искал сам, долго, и нашел наконец такого, что хоть на костре, хоть на дворцовой кухне из ничего соорудит много вкусной еды.

А разговор кружил по здешнему побережью и здешним урожаям, погоде, охоте. Дени слушал, подхватывал, где ему оставляли место, и запоминал все сказанное, а особо — те случаи, когда Делабарта пытался что-нибудь упоминанием обойти. Потом — через дичь и лошадей — они вдруг перескочили на сегодняшнюю засаду, и тут марсельский капитан спал с лица и снова сделался неразговорчив.

Обижается, кажется, юный офицер, что его перехитрили. Он думал, что наш черный всадник просто так выкаблучивается, катаясь по ничейной полосе без сопровождения — а он не просто выкаблучивался, он искал родственную душу.